Неточные совпадения
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как старик: «Извольте, говорит, я
поеду и туда, и туда…» (размахивает
руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что в комнате, говорит, немножко темно».
Стародум(к Правдину, держа
руки Софьи и Милона). Ну, мой друг! Мы
едем. Пожелай нам…
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой. Потом
поехала в казармы и из собственных
рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.
Она
поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в
руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же
поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо,
руки и шею.
— А, как это мило! — сказала она, подавая
руку мужу и улыбкой здороваясь с домашним человеком, Слюдиным. — Ты ночуешь, надеюсь? — было первое слово, которое подсказал ей дух обмана, — а теперь
едем вместе. Только жаль, что я обещала Бетси. Она заедет за мной.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая
руку. — Туда
ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
Ее взгляд, прикосновение
руки прожгли его. Он поцеловал свою ладонь в том месте, где она тронула его, и
поехал домой, счастливый сознанием того, что в нынешний вечер он приблизился к достижению своей цели более, чем в два последние месяца.
— Нет, оставайтесь как вы были, — сказала подошедшая Анна, — а мы
поедем в коляске, — и, взяв под
руку Долли, увела ее.
— Нет, так я, напротив, оставлю его нарочно у нас всё лето и буду рассыпаться с ним в любезностях, — говорил Левин, целуя ее
руки. — Вот увидишь. Завтра… Да, правда, завтра мы
едем.
— Я не знала, что вы
едете. Зачем вы
едете? — сказала она, опустив
руку, которою взялась было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли на ее лице.
— Только если бы не жалко бросить, что заведено… трудов положено много… махнул бы на всё
рукой, продал бы,
поехал бы, как Николай Иваныч… Елену слушать, — сказал помещик с осветившею его умное старое лицо приятною улыбкой.
Приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он
едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут, он, верно, закрыл глаза
рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас! Поймете ли вы меня?..» — и так далее.
Печорин сел верхом; я поднял ее с земли и кое-как посадил к нему на седло; он обхватил ее
рукой, и мы
поехали назад.
— Признаюсь, — сказал Чичиков, наклоня голову набок и взявшись
рукою за ручку кресел, —
еду я, покамест, не столько по своей нужде, сколько по нужде другого.
— Ну, если так — по
рукам!
Едем! — сказал, оживляясь, Платонов.
В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между собою, потому что уже начало было сделано, и оба почти в одно и то же время изъявили удовольствие, что пыль по дороге была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь
ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив
рукой свои черные густые волосы.
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под
руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге,
ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
— Браво! — сказал Чичиков, хлопнув по
руке его. —
Едем!
— Здесь Ноздрев, схвативши за
руку Чичикова, стал тащить его в другую комнату, и как тот ни упирался ногами в пол и ни уверял, что он знает уже, какая шарманка, но должен был услышать еще раз, каким образом
поехал в поход Мальбруг.
—
Еду я, — сказал Чичиков, потирая себе
рукой по колену, в сопровожденье легкого покачиванья всего туловища и наклоняя голову набок, — не столько по своей нужде, сколько по нужде другого.
Тут только, оглянувшись вокруг себя, он заметил, что они
ехали прекрасною рощей; миловидная березовая ограда тянулась у них справа и слева. Между дерев мелькала белая каменная церковь. В конце улицы показался господин, шедший к ним навстречу, в картузе, с суковатой палкой в
руке. Облизанный аглицкий пес на высоких ножках бежал перед ним.
А он не
едет; он заране
Писать ко прадедам готов
О скорой встрече; а Татьяне
И дела нет (их пол таков);
А он упрям, отстать не хочет,
Еще надеется, хлопочет;
Смелей здорового, больной
Княгине слабою
рукойОн пишет страстное посланье.
Хоть толку мало вообще
Он в письмах видел не вотще;
Но, знать, сердечное страданье
Уже пришло ему невмочь.
Вот вам письмо его точь-в-точь.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув
рукою, вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение
ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор отца с матушкой. Они говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет дорога?
— Замечать стал еще прежде, окончательно же убедился третьего дня, почти в самую минуту приезда в Петербург. Впрочем, еще в Москве воображал, что
еду добиваться
руки Авдотьи Романовны и соперничать с господином Лужиным.
Судятся-судятся здесь, да в губернию
поедут, а там уж их ждут да от радости
руками плещут.
Вожеватов (поднимая
руку). Ваше. Значит, мне одному в Париж
ехать. Я не в убытке; расходов меньше.
Между ими на белом коне
ехал человек в красном кафтане, с обнаженной саблею в
руке: это был сам Пугачев.
— А! он по медицинскому факультету, — заметил Николай Петрович и помолчал. — Петр, — прибавил он и протянул
руку, — это, никак, наши мужики
едут?
До Риги
ехали в разных вагонах, а в Риге Самгин сделал внушительный доклад Кормилицыну, настращал его возможностью и даже неизбежностью разных скандалов, несчастий, убедил немедленно отправить беженцев на Орел, сдал на
руки ему Осипа и в тот же вечер выехал в Петроград, припоминая и взвешивая все, что дала ему эта поездка.
