Неточные совпадения
Передумав все это теперь и готовясь к новому бою, он почувствовал вдруг, что
дрожит, — и даже негодование закипело в нем при мысли, что он
дрожит от страха
перед ненавистным Порфирием Петровичем.
Соня молча смотрела на своего гостя, так внимательно и бесцеремонно осматривавшего ее комнату, и даже начала, наконец,
дрожать в страхе, точно стояла
перед судьей и решителем своей участи.
Она жила на углу двух улиц в двухэтажном доме, угол его был срезан старенькой, облезлой часовней; в ней,
перед аналоем, качалась монашенка, — над черной ее фигуркой, точно вырезанной из дерева,
дрожал рыжеватый огонек, спрятанный в серебряную лампаду.
И, подтверждая свою любовь к истории, он неплохо рассказывал, как талантливейший Андреев-Бурлак пропил
перед спектаклем костюм, в котором он должен был играть Иудушку Головлева, как пил Шуйский, как Ринна Сыроварова в пьяном виде не могла понять, который из трех мужчин ее муж. Половину этого рассказа, как и большинство других, он сообщал шепотом, захлебываясь словами и дрыгая левой ногой.
Дрожь этой ноги он ценил довольно высоко...
Перед нею — лампа под белым абажуром, две стеариновые свечи, толстая книга в желтом переплете; лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается цвет клеенки; в стеклах очков
дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на страх людям.
Хочется ему и в овраг сбегать: он всего саженях в пятидесяти от сада; ребенок уж прибегал к краю, зажмурил глаза, хотел заглянуть, как в кратер вулкана… но вдруг
перед ним восстали все толки и предания об этом овраге: его объял ужас, и он, ни жив ни мертв, мчится назад и,
дрожа от страха, бросился к няньке и разбудил старуху.
— Этакому-то бутузу! И так
перед ним
дрожать! Смешная ты, Софья; сердишь ты меня, вот что!
«Ничто так не поддерживает, как обливание водою и гимнастика», подумал он, ощупывая левой рукой с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс правой. Ему оставалось еще сделать мулинэ (он всегда делал эти два движения
перед долгим сидением заседания), когда дверь
дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил дверь.
— Как бы жестока ты ни говорила, ты не можешь сказать того, что я чувствую, — весь
дрожа, тихо сказал Нехлюдов, — не можешь себе представить, до какой степени я чувствую свою вину
перед тобою!..
Она была как помешанная,
передавал Алеша, и вся
дрожала как лист.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь
перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся
дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Он был в большом волненье: мигал глазами, неровно дышал, руки его
дрожали, как в лихорадке, — да у него и точно была лихорадка, та тревожная, внезапная лихорадка, которая так знакома всем людям, говорящим или поющим
перед собранием.
Петербургское правительство еще до того грубо и не обтерлось, до того — только деспотизм, что любит наводить страх, хочет, чтоб
перед ним все
дрожало, словом, хочет не только власти, но сценической постановки ее.
Я не имел ни одного слова успокоения, я внутренне
дрожал перед вопросом: что дальше, что впереди?
Человек он был смирный, как лист
дрожал перед женой, и потому в избушке, за редкими исключениями, господствовала полная тишина.
Она внимательно выслушивает вечерний доклад Архипа и старается ввести его в круг своих хозяйственных взглядов. Но Архип непривычен и робеет
перед барыней. К несчастию, матушка окончательно утратила всякое чувство самообладания и не может сдерживать себя. Начавши с молчаливого выслушивания, она переходит в поучения, а из поучений в крик. Ошеломленный этим криком, Архип уже не просто робеет, но
дрожит. Вследствие этого вопросы остаются неразрешенными, и новый староста уходит, оставленный на произвол судьбе.
— Снилось мне, чудно, право, и так живо, будто наяву, — снилось мне, что отец мой есть тот самый урод, которого мы видали у есаула. Но прошу тебя, не верь сну. Каких глупостей не привидится! Будто я стояла
перед ним,
дрожала вся, боялась, и от каждого слова его стонали мои жилы. Если бы ты слышал, что он говорил…
Одиноко сидел в своей пещере
перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь
дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей;
дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Незадолго
перед этим Коляновской привезли в ящике огромное фортепиано. Человек шесть рабочих снимали его с телеги, и когда снимали, то внутри ящика что-то глухо погромыхивало и звенело. Одну минуту, когда его поставили на край и взваливали на плечи, случилась какая-то заминка. Тяжесть, нависшая над людьми,
дрогнула и, казалось, готова была обрушиться на их головы… Мгновение… Сильные руки сделали еще поворот, и мертвый груз покорно и пассивно стал подыматься на лестницу…
— Николай — на что уж царь был… все
перед ним
дрожало… А чем кончил?
