Неточные совпадения
И те и другие считали его гордецом; и те и другие его уважали за его отличные, аристократические манеры, за слухи о его победах; за то, что он прекрасно одевался и всегда останавливался в лучшем номере лучшей гостиницы; за то, что он вообще хорошо обедал, а однажды даже пообедал с Веллингтоном [Веллингтон Артур Уэлсли (1769–1852) — английский полководец и государственный деятель; в 1815 году при содействии прусской армии одержал победу над Наполеоном при Ватерлоо.] у Людовика-Филиппа; [Людовик-Филипп, Луи-Филипп — французский король (1830–1848); февральская
революция 1848 года заставила Людовика-Филиппа отречься от престола и бежать в Англию, где он и умер.] за то, что он всюду возил с собою настоящий серебряный несессер и походную ванну; за то, что от него пахло какими-то необыкновенными, удивительно «благородными»
духами; за то, что он мастерски играл в вист и всегда проигрывал; наконец, его уважали также за его безукоризненную честность.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать деньги и говорит о примате
духа. О
революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Наиболее положительные черты русского человека, обнаружившиеся в
революции и войне, необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию,
дух коммюнотарности — есть черты христианские, выработанные христианством в русском народе, т. е. прошлым.
Требование
революции тоже кесарево требование, только
революция духа стояла бы вне этого, но она не может быть смешиваема с
революциями политическими и социальными, она принадлежит к другому плану бытия.
Революцию нельзя свергать, ее нужно внутренне изживать, защищая
дух, на который она всегда посягает.
Такую же ошибку делали, когда совершали
революцию во имя природы; ее можно делать только во имя
духа, природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, создавала лишь новые формы рабства.
Наоборот, я давно предвидел, что в
революции будет истреблена свобода и что победят в ней экстремистские и враждебные культуре и
духу элементы.
Меня отталкивало более всего, что они не являются духовными
революциями, что
дух ими совсем отрицается или остается старым.
Я окончательно пришел к осознанию той истины, что
дух есть свобода и
революция, материя же есть необходимость и реакция, и она сообщает реакционный характер самим
революциям.
Коммунистическая
революция истребила свободу
духа и мысли и сделала невыносимым положение деятелей культуры и мысли.
Миросозерцание, под символикой которого протекала
революция, не только не признавало существование
духа и духовной активности, но и рассматривало
дух как препятствие для осуществления коммунистического строя, как контрреволюцию.
У меня было даже революционное восстание
духа против этих
революций.
Но в обыкновенных
революциях мир
духа ущемлен материей, и она искажает его достижения.
Коммунизм, как он себя обнаружил в русской
революции, отрицал свободу, отрицал личность, отрицал
дух.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской
революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового
духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Но это значит, что мое подлинное дело есть
революция духа, а не политики.
Интересно, что Достоевский сделался врагом
революции и революционеров из любви к свободе, он увидал в
духе революционного социализма отрицание свободы и личности.
Результаты сказались на русской
революции, на совершенных ею гонениях на
дух.
Достоевский заинтересовывается человеком, когда начинается внутренняя
революция духа.
Профетическое художество его определялось тем, что он раскрывал вулканическую почву
духа, изображал внутреннюю
революцию духа.
Ту же правду, которая провозглашена была протестантизмом и была началом
революции человеческого
духа, еще смелее и крайнее утверждал гуманизм.
Старогородская интеллигенция находила, что это не проповедь, а
революция, и что если протопоп пойдет говорить в таком
духе, то чиновным людям скоро будет неловко даже выходить на улицу.
— Даю вам миллион триста тысяч слов, что каждый из этих злых
духов, при первом свидании, получит от меня такую taloche взбучку., что забудет в другой раз являться с предложениями) О! я эти
революции из них выбью! Я их подтяну!
Не признавая
революции, проповедуемой Висленевым при содействии Благочестивого Устина и других
духов, она оказалась непреклонною рабой законов европейского общества и приводила Иосафа в отчаяние.