«Напрасно я уступил настояниям матери и Варавки, напрасно
поехал в этот задыхающийся город, — подумал Клим с раздражением на себя. — Может быть, в советах матери скрыто желание не допускать меня жить в одном городе с Лидией? Если так — это глупо; они отдали Лидию в
руки Макарова».
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он хотел встать, ноги у него
поехали под стол, шлепнулся в кресло и, подняв
руки вверх, объявил: «Я — не вор!» — «Вы, говорю, дурак.
Самгин сказал, что завтра утром должен
ехать в Дрезден, и не очень вежливо вытянул свои пальцы из его влажной, горячей ладони. Быстро шагая по слабо освещенной и пустой улице, обернув
руку платком, он чувствовал, что нуждается в утешении или же должен оправдаться в чем-то пред собой.
— Слезайте, дальше не
поеду. Нет, денег мне не надо, — отмахнулся он
рукою в худой варежке. — Не таков день, чтобы гривенники брать. Вы, господа, не обижайтесь! У меня — сын пошел. Боюсь будто чего…
С Поварской вышел высокий солдат, держа в обеих
руках винтовку, а за ним, разбросанно, шагах в десяти друг от друга, двигались не торопясь маленькие солдатики и человек десять штатских с ружьями; в центре отряда
ехала пушечка — толщиной с водосточную трубу; хобот ее, немножко наклонясь, как будто нюхал булыжник площади, пересыпанный снегом, точно куриные яйца мякиной.
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов, двери, ворота, солидные люди
поехали куда-то на собственных лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в
руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись, город уныло притих.
— Здравствуй, — сказала она тихо и безрадостно, в темных глазах ее Клим заметил только усталость. Целуя
руку ее, он пытливо взглянул на живот, но фигура Лидии была девически тонка и стройна. В сани извозчика она села с Алиной, Самгин, несколько обиженный встречей и растерявшийся,
поехал отдельно, нагруженный картонками, озабоченный тем, чтоб не растерять их.
— Я думаю
поехать в Песочное, поговорить с крестьянами непосредственно, — заявил Самгин. Денисов оживился, разнял
руки и, поглаживая бедра свои, уверенно сказал...
— Он
ехал на извозчике, и вдруг Воронов бросился, — рассказывал Злобин, взмахивая
рукой, задевая фуражкой о забор, из опухшего глаза его сочились слезы, длинные ноги топали, он качался, но Самгин видел, что он не пьян, а — возмущен, испуган.
Но раньше чем они успели кончить завтрак, явился Игорь Туробоев, бледный, с синевой под глазами, корректно расшаркался пред матерью Клима, поцеловал ей
руку и, остановясь пред Варавкой, очень звонко объявил, что он любит Лиду, не может
ехать в Петербург и просит Варавку…
— Какая холодная вода, совсем
рука оледенела! Боже мой! Как весело, как хорошо! — продолжала она, глядя по сторонам. —
Поедем завтра опять, только уж прямо из дома…
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого
ехать в деревню и взять в свои
руки приведенное в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по делам своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
— Так что же? А это разве ничего, что мы видим друг друга, что ты зайдешь в антракте, при разъезде подойдешь, подашь
руку до кареты?.. Извольте
ехать! — повелительно прибавила она. — Что это за новости!
Отец и сын пожали друг другу
руки. Андрей
поехал крупным шагом.
Тетка возьмет ее двумя пальцами за обе щеки, поцелует в лоб, а она поцелует
руку у тетки, и та
поедет, а эта останется.
Теперь она собиралась
ехать всем домом к обедне и в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив
руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала, снимая чехлы с мебели.
— Просит, молит
поехать к вам, просить
руки Марфы Васильевны… — конфузливо досказала Марья Егоровна.
Губернатор ласково хлопнул
рукой по его ладони и повел к себе, показал экипаж, удобный и покойный, — сказал, что и кухня
поедет за ним, и карты захватит. «В пикет будем сражаться, — прибавил он, — и мне веселее
ехать, чем с одним секретарем, которому много будет дела».
Телега
ехала с грохотом, прискакивая; прискакивали и мужики; иной сидел прямо, держась обеими
руками за края, другой лежал, положив голову на третьего, а третий, опершись
рукой на локоть, лежал в глубине, а ноги висели через край телеги.
— Ты, мой батюшка, что! — вдруг всплеснув
руками, сказала бабушка, теперь только заметившая Райского. — В каком виде! Люди, Егорка! — да как это вы угораздились сойтись? Из какой тьмы кромешной! Посмотри, с тебя течет, лужа на полу! Борюшка! ведь ты уходишь себя! Они домой
ехали, а тебя кто толкал из дома? Вот — охота пуще неволи! Поди, поди переоденься, — да рому к чаю! — Иван Иваныч! — вот и вы пошли бы с ним… Да знакомы ли вы? Внук мой, Борис Павлыч Райский — Иван Иваныч Тушин!..