Неточные совпадения
Рыбачьи
лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке
длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась
лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с
длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Я ходил на пристань, всегда кипящую народом и суетой. Здесь идут по
длинной, далеко уходящей в море насыпи рельсы, по которым возят тяжести до
лодок. Тут толпится всегда множество матросов разных наций, шкиперов и просто городских зевак.
Лодки эти превосходны в морском отношении: на них одна
длинная мачта с
длинным парусом. Борты
лодки, при боковом ветре, идут наравне с линией воды, и нос зарывается в волнах, но
лодка держится, как утка; китаец лежит и беззаботно смотрит вокруг. На этих больших
лодках рыбаки выходят в море, делая значительные переходы. От Шанхая они ходят в Ниппо, с товарами и пассажирами, а это составляет, кажется, сто сорок морских миль, то есть около двухсот пятидесяти верст.
Мы не верили глазам, глядя на тесную кучу серых, невзрачных, одноэтажных домов. Налево, где я предполагал продолжение города, ничего не было: пустой берег, маленькие деревушки да отдельные, вероятно рыбачьи, хижины. По мысам, которыми замыкается пролив, все те же дрянные батареи да какие-то низенькие и
длинные здания, вроде казарм. К берегам жмутся неуклюжие большие
лодки. И все завешено: и домы, и
лодки, и улицы, а народ, которому бы очень не мешало завеситься, ходит уж чересчур нараспашку.
То и дело приезжает их
длинная, широкая
лодка с шелковым хвостом на носу, с разрубленной кормой.
Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают
лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с
длинной косой, в кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу.
Река Кусун (по-китайски Кусун-гоу, по-удэгейски Куй или Куги) впадает в море немного севернее мыса Максимова. Между устьем Витухэ и устьем Кусуна образовалась
длинная заводь, отделенная от моря валом из гальки и песка шириной 80 м. Обыкновенно в этой заводи отстаиваются китайские
лодки, застигнутые непогодой в море. Раньше здесь также скрывались хищнические японские рыбалки. Несомненно, нижняя часть долины Кусуна раньше была тоже лагуной, как и в других местах побережья, о чем уже неоднократно говорилось.
Путь по реке Квандагоу показался мне очень
длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять шли в надежде, что вот-вот покажется море. Наконец лес начал редеть; тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней по ту сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам
лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу. Стрелки хотели уже было идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
Старик с трудом выдергивал из вязкой тины свой
длинный шест, весь перепутанный зелеными нитями подводных трав; сплошные, круглые листья болотных лилий тоже мешали ходу нашей
лодки.
Удэгейская
лодка —
длинный плоскодонный челнок, настолько легкий, что один человек может без труда вытащить ее на берег.
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая
лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из
лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном
длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.
— Аах! — простонала она, выведенная из своего состояния донесшимся до нее из Разинского оврага зловещим криком пугача, и, смахнув со лба тяжелую дуну, машинально разгрызла один орех и столь же машинально перегрызла целую тарелку, прежде чем цапля, испуганная подъезжающей
лодкой, поднялась из осоки и тяжело замахала своими
длинными крыльями по синему ночному небу.
А на вершинах деревьев, отражённых водою, неподвижно повисла
лодка, с носа её торчали два
длинных удилища, и она напоминала огромного жука.
В
лодке сидела Елена с Рендичем и стоял
длинный ящик, покрытый черным сукном.
За каретой следовала
длинная настоящая
лодка, полная капитанов, матросов, юнг, пиратов и робинзонов; они размахивали картонными топорами и стреляли из пистолетов, причем звук выстрела изображался голосом, а вместо пуль вылетали плоские суконные крысы.
Если место не так глубоко, то
лодка стоит на приколе, то есть привязанная к
длинному колу, воткнутому во дно; если же глубоко, то
лодка держится на веревке с камнем, опущенным на дно.
Тут непременно нужны
длинные удилища, ибо
лодка должна стоять неблизко от места уженья и удилища кладутся на траву.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом: в маленькую рыбачью
лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо правит веслом, держа
лодку в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с
длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Я уже упомянул об уженье головлей летом, по ночам, с
лодки, на
длинные лесы.
Минуту спустя раздался сухой удар — конец багра вонзился в дерево, и челнок ударился о край довольно большой
лодки, свободно прыгавшей по волнам, но привязанной к берегу
длинной веревкой.
Из двери белого домика, захлестнутого виноградниками, точно
лодка зелеными волнами моря, выходит навстречу солнцу древний старец Этторе Чекко, одинокий человечек, нелюдим, с
длинными руками обезьяны, с голым черепом мудреца, с лицом, так измятым временем, что в его дряблых морщинах почти не видно глаз.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких
лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск
длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Удавалось ли мне встретить
длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с вожжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, тщедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью
лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, — воза и
лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и поехало, все переселялось целыми караванами на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно; мне решительно некуда и незачем было ехать на дачу.
В темную осеннюю ночь (чем темнее, тем лучше), но тихую и не дождливую, садятся двое охотников в
лодку: один на корме с веслом, а другой с острогою почти посредине, немного поближе к носу; две запасные остроги кладутся в
лодку: одна обыкновенной величины или несколько поболее, а другая очень большая, для самой крупной рыбы, с
длинною, тонкою, но крепкою бечевкою, привязанною за железное кольцо к верхнему концу остроги.
