Неточные совпадения
Петрицкий был молодой поручик, не особенно знатный и не только не богатый, но кругом в
долгах, к вечеру всегда пьяный и часто за разные и смешные и грязные
истории попадавший на гауптвахту, но любимый и товарищами и начальством.
«Это
история, скандал, — думал он, — огласить позор товарища, нет, нет! — не так! Ах! счастливая мысль, — решил он вдруг, — дать Ульяне Андреевне урок наедине: бросить ей громы на голову, плеснуть на нее волной чистых, неведомых ей понятий и нравов! Она обманывает доброго, любящего мужа и прячется от страха: сделаю, что она будет прятаться от стыда. Да, пробудить стыд в огрубелом сердце — это
долг и заслуга — и в отношении к ней, а более к Леонтью!»
Восток (говорю сейчас не о русском Востоке) на
долгое время выпал из динамизма
истории.
Было в мастерской еще несколько
историй, не таких уголовных, но тоже невеселых:
истории обыкновенные, те, от которых девушкам бывают
долгие слезы, а молодым или пожилым людям не
долгое, но приятное развлечение.
Когда в исторической перспективе начинают говорить и писать об умерших дурно и даже считают
долгом так говорить во имя правды, то потому, что умерший тут возвращается к земной
истории, в которой добро перемешано со злом, свет с тьмой.
Нужно признать характерным свойством русской
истории, что в ней
долгое время силы русского народа оставались как бы в потенциальном, не актуализированном состоянии.
Грех искупляется и зло побеждается мировой
историей, и
история должна делаться упорным и
долгим трудом, должна пройти свои стадии.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту же самую «
историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в
долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
— Чем бы там она ни была верна, но она все-таки, любя другого, не изменила своему
долгу — и не изменила вследствие прирожденного ей целомудрия; намеками на такого рода женщин испещрены наша
история и наши песни.
— Отсюда начинается другая
история, синьоры, прошу внимания, — это лучшая
история моей
долгой жизни! Рано утром, за день до свадьбы, старик Джиованни, у которого я много работал, сказал мне — так, знаете, сквозь зубы — ведь речь шла о пустяках!
— Для всех времен и для всех веков! — восклицал
Долгов. — Вот это-то и скверно в нынешних художниках: они нарисуют три — четыре удачные картинки, и для них уж никаких преданий, никакой
истории живописи не существует!
В тот же самый вечер бабушка явилась в Версале, au jeu de la Reine. [на карточную игру у королевы (фр.).] Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего
долга, в оправдание сплела маленькую
историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.
Устрялов приводит следующие слова: «Аз, раб того благочестивого императора, мний всех, милость того на себе имех и дел блаженных его некоих самовидец бых; того ради, по
долгу рабства и любви, должен блаженные дела его прославлять, а не образом
истории писать дерзаю.
Разве вы не знаете других руководств
истории, которые гораздо лучше?» Напротив, человек почтенных лет, да еще с некоторой маниловщиной в характере, в том же самом случае сочтет
долгом сначала похвалить мою любознательность, распространиться о пользе чтения книг вообще и исторических в особенности, заметить, что
история есть в некотором роде священная книга народов и т. п., и только уже после
долгих объяснений решится намекнуть, что, впрочем, о книге г. Зуева нельзя сказать, чтобы после нее ничего уже более желать не оставалось.
А Михаленко с Лидиным-Байдаровым после обеда, как ни в чем не бывало, сели играть в шестьдесят шесть. Но Михаленке не везло и в картах. Он проиграл два с полтиной, что вместе со старым
долгом составило круглую сумму в две тысячи рублей. Это рассердило Михаленку. Он стал проверять записи партнера и кончил тем, что уличил его в нечестной игре. Актеры опять сцепились и в продолжение двух часов выдумывали друг о друге самые грязные и неправдоподобные
истории.
Ныне, как некоторый мне подобный историк, коего имени я не запомню, оконча свой трудный подвиг, кладу перо и с грустию иду в мой сад размышлять о том, что мною совершено. Кажется и мне, что, написав
Историю Горюхина, я уже не нужен миру, что
долг мой исполнен и что пора мне опочить!
— Одно только противно: ежели эта барыня точно знала отца, — продолжал граф, открывая улыбкой свои белые, блестящие зубы, — как-то всегда совестно за папашу покойного: всегда какая-нибудь
история скандальная или
долг какой-нибудь. От этого я терпеть не могу встречать этих отцовских знакомых. Впрочем, тогда век такой был, — добавил он уже серьезно.