В
революции есть демониакальный элемент, в ней происходит взрыв
духа мести, ненависти и убийства.
Стихия
революции всегда была антиперсоналистической, т. е. реакционной, она всегда была неблагоприятной свободе
духа, свободе личности, свободе личных суждений.
Революции делаются средним человеком и для среднего человека, который совсем не хочет изменения структуры сознания, не хочет нового
духа, не хочет стать новым человеком, не хочет реальной победы над рабством.
Роковое и греховное в старом государстве и роковое и греховное в коррелятивной ему
революции одинаково враждебны свободе
духа, одинаково сталкиваются с бесконечной ценностью личности, и столкновение это есть трагизм, непреодолимый в пределах греховного мира.
Революция есть явление духовное, хотя она может отрицать
дух и обычно даже имеет тенденцию отрицать его.
Поэтому торжествующая
революция обычно сталкивается с личным творчеством и свободным
духом.
Революция создала тоталитарное коммунистическое царство, и в этом царстве угас революционный
дух, исчезли свободные искания.
Толстой и Достоевский глашатаи универсальной
революции духа.
Их ужаснула бы русская коммунистическая
революция своим отрицанием
духа, но и они были ее предшественниками.
Он выражает
революцию духа, раскрывает диалектику
революции.
Он не любил и обличал революционную интеллигенцию прежде всего потому, что предвидел отрицание свободы
духа как предельный результат идейной диалектики
революции, основанной на безбожии.
Новая духовность понимает
дух не как отрешенность и бегство из мира, покорно оставляющее мир таким, каков он есть, а как духовное завоевание мира, как реальное изменение его, не объективируя
дух в мировой данности, а подчиняя мир внутреннему существованию, всегда глубоко личному, разрушая призраки «общего», т. е. совершая персоналистическую
революцию.
Даже социализация
духа в
революциях есть консервативный принцип, принцип конечности.
Он знал, что
революция, которую он ощутил в подземном, подпочвенном слое России, не приведет к свободе, что началось движение к окончательному порабощению человеческого
духа.
Достоевский и был глашатаем совершающейся
революции духа.
Он не любил «
революцию», потому что она ведет к рабству человека, к отрицанию свободы
духа.
Он — величайший изобличитель лжи и неправды того
духа, который действует в
революции, он предвидит в грядущем нарастание антихристова
духа,
духа человекобожества.
Он все время писал о
революции как явлении
духа.
—
Революция теперь всюду господствует в Европе; она точно также есть и в России, хотя и скрывается здесь лучше, чем в других местах; поэтому мы должны удвоить бдительность и рвение с помощью Божественного провидения. Мы, государи, отвечаем перед Богом за нерадение управления народом. Тебе, брат, предстоит окончить великую обязанность, которую я принял на себя, основав Священный Союз Государей под покровительством Святого
Духа.
Достоевский — художник и мыслитель эпохи начавшейся подземной
революции,
революции в
духе людей, в
духе народа.
Совершив на деле то, что Иван совершил в мыслях, что он в
духе разрешил, Смердяков спрашивает Ивана: «Вы вот сами тогда все говорили, что все позволено, а теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяковы
революции, осуществив на деле принцип Ивана «все дозволено», имеют основание спросить Иванов
революции: «Теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяков возненавидел Ивана, обучившего его атеизму и нигилизму.
Он не связан уже ни с какой статикой быта, он весь в динамике, в беспокойстве, весь пронизан токами, идущими от грядущего, весь в
революции духа.
Он из глубины
духа, из внутренних процессов постиг характер русской
революции, а не из внешних событий окружающей его эмпирической действительности.
Достоевский был глашатаем совершающейся
революции духа, он весь в огненной динамике
духа, весь обращен к грядущему.
Поэтому Достоевский видит
революцию, совершающуюся в глубине человеческого
духа.
Деятели
революции сами не знают, какие
духи ими владеют.