Неточные совпадения
Возвратясь в дом, Самгин закусил, выпил две рюмки водки, прилег
на диван и тотчас заснул. Разбудил его оглушительный треск грома, — в парке непрерывно сверкали молнии, в комнате,
на столе все
дрожало и пряталось во тьму, густой дождь хлестал в стекла, синевато светилась посуда
на столе, выл
ветер и откуда-то доносился ворчливый голос Захария...
Я писал вам, как мы, гонимые бурным
ветром,
дрожа от северного холода, пробежали мимо берегов Европы, как в первый раз пал
на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с берега благоуханием цветов.
Порывистый
ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся
дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко;
на красноватой траве,
на былинках,
на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Дети играют
на улице, у берега, и их голоса раздаются пронзительно-чисто по реке и по вечерней заре; к воздуху примешивается паленый запах овинов, роса начинает исподволь стлать дымом по полю, над лесом
ветер как-то ходит вслух, словно лист закипает, а тут зарница,
дрожа, осветит замирающей, трепетной лазурью окрестности, и Вера Артамоновна, больше ворча, нежели сердясь, говорит, найдя меня под липой...
Снег валил густыми, липкими хлопьями; гонимые порывистым, влажным
ветром, они падали
на землю, превращаясь местами в лужи, местами подымаясь мокрыми сугробами; клочки серых, тяжелых туч быстро бежали по небу, обливая окрестность сумрачным светом; печально смотрели обнаженные кусты; где-где
дрожал одинокий листок, свернувшийся в трубочку; еще печальнее вилась снежная дорога, пересеченная кое-где широкими пятнами почерневшей вязкой почвы; там синела холодною полосою Ока, дальше все застилалось снежными хлопьями, которые волновались как складки савана, готового упасть и окутать землю…
А
на дворе была погода нехорошая, беспокойная; дверь
дрожала от напора
ветра, и в сенях дуло со всех сторон, так что едва не погасла свеча.
Палицын взошел в дом; — в зале было темно; оконницы
дрожали от
ветра и сильного дождя; в гостиной стояла свеча; эта комната была совершенно отделана во вкусе 18-го века: разноцветные обои, три круглые стола; перед каждым небольшое канапе; глухая стена, находящаяся между двумя высокими печьми,
на которых стояли безобразные статуйки, была вся измалевана;
на ней изображался завядшими красками торжественный въезд Петра I в Москву после Полтавы: эту картину можно бы назвать рисованной программой.
Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы зазвучал громче, испуганно. Грянул гром — и тучи
дрогнули, охваченные синим огнём. Крупный дождь полился ручьями, и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами
ветра и дождя, ложилась
на землю. Всё
дрожало, волновалось.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом
на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать
ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий
дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
Владимир Сергеич побежал
на крик. Он нашел Ипатова
на берегу пруда; фонарь, повешенный
на суку, ярко освещал седую голову старика. Он ломал руки и шатался как пьяный; возле него женщина, лежа
на траве, билась и рыдала; кругом суетились люди. Иван Ильич уже вошел по колена в воду и щупал дно шестом; кучер раздевался,
дрожа всем телом; два человека тащили вдоль берега лодку; слышался резкий топот копыт по улице деревни…
Ветер несся с визгом, как бы силясь задуть фонари, а пруд плескал и шумел, чернея грозно.
Но Власий мешал мне: шаркает ногами по плитам пола,
дрожит, как тень дерева
на ветре, и бормочет беззубым ртом...
Точно всех
ветром раздуло, — каждый вдруг легко отпрыгнул
на свое место, сразу стало тихо, слышалось только усталое, злое сопение да
дрожали руки, схватившиеся за ложки.
Аян, стиснув зубы, работал веслами. Лодка ныряла, поскрипывая и
дрожа, иногда как бы раздумывая, задерживаясь
на гребне волны, и с плеском кидалась вниз, подбрасывая Аяна. Свет фонаря растерянно мигал во тьме.
Ветер вздыхал, пел и кружился
на одном месте, уныло гудел в ушах, бесконечно толкаясь в мраке отрядами воздушных существ с плотью из холода: их влажные, обрызганные морем плащи хлестали Аяна по лицу и рукам.
Мой товарищ, природный украинец, приподнялся
на стременах, и лицо его даже слегка покраснело под слоем загара. Он смотрел кругом, но никого и ничего не было видно.
Ветер тихо шевелил соломою крыши, чуть-чуть шелестела тайга, и жалобный переливчатый крик орленка или коршуна один резко нарушал тишину. Казалось, вот-вот сейчас
дрогнет что-то и вся эта иллюзия малороссийского хуторка
на дальнем севере расплывется, как дымное марево…
Последив за тенями, что
дрожали на потолке, Тихон Павлович перевёл глаза в передний угол комнаты. Там, колеблемый
ветром, тихо мигал огонёк лампадки; от этого лицо Спасителя то прояснялось, то темнело, и оно показалось Тихону Павловичу думающим большую, тяжёлую думу. Он вздохнул и истово перекрестился.
Для того, чтобы светильник мог дать спокойный свет, нужно, чтобы он был поставлен в защищенное от
ветра место. Если же светильник
на ветру, то свет будет
дрожать, и от него будут падать странные, темные тени. Такие же странные и темные тени будут падать
на душу человека от непроверенных, ничтожных, разнообразных мыслей.
Не смолоченный хлеб
на гумне люди веют, не буен
ветер, доброе зерно оставляя, летучую мякину в сторону относит, — один за другим слабосильные бойцы поле покидают, одни крепконогие, твердорукие
на бою остаются.
Дрогнула, ослабела ватага якимовская, к самой речке миршенцы ее оттеснили. Миршенские старики с подгорья радостно кричат своим...
Был холодный декабрьский вечер.
На городских часах пробило шесть, но зимой дни темны и коротки, и неудивительно, что
на дворе стояла настоящая ночь. Холодный
ветер пронизывал насквозь одежду Таси.
Дрожь озноба начинала трясти девочку, но, не обращая внимания
на холод и стужу, она бежала, подпрыгивая
на ходу, все прибавляя и прибавляя шагу.
Брюнетка оглядела комнату, покосилась
на мужчину и девочку и, пожав плечами, пересела к окну. Темные окна
дрожали от сырого западного
ветра. Крупные хлопья снега, сверкая белизной, ложились
на стекла, но тотчас же исчезали, уносимые
ветром. Дикая музыка становилась всё сильнее…
Скрипнула дверь. В рощице за баней кусты зашуршали, будто
ветер зеленую дорожку надвое распахнул. А
ветра, между прочим, и с детское дыхание не было:
на лугу спокой-тишина, пушинку оброни, сама наземь падет и не
дрогнет. Огни кое-где по окраинным халупам зажглись, туман вечерний у моста всколыхнулся, — воздух сам с собой разговаривает...