С другой стороны, если бы надобности в материальных благах не было для человека, то, конечно, Андрей Титыч не стал бы так
дрожать перед тятенькой, и Надя могла бы не жить у Уланбековой, и даже Тишка не стал бы уважать Подхалюзина…
Но заведись у него хоть один сынишка или попади к нему в руки воспитанник, слуга, подчиненный — он немедленно начнет над ними самодурничать, не переставая в то же время
дрожать перед каждым встречным, который ему не кланяется…
— Ты вот, я замечаю, Лев Николаевич,
дрожишь, — проговорил наконец Рогожин, — почти так, как когда с тобой бывает твое расстройство, помнишь, в Москве было? Или как раз было
перед припадком. И не придумаю, что теперь с тобой буду делать…
— Да. И без всякой пощады. Вам, однако, нечего опасаться меня. Я сама выбираю мужчин. Самых глупых, самых красивых, самых богатых и самых важных, но ни к одной из вас я потом их не пущу. О! я разыгрываю
перед ними такие страсти, что ты бы расхохоталась, если бы увидела. Я кусаю их, царапаю, кричу и
дрожу, как сумасшедшая. Они, дурачье, верят.
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть,
дрожа от восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на ту, которую не хотел видеть и проклинал
перед всеми.
Горничная, в старом желтом платье с полинялым платочком на шее, вошла с блюдечком молока в руке и поставила его
перед котенком. Котенок
дрогнул, зажмурился и принялся лакать.
Летнее утро было хорошо, как оно бывает хорошо только на Урале; волнистая даль была еще застлана туманом; на деревьях и на траве
дрожали капли росы; прохваченный ночной свежестью, холодный воздух заставлял вздрагивать; кругом царило благодатное полудремотное состояние, которое овладевает
перед пробуждением от сна.
Окончив ужин, все расположились вокруг костра;
перед ними, торопливо поедая дерево, горел огонь, сзади нависла тьма, окутав лес и небо. Больной, широко открыв глаза, смотрел в огонь, непрерывно кашлял, весь
дрожал — казалось, что остатки жизни нетерпеливо рвутся из его груди, стремясь покинуть тело, источенное недугом. Отблески пламени
дрожали на его лице, не оживляя мертвой кожи. Только глаза больного горели угасающим огнем.
Наблюдая, как
дрожат синие языки огня спиртовой лампы под кофейником, мать улыбалась. Ее смущение
перед дамой исчезло в глубине радости.
Но когда она воротилась, он уже заснул. Она постояла над ним минуту, ковш в ее руке
дрожал, и лед тихо бился о жесть. Поставив ковш на стол, она молча опустилась на колени
перед образами. В стекла окон бились звуки пьяной жизни. Во тьме и сырости осеннего вечера визжала гармоника, кто-то громко пел, кто-то ругался гнилыми словами, тревожно звучали раздраженные, усталые голоса женщин…
—
Перед вами суд, а не защита! — сердито и громко заметил ему судья с больным лицом. По выражению лица Андрея мать видела, что он хочет дурить, усы у него
дрожали, в глазах светилась хитрая кошачья ласка, знакомая ей. Он крепко потер голову длинной рукой и вздохнул. — Разве ж? — сказал он, покачивая головой. — Я думаю — вы не судьи, а только защитники…
Николай Иванович жил на окраине города, в пустынной улице, в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному дому.
Перед флигелем был густой палисадник, и в окна трех комнат квартиры ласково заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей. В комнатах было тихо, чисто, на полу безмолвно
дрожали узорчатые тени, по стенам тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели портреты каких-то строгих людей.
И торопливо ушла, не взглянув на него, чтобы не выдать своего чувства слезами на глазах и
дрожью губ. Дорогой ей казалось, что кости руки, в которой она крепко сжала ответ сына, ноют и вся рука отяжелела, точно от удара по плечу. Дома, сунув записку в руку Николая, она встала
перед ним и, ожидая, когда он расправит туго скатанную бумажку, снова ощутила трепет надежды. Но Николай сказал...
Знамя красно
дрожало в воздухе, наклоняясь вправо и влево, и снова встало прямо — офицерик отскочил, сел на землю. Мимо матери несвойственно быстро скользнул Николай, неся
перед собой вытянутую руку со сжатым кулаком.
Это было очень неловко и очень неприятно, и Ромашов со стыдом думал, что Шульгович может принять эту
дрожь за проявление страха
перед ним.
К довершению всего она почувствовала себя матерью, и вдруг какая-то страшная бездна разверзлась
перед нею. Глаза затуманились, голова наполнилась гулом; ноги и руки
дрожали, сердце беспорядочно билось; одна мысль отчетливо представлялась уму:"Теперь я пропала".
