Неточные совпадения
Он лежал в первой комнате
на постели, подложив одну
руку под затылок, а другой
держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта
на замок, и ключа в замке не было. Я все это тотчас
заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог — только он притворялся, будто не слышит.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая
на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его в поле,
на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит
на коленях и
держит меч на вытянутых
руках, глядя покорными глазами в лицо матери.
— Вот видите, —
заметил Марк, — однако вас учили, нельзя прямо сесть за фортепиано да заиграть. Плечо у вас
на портрете и криво, голова велика, а все же надо выучиться
держать кисть в
руке.
Кто-то из мальчиков
заметил было ему, что с цветами в
руках ему неловко щипать и чтоб он
на время дал их кому
подержать.
— Я предвидел это, и потому, как вы
заметили бы, если бы могли
замечать, не отпускал своей
руки от записки. Точно так же я буду продолжать
держать этот лист за угол все время, пока он будет лежать
на столе. Потому всякие ваши попытки схватить его будут напрасны.
Лет до десяти я не
замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в доме моего отца, что у него
на половине я
держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил
на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
У меня в кисете был перочинный ножик и карандаш, завернутые в бумажке; я с самого начала думал об них и, говоря с офицером, играл с кисетом до тех пор, пока ножик мне попал в
руку, я
держал его сквозь материю и
смело высыпал табак
на стол, жандарм снова его всыпал. Ножик и карандаш были спасены — вот жандарму с аксельбантом урок за его гордое пренебрежение к явной полиции.
— К тому и вел, что за
руки будут
держать;
на то и тетрадку прочел, —
заметил Рогожин. — Прощай, князь. Эк досиделись; кости болят.
Икона эта вида «грозного и престрашного» — святитель Мир-Ликийских изображен
на ней «в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом темен и
на одной
руке держит храм, а в другой
меч — «военное одоление».
После обеда я отправился в сад, но без ружья. Я дал было себе слово не подходить к «засекинскому саду», но неотразимая сила влекла меня туда — и недаром. Не успел я приблизиться к забору, как увидел Зинаиду.
На этот раз она была одна. Она
держала в
руках книжку и медленно шла по дорожке. Она меня не
замечала.
Матери хотелось сказать ему то, что она слышала от Николая о незаконности суда, но она плохо поняла это и частью позабыла слова. Стараясь вспомнить их, она отодвинулась в сторону от людей и
заметила, что
на нее смотрит какой-то молодой человек со светлыми усами. Правую
руку он
держал в кармане брюк, от этого его левое плечо было ниже, и эта особенность фигуры показалась знакомой матери. Но он повернулся к ней спиной, а она была озабочена воспоминаниями и тотчас же забыла о нем.
— Вы… вы с ума сошли! Вы не
смеете… — Она пятилась задом — села, вернее, упала
на кровать — засунула, дрожа, сложенные ладонями
руки между колен. Весь пружинный, все так же крепко
держа ее глазами
на привязи, я медленно протянул
руку к столу — двигалась только одна
рука — схватил шток.
Степан Трофимович машинально подал
руку и указал садиться; посмотрел
на меня, посмотрел
на Липутина и вдруг, как бы опомнившись, поскорее сел сам, но всё еще
держа в
руке шляпу и палку и не
замечая того.
По одной из стен ее в алькове виднелась большая кровать под штофным пологом, собранным вверху в большое золотое кольцо, и кольцо это
держал не амур, не гений какой-нибудь, а летящий ангел с смертоносным
мечом в
руке, как бы затем, чтобы почиющему
на этом ложе каждоминутно напоминать о смерти.
— Да и выпью, чего кричишь! С праздником, Степан Дорофеич! — вежливо и с легким поклоном обратился он,
держа чашку в
руках, к Степке, которого еще за полминуты обзывал подлецом. — Будь здоров
на сто годов, а что жил, не в зачет! — Он выпил, крякнул и утерся. — Прежде, братцы, я много вина подымал, —
заметил он с серьезною важностью, обращаясь как будто ко всем и ни к кому в особенности, — а теперь уж, знать, лета мои подходят. Благодарствую, Степан Дорофеич.
