Неточные совпадения
Мужик этот с
длинною талией принялся грызть что-то в стене, старушка стала протягивать ноги во всю длину вагона и наполнила его
черным облаком; потом что-то страшно заскрипело и застучало, как будто раздирали кого-то; потом красный огонь ослепил глаза, и потом всё закрылось стеной.
Только изредка, продолжая свое дело, ребенок, приподнимая свои
длинные загнутые ресницы, взглядывал на мать в полусвете казавшимися
черными, влажными глазами.
— Вот он! — проговорила княгиня, указывая на Вронского, в
длинном пальто и в
черной с широкими полями шляпе шедшего под руку с матерью. Облонский шел подле него, что-то оживленно говоря.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в
длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках,
чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями
длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная луна.
Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена бледными, серебристыми лучами месяца, с другой —
черной тенью; вместе с тенями от рам падала на пол, стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары шириною в
Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись золотым очкуром; [Очкур — шнурок, которым затягивали шаровары.] к очкуру прицеплены были
длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками, для трубки.
Длинные и
черные, как уголь, волосы, неприбранные, растрепанные, лезли из-под темного, наброшенного на голову покрывала.
Лонгрен выходил на мостик, настланный по
длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к
черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению.
Ему вдруг показалось, что
длинные черные ресницы ее как будто вздрагивают и мигают, как бы приподнимаются и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски подмигивающий глазок, точно девочка не спит и притворяется.
Вошед в биллиардную, увидел я высокого барина, лет тридцати пяти, с
длинными черными усами, в халате, с кием в руке и с трубкой в зубах.
Волоса его, недавно
черные как смоль, совершенно поседели;
длинная борода была всклокочена.
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел
длинный, до колен, синий пиджак,
черные брюки заправлены за сапоги.
Говорил очень высокий старик, с
длинной остроконечной бородой, она опускалась с темного, костлявого лица, на котором сверкали круглые,
черные глаза и вздрагивал острый нос.
Не успел Клим напоить их чаем, как явился знакомый Варавки доктор Любомудров, человек тощий,
длинный, лысый, бритый, с маленькими глазками золотистого цвета, они прятались под
черными кустиками нахмуренных бровей.
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в
длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и
черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Важно плыли мягко бухающие, сочные вздохи чуткой меди; казалось, что железный,
черный язык ожил и сам, своею силою качается, жадно лижет медь, а звонарь безуспешно ловит его
длинными руками, не может поймать и сам в отчаянии бьет лысым черепом о край колокола.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на
длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в широкой раме
черной бороды.
Он заметил, что, когда этот
длинный человек приносит потрясающие новости,
черные волосы его лежат на голове гладко и прядь их хорошо прикрывает шишку на лбу, а когда он сообщает менее страшное — волосы у него растрепаны, шишку видно.
Напротив — рыжеватый мужчина с растрепанной бородкой на лице, изъеденном оспой, с веселым взглядом темных глаз, — глаза как будто чужие на его сухом и грязноватом лице; рядом с ним, очевидно, жена его, большая, беременная, в бархатной
черной кофте, с
длинной золотой цепочкой на шее и на груди; лицо у нее широкое, доброе, глаза серые, ласковые.
В зеркале Самгин видел, что музыку делает в углу маленький
черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши
длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Он поднял
длинную руку, на конце ее — большой,
черный, масляный кулак. Рабочий развязал мешок, вынул буханку хлеба, сунул ее под мышку и сказал...
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов. На
черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах.
Черная баржа прилепилась к берегу, на борту ее стоял человек, щупая воду
длинным шестом, с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Его слушали плешивый человек с сизыми ушами, с орденом на шее и носатая
длинная женщина, вся в
черном, похожая на монахиню.
Не поднимая головы, Клим посмотрел вслед им. На ногах Дронова старенькие сапоги с кривыми каблуками, на голове — зимняя шапка, а Томилин — в
длинном, до пят,
черном пальто, в шляпе с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он не ощутил желания посетить Томилина и с неудовольствием подумал о неизбежной встрече с Дроновым.
Темно, тихо, и во тьме
длинные полосы звуков, еще более
черных, чем тьма.
Под
черной пеной кружев четко видно ее
длинное, рыбье тело, туго обтянутое перламутровым шелком, коляска покачивалась на мягких рессорах, тело женщины тихонько вздымалось и опадало, как будто таяло.
Лед скрипел под коньками,
черные фигуры людей мчались к полынье, человек в полушубке совал в воду
длинный шест и орал...
Студент университета, в
длинном, точно кафтан, сюртуке, сероглазый, с мужицкой, окладистой бородою, стоял среди комнаты против щеголевато одетого в
черное стройного человека с бледным лицом; держась за спинку стула и раскачивая его, человек этот говорил с подчеркнутой любезностью, за которой Клим тотчас услышал иронию...
Черные, лапчатые листья растения расползались по стенам, на стеблях, привязанных бечевками ко гвоздям, воздушные корни висели в воздухе, как
длинные, серые черви.
Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в
черном шелке, в
черных кружевах на седовласой голове, с
длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
Когда Самгин пришел знакомиться с делами, его встретил франтовато одетый молодой человек, с
длинными волосами и любезной улыбочкой на смуглом лице. Прищурив
черные глаза, он сообщил, что патрон нездоров, не выйдет, затем, указав на две стопы бумаг в синих обложках с надписью «Дело», сказал...
Все молчали, глядя на реку: по
черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец,
черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с
длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Против него твердо поместился, разложив локти по столу, пожилой, лысоватый человек, с большим лицом и очень сильными очками на мягком носу, одетый в серый пиджак, в цветной рубашке «фантазия», с
черным шнурком вместо галстука. Он сосредоточенно кушал и молчал. Варавка, назвав
длинную двойную фамилию, прибавил...
Длинный, тощий, с остатками
черных, с проседью, курчавых и, видимо, жестких волос на желтом черепе, в форме дыни, с бородкой клином, горбоносый, он говорил неутомимо, взмахивая густыми бровями, такие же густые усы быстро шевелились над нижней, очень толстой губой, сияли и таяли влажные, точно смазанные маслом, темные глаза. Заметив, что сын не очень легко владеет языком Франции, мать заботливо подсказывала сыну слова, переводила фразы и этим еще более стесняла его.
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его
черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал тоньше,
длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала
длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Так неподвижно лег
длинный человек в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное пятно, — Самгин видел прозрачный парок над этим пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее; маленькая женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей
черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой в колени свои, развела руками, свалилась набок.
Черными руками он закатал рукава по локти и, перекрестясь на церковь, поклонился колоколам не сгибаясь, а точно падая грудью на землю, закинув
длинные руки свои назад, вытянув их для равновесия.
Диомидов, в ярко начищенных сапогах с голенищами гармоникой, в
черных шароварах, в
длинной, белой рубахе, помещался на стуле, на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож на икону в киоте. Пред ним, на засоренной, затоптанной земле двора, стояли и сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая воздух правой рукой, а левой шлепая по колену, он говорил...
По чугунной лестнице, содрогавшейся от работы типографских машин в нижнем этаже, Самгин вошел в большую комнату; среди ее, за
длинным столом, покрытым клеенкой, закапанной
чернилами, сидел Иван Дронов и, посвистывая, списывал что-то из записной книжки на узкую полосу бумаги.
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный
черный взгляд и
длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Волосы у него были
черные ужасно, лицо белое и румяное, как на маске, нос
длинный, с горбом, как у французов, зубы белые, глаза
черные.
Длинный парень стаскивал с себя галстух — совершенно истрепавшуюся и засаленную ленту или почти уж тесемку, а миловидный мальчик, вынув из кармана другой, новенький
черный галстучек, только что купленный, повязывал его на шею
длинному парню, который послушно и с ужасно серьезным лицом вытягивал свою шею, очень
длинную, спустив шинель с плеч.
Несмотря на
длинные платья, в которые закутаны китаянки от горла до полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг увидел хитрость. Женщины, с оливковым цветом лица и с
черными, немного узкими глазами, одеваются больше в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей
черных волос, прикрепленной на затылке большой золотой или серебряной булавкой, они не неприятны на вид.
Белая бумажная кофта, вроде женских ночных кофт, и шаровары
черные, а более синие, у богатых атласные, потом бритая передняя часть головы и
длинная до пят коса, природная или искусственная, отсутствие шляпы и присутствие веера, заменяющего ее, — вот их костюм.
Китайцы светлее индийцев, которые все темно-шоколадного цвета, тогда как те просто смуглы; у них тело почти как у нас, только глаза и волосы совершенно
черные. Они тоже ходят полуголые. У многих старческие физиономии, бритые головы, кроме затылка, от которого тянется
длинная коса, болтаясь в ногах. Морщины и отсутствие усов и бороды делают их чрезвычайно похожими на старух. Ничего мужественного, бодрого. Лица точно вылиты одно в другое.
Косматые и
черные, как чертовки, женщины сидели на полу на пятках, под воткнутыми в землю, на
длинных бамбуковых ручках, зонтиками, и продавали табак, пряники, какое-то белое тесто из бобов, которое тут же поджаривали на жаровнях.
На них, сверх
черной кофты из льняной материи и
длинного шелкового халата, были еще цветные шелковые же юбки с разрезанными боками и шелковыми кистями.
Купец, седой китаец, в синем халате, с косой, в очках и туфлях, да два приказчика, молодые, с длинными-предлинными, как
черные змеи, косами, с
длинными же, смугло-бледными, истощенными лицами и с ногтистыми, как у птиц когти, пальцами.
Товарищ его — высокий и здоровый мужчина, лет 50-ти, с
черной,
длинной и жидкой, начинающейся с подбородка, как у всех у них, бородой.
У ограды первой встретился нам иезуит в
черной рясе, в
черной шляпе с длинными-предлинными полями — вы знаете эту шляпу.