— Есть! — Челкаш сильным ударом руля вытолкнул
лодку в полосу воды между барками, она быстро поплыла по скользкой воде, и вода под ударами весел загоралась голубоватым фосфорическим сиянием, —
длинная лента его, мягко сверкая, вилась за кормой.
— Лезь, Гаврила! — обратился Челкаш к товарищу. В минуту они были на палубе, где три темных бородатых фигуры, оживленно болтая друг с другом на странном сюсюкающем языке, смотрели за борт в
лодку Челкаша. Четвертый, завернутый в
длинную хламиду, подошел к нему и молча пожал ему руку, потом подозрительно оглянул Гаврилу.
А тот, сухой,
длинный, нагнувшийся вперед и похожий на птицу, готовую лететь куда-то, смотрел во тьму вперед
лодки ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля, а другой теребил ус, вздрагивавший от улыбок, которые кривили его тонкие губы. Челкаш был доволен своей удачей, собой и этим парнем, так сильно запуганным им и превратившимся в его раба. Он смотрел, как старался Гаврила, и ему стало жалко, захотелось ободрить его.
Со стены спускалось что-то кубическое и тяжелое. Гаврила принял это в
лодку. Спустилось еще одно такое же. Затем поперек стены вытянулась
длинная фигура Челкаша, откуда-то явились весла, к ногам Гаврилы упала его котомка, и тяжело дышавший Челкаш уселся на корме.
У всех были свои важные причины; но авторитет Кокошкина, как хозяина, более знакомого с местностью, получил перевес; мы подошли и привязались обоими концами
лодки к самому
длинному острову, более других заросшему лесом.
Река лежала у ног их и, взволнованная
лодкой, тихо плескалась о берег.
Лодка стрелой летела к лесу, оставляя за собой
длинный след, блестевший на солнце, как серебро. Видно было, что Григорий смеялся, глядя на Машу, а она грозила ему кулаком.
Лодка под ним колыхнулась, и от ее движения на воде послышался звон, как бы от разбиваемого стекла. Это в местах, защищенных от быстрого течения, становились первые «забереги», еще тонкие, сохранившие следы
длинных кристаллических игол, ломавшихся и звеневших, как тонкий хрусталь… Река как будто отяжелела, почувствовав первый удар мороза, а скалы вдоль горных берегов ее, наоборот, стали легче, воздушнее. Покрытые инеем, они уходили в неясную, озаренную даль, искрящиеся, почти призрачные…
Воздух дрожал от рева воды под шлюзами. Вдруг Астреин увидел впереди
лодки длинный белый гребень пены, который приближался, как живой. Он со слабым криком закрыл лицо руками и бросился ничком на дно
лодки. Фельдшер понял все и оглянулся назад.
Лодка боком вкось летела на шлюзы. Неясно чернела плотина. Белые бугры пены метались впереди.
Местом действия опять-таки был сад. Я уже писал, что там есть озеро с круглым островком посредине, заросшим густым кустарником. На ближнем к дому берегу построена небольшая каменная пристань, а около нее привязана на цепи
длинная плоскодонная
лодка.
Лодка злобно взвизгнула и бросилась вон. Бурмистрову показалось, что она ударила его чем-то тяжелым и мягким сразу по всему телу, в глазах у него заиграли зеленые и красные круги, он бессмысленно взглянул в темную дыру двери и, опустив руки вдоль тела, стал рассматривать Симу: юноша тяжело вытаскивал из-под кровати свое полуголое
длинное тело, он был похож на большую ящерицу.
Он сочинил о Жукове
длинные стихи, часто бормотал их про себя и однажды сказал
Лодке. Она долго и зло смеялась, много целовала Симу и говорила...
Наконец, ключи нашлись. Тогда оказалось, что не хватает двух весел. Снова поднялась суматоха. Петр Дмитрич, которому наскучило шагать, прыгнул в узкий и
длинный челн, выдолбленный из тополя, и, покачнувшись, едва не упав в воду, отчалил от берега. За ним одна за другою, при громком смехе и визге барышень, поплыли и другие
лодки.
Какие-то пестрые птицы порхали и, вытянув
длинные шеи, торопливо проносились над
лодкой.
Мы плыли по таким узким протокам, что
лодку в них нельзя было повернуть обратно. Они пересекали одна другую и делали
длинные петли. Скоро я потерял ориентировку, так что мне уже не помогал и компас.
Лодка лесного жителя представляет собой нечто вроде
длинного долбленого корыта с плоским дном, скошенной кормой и прямой стенкой на носу.
Действительно, минут через двадцать ясно можно было рассмотреть оморочку и в ней человека. Вскоре мы поравнялись с ним. Это был ороч с черною бородою. Он сидел в
лодке, поджав под себя ноги, и
длинною острогой ощупывал дно моря. Савушка окликнул его, он отвечал короткой фразой, которую я не понял.
Нам с читателем придется совершить
длинное путешествие вдоль берега моря, и потому необходимо познакомиться с конструкцией орочской мореходной
лодки (тамтыга).
Орочи взялись за весла, направляя
лодку к тому берегу, где течение было быстрее. Протоки становились шире, многоводнее и казались
длинными озерами.
В такие тихие ночи можно наблюдать свечение моря. Как клубы пара, бежала вода от весел; позади
лодки тоже тянулась
длинная млечная полоса. В тех местах, где вода приходила во вращательное движение, фосфоресценция делалась интенсивнее. Точно светящиеся насекомые, яркие голубые искры кружились с непонятной быстротой, замирали и вдруг снова появлялись где-нибудь в стороне, разгораясь с еще большей силой.