Мерный рокот ручья и прохлада повеяли здоровым «русским духом»
на опаленную зноем голову Туберозова, и он не
заметил сам, как заснул, и заснул нехотя: совсем не хотел спать, — хотел встать, а сон свалил и
держит, — хотел что-то Павлюкану молвить, да дремя мягкою
рукой рот зажала.
Она сидела у себя в кабинете, когда Литвинов вошел к ней. Его ввела та же тринадцатилетняя девочка, которая накануне караулила его
на лестнице.
На столе перед Ириной стоял раскрытый полукруглый картон с кружевами; она рассеянно перебирала их одною
рукой, в другой она
держала письмо Литвинова. Она только что перестала плакать: ресницы ее смокли и веки припухли:
на щеках виднелись следы неотертых слез. Литвинов остановился
на пороге: она не
заметила его входа.
Когда она прошла мимо Евсея, не
заметив его, он невольно потянулся за нею, подошёл к двери в кухню, заглянул туда и оцепенел от ужаса: поставив свечу
на стол, женщина
держала в
руке большой кухонный нож и пробовала пальцем остроту его лезвия. Потом, нагнув голову, она дотронулась
руками до своей полной шеи около уха, поискала
на ней чего-то длинными пальцами, тяжело вздохнув, тихо положила нож
на стол, и
руки её опустились вдоль тела…
— Она-то и мылась и гладилась по целым дням, и все не по-людски, а в особом виде: ногти одни по целому часу в кипяченом теплом вине
держала, чтобы были розовы, а
на ночь и
руки и лицо каким-то жиром намазывала и так и спала в перчатках, и чтобы, боже сохрани, никто к ней подойти не
смел, а утром всякий день приказывала себе из коровьего молока ванны делать и вся в молоко садилась.
Жуквич посидел еще некоторое время, и если б Елена повнимательней наблюдала за ним, то
заметила бы, что он был как
на иголках; наконец, он поднялся и стал прощаться с Еленой; но деньги все еще не клал в карман, а
держал только их в своей
руке и таким образом пошел; но, выйдя в сени, немедля всю пачку засунул в свой совершенно пустой бумажник; потом этот бумажник положил в боковой карман своего сюртука, а самый сюртук наглухо застегнул и, ехав домой, беспрестанно ощупывал тот бок сюртука, где лежал бумажник.
— Не всякий может, — сказал он внушительно; и, расставив длинные ноги и раскрыв от удовольствия рот, критически уставился
на Сашу. И с легким опасением
заметил, что тот немного побледнел и как-то медленно переложил револьвер из левой
руки в правую: точно лип к
руке холодный и тяжелый, сверкнувший под солнцем браунинг. «Волнуется юноша, — думает, что в Телепнева стреляет. Но
руку держит хорошо».
— Она была босиком, — это совершенно точное выражение, и туфли ее стояли рядом, а чулки висели
на ветке, — ну право же, очень миленькие чулочки, — паутина и блеск. Фея
держала ногу в воде, придерживаясь
руками за ствол орешника. Другая ее нога, — капитан
метнул Дигэ покаянный взгляд, прервав сам себя, — прошу прощения, — другая ее нога была очень мала. Ну, разумеется, та, что была в воде, не выросла за одну минуту…
Надев ливрею, Петрушка, глупо улыбаясь, вошел в комнату барина. Костюмирован он был странно донельзя.
На нем была зеленая, сильно подержанная лакейская ливрея, с золотыми обсыпавшимися галунами, и, по-видимому, шитая
на человека, ростом
на целый аршин выше Петрушки. В
руках он
держал шляпу, тоже с галунами и с зелеными перьями, а при бедре имел лакейский
меч в кожаных ножнах.