Несмотря на приближение 18-ти лет, сердце ее ни разу не
дрогнуло. К хорошеньким и богатеньким девицам уже начали
перед выпуском приезжать в приемные дни, под именами кузенов и дяденек, молодые люди с хорошенькими усиками и с целыми ворохами конфект. Она не прочь была полюбоваться ими и даже воскликнуть...
Тогда впечатления дня невольно возникали в воображении при неперестающих заставлявших
дрожать стекла в единственном окне звуках бомбардирования и снова напоминали об опасности: то ему грезились раненые и кровь, то бомбы и осколки, которые влетают в комнату, то хорошенькая сестра милосердия, делающая ему, умирающему, перевязку и плачущая над ним, то мать его, провожающая его в уездном городе и горячо со слезами молящаяся
перед чудотворной иконой, и снова сон кажется ему невозможен.
Громадный протодиакон с необыкновенно пышными завитыми рыжими волосами трубил нечеловечески густым, могучим и страшным голосом: «Жена же да убоится му-у-ужа…» — и от этих потрясающих звуков
дрожали и звенели хрустальные призмочки люстр и чесалась переносица, точно
перед чиханьем.
И что со мной было,
передать вам не могу: во всем теле сделалась
дрожь, волосы поднялись дыбом.
— О чем? — спросил Малюта и невольно отворотил взгляд. Григорий Лукьянович никогда не
дрожал перед врагом, но в присутствии Максима ему было неловко.
И вот, в одну из таких паскудных ночей, когда Аннинька лихо распевала
перед Евпраксеюшкой репертуар своих паскудных песен, в дверях комнаты вдруг показалась изнуренная, мертвенно-бледная фигура Иудушки. Губы его
дрожали; глаза ввалились и, при тусклом мерцании пальмовой свечи, казались как бы незрящими впадинами; руки были сложены ладонями внутрь. Он постоял несколько секунд
перед обомлевшими женщинами и затем, медленно повернувшись, вышел.
Хотя
перед самоубийством человек проклинает свою жизнь, хотя он положительно знает, что для него смерть есть свобода, но орудие смерти все-таки
дрожит в его руках, нож скользит по горлу, пистолет, вместо того чтоб бить прямо в лоб, бьет ниже, уродует.
В спокойном духе горячась,
Так иногда средь нашей сцены
Плохой питомец Мельпомены,
Внезапным свистом оглушен,
Уж ничего не видит он,
Бледнеет, ролю забывает,
Дрожит, поникнув головой,
И заикаясь умолкает
Перед насмешливой толпой.
Солдат стоял в двери каюты для прислуги, с большим ножом в руках, — этим ножом отрубали головы курам, кололи дрова на растопку, он был тупой и выщерблен, как пила.
Перед каютой стояла публика, разглядывая маленького смешного человечка с мокрой головой; курносое лицо его
дрожало, как студень, рот устало открылся, губы прыгали. Он мычал...
Мальчик поднял голову:
перед ним, широко улыбаясь, стоял отец; качался солдат, тёмный и плоский, точно из старой доски вырезанный; хохотал круглый, как бочка, лекарь, прищурив калмыцкие глаза, и
дрожало в смехе топорное лицо дьячка.
Кожемякин всматривался в лица людей, исчерченные морщинами тяжких дум, отупевшие от страданий, видел тусклые, безнадёжно остановившиеся или безумно горящие глаза,
дрожь искривлённых губ, судороги щёк, неверные, лишённые смысла движения, ничем не вызванные, странные улыбки, безмолвные слёзы, — порою ему казалось, что
перед ним одно исстрадавшееся тело, судорожно бьётся оно на земле, разорванное скорбью на куски, одна изболевшаяся душа; он смотрел на людей и думал...
Шакир шагал стороной, без шапки, в тюбетейке одной, она взмокла, лоснилась под дождём, и по смуглому лицу татарина текли струи воды. Иногда он, подняв руки к лицу, наклонял голову, мокрые ладони блестели и
дрожали; ничего не видя
перед собою, Шакир оступался в лужи, и это вызывало у людей, провожавших гроб, неприятные усмешки. Кожемякин видел, что горожане смотрят на татарина косо, и слышал сзади себя осуждающее ворчание...
Лицо у неё было новое: слиняло всё и
дрожало, глаза округлились и тупо, оловянные, смотрели прямо
перед собою, должно быть, ничего не видя.
— Я?.. Что ж?.. Я послужить готов!.. Я, мой любезный Павел Трофимыч… Меня этими мостовыми не удивишь! Я не только
перед мостовыми, но даже
перед тротуарами не
дрогну! Только надо к этому предмету осторожно, мой милый… Ой, как осторожно надо подступить!