Николай. Я подумал, что бросать мне этот образ жизни не следует, чтоб не растерять знакомства. Занял в одних руках значительную сумму за большие проценты, уплатил все мелкие
долги и зажил опять по-прежнему, в ожидании будущих благ. Все мне казалось, что получу большой процесс. Ну, а дальше уж просто. Процесса большого я не получил, деньги прожил, а
долг, как петля на шее. Петля давит, тоска, отчаяние… А от тоски праздная, трактирная жизнь… Вот и вся моя нехитрая
история.
— Я бежал, я ушел от
долгов и от суда по этой скверной
истории Горданова с Подозеровым, мне уже так и быть… мне простительно скитаться и жить как попало в таком мурье, потому что я и беден, и боюсь обвинения в убийстве, да и не хочу попасть в тюрьму за
долги, но ей…
И на протяжении всей
истории человек бывал жесток в силу нравственной эмоции и нравственного
долга.
— За что выгнали? О голубушка, это
история долгая…
— Я их и не выгораживаю, Василий Иваныч. И каковы бы они ни были, все-таки ими держалось общинное начало. — Аршаулов взял его за руку. — Войдите сюда. Не говорит ли в вас горечь давней обиды… за отца и, быть может, за себя самого? Я вашу
историю знаю, Василий Иваныч… Вам здесь нанесли тяжкое оскорбление… Вы имели повод возненавидеть то сословие, в котором родились. Но что такое наши личные обиды рядом с исконным
долгом нашим? Мы все, сколько нас ни есть, в неоплатном
долгу перед той же самой гольтепой!..
На вопрос казначея Теркин не сразу ответил. Он не хотел скрывать
дольше, что он здешний, кладенецкий, приемыш Ивана Прокофьича Теркина. Ему показалось, что настоятель раза два взглянул на него так, как будто ему фамилия его была известна, может, и все его прошедшее, вместе с
историей его отца.
Она внесла за Григорьева его
долг с расчетом на приобретение дешевой ценой его сочинений. Но когда мы шли с нею с похорон Григорьева, она мне рассказала
историю своего"благодеяния", уверяя меня, что когда она выкупила Григорьева, то он, идя с ней по набережной Фонтанки, бросился перед ней на колени.
Мелэнг (Melingue) оставался
долгие годы героем пьес"плаща и шпаги" — драм из
истории Франции, особенно эпохи Возрождения и XVII века.
Внеся на страницы нашей
истории одно из благороднейших и величественных ее событий, Николай Павлович заставил умолкнуть в своем сердце, перед святым
долгом к отечеству, голос самосохранения и себялюбия: с душою, исполненною благоговейного доверия к Промыслу, он покорился его предначертаниям.
— Об нем только и говорят в Петербурге, — отвечал секретарь, привстав немного со стула. — Думаю, что он
долгое время занимать будет стоустую молву и захватит себе несколько страниц в
истории.
Ты описывала мне
историю своего сердца в борьбе с рассудком и
долгом, ты вышла из этой борьбы с торжеством, ты исполнила свои обязанности как дочь.
Москва, узнавшая во всех мельчайших подробностях перипетии неслыханной в летописях
истории борьбы из-за отречения от власти, происходившей в течение этих дней в недрах царственной семьи, чисто русским сердцем оценила это самоотвержение и подчинение
долгу двух великодушных братьев и каждому из них с сердечною готовностью и искренностью принесла пред алтарем свои верноподданнические чувства.
День этот не может бросить ни малейшей тени на полную блеска и света
историю нашей всегда верной царю, отечеству и
долгу армии, как темные пятна на солнце не могут помешать его лучезарному блеску.
Таинственная
история семейства князей Святозаровых снова заняла умы петербургского большого света и заняла бы на более
долгое время, если бы его внимание не отвлек данный светлейшим князем Потемкиным волшебный праздник в Таврическом дворце.
У всех еще свеж в памяти этот период болгарской
истории, заставивший на
долгие годы отшатнуться от нее ее благодетельницу — Россию.
Их влекло, конечно, не желание отдать последний
долг усопшему, а просто любопытство видеть жертву последней модной
истории, а главное оставшееся в живых действующее в ней лицо — вдову покойного Ирену, которая до сих пор все знали девицею Родзевич.
Ценность великого русского государства, завоеванная русским народом в
долгой и мучительной
истории, понятна лишь для национального сознания и непонятна для сознания народнического, которое всегда имело анархический уклон.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что по обыкновению докторов, считал своим
долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые
истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
Долгое время принято было думать, что средние века — пустое место в умственной
истории человечества, в
истории философской мысли.