Мужик, брюхом навалившись
на голову своей единственной кобылы, составляющей не только его богатство, но почти часть его семейства, и с верой и ужасом глядящий
на значительно-нахмуренное лицо Поликея и его тонкие засученные
руки, которыми он нарочно жмет именно то место, которое болит, и
смело режет в живое тело, с затаенною мыслию: «куда кривая не вынесет», и показывая вид, что он знает, где кровь, где материя, где сухая, где мокрая жила, а в зубах
держит целительную тряпку или склянку с купоросом, — мужик этот не может представить себе, чтоб у Поликея поднялась
рука резать не зная.
Когда я проснулся, было уже довольно поздно. «Некнижных» отцов не было в хатке. У стола сидел Василий Петрович. Он
держал в
руках большой ломоть ржаного хлеба и прихлебывал молоком прямо из стоящего перед ним кувшина.
Заметив мое пробуждение, он взглянул
на меня и молча продолжал свой завтрак. Я с ним не заговаривал. Так прошло минут двадцать.
Лежал он, сударь, передо мной, кончался. Я сидел
на окне, работу в
руках держал. Старушоночка печку топила. Все молчим. У меня, сударь, сердце по нем, забулдыге, разрывается; точно это я сына родного хороню. Знаю, что Емеля теперь
на меня смотрит, еще с утра видел, что крепится человек, сказать что-то хочет, да, как видно, не
смеет. Наконец взглянул
на него; вижу: тоска такая в глазах у бедняги, с меня глаз не сводит; а увидал, что я гляжу
на него, тотчас потупился.
Видя, что ему не
метают держать руку, Володя взглянул
на смеющееся лицо Нюты и неуклюже, неудобно взял обеими
руками ее за талию, причем кисти обеих
рук его сошлись
на ее спине. Он
держал ее обеими
руками за талию, а она, закинув
на затылок
руки и показывая ямочки
на локтях, поправляла под платком прическу и говорила покойным голосом...
Она сорвала еще цветок, но больше не ощипывала, а загляделась
на свою ручку. Ей она показалась смешной, почти уродливой. Но гость — это она
заметила — раза два кинул боковой взгляд
на ее
руки, когда она
держала ими нож и вилку.
Чалый, слепой мерин, спокойно шагает. Заложив
руки за спину и
держа в них повод, впереди идет дедушка Степан. Старая гимназическая фуражка
на голове. Маленький, сгорбленный, с мертвенно-старческим лицом, он идет как будто падает вперед, и машинально, сам не
замечая, повторяет...
Как только увидели они Миру, низко поклонились и сделали знак
рукою страже. По этому знаку вышли из толпы придворных два кудрявых мальчика-пажа. Они
держали в
руках бархатную подушку.
На подушке лежал золотой
меч.
— Во имя отца и сына и святого духа, — сказал он твердым голосом,
держа левою
рукой образ, а правою сотворив три крестные знамения, — этим божиим милосердием благословляю тебя, единородный и любезный сын мой Иван, и
молю, да подаст тебе святой великомученик Георгий победу и одоление над врагом. Береги это сокровище, аки зеницу ока; не покидай его никогда, разве господь попустит ворогу отнять его у тебя. Знаю тебя, Иван, не у живого отнимут, а разве у мертвого. Помни
на всякий час благословение родительское.
Николай,
держа одною
рукой дочь, поглядел
на жену и,
заметив виноватое выражение ее лица, другою
рукой обнял ее и поцеловал в волоса.
Это была уже пожилая девушка, лукавая, жившая больше пятнадцати лет у своей госпожи; она знала всю подноготную в ее прошедшем,
держала ее в
руках, дерзила Стягину и давала ему очень часто понять, что он не стоит ласки ее госпожи, что ему давно следовало бы
поместить их обеих в"своем завещании — « les coucher dans son testament», что он не желает « faire largement les choses» и совсем не похож
на то, чем, в ее воображении, должен быть « un boyard russe».