Неточные совпадения
«Я вас не держу, — мог сказать он. — Вы можете итти куда хотите. Вы не хотели разводиться с вашим мужем, вероятно, чтобы
вернуться к нему.
Вернитесь. Если вам нужны
деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?»
Грэй дал еще
денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно, в течение шести дней. В то время, как Грэй
вернулся на свой корабль, агент конторы уже садился на пароход. К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не
вернулся Летика и не прибыли музыканты; в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день, взяв крупную сумму
денег, он
вернулся в Дубельт и сказал капитану Гопу: «Благодарю.
— Нет, — сказал Грэй, доставая
деньги, — мы встаем и уходим. Летика, ты останешься здесь,
вернешься к вечеру и будешь молчать. Узнав все, что сможешь, передай мне. Ты понял?
— Ну да, понятно! Торговать
деньгами легче, спокойней, чем строить заводы, фабрики, возиться с рабочими, — проговорила Марина, вставая и хлопая портфелем по своему колену. — Нет, Гриша, тут банкира мало, нужен крупный чиновник или какой-нибудь придворный… Ну, мне — пора, если я не смогу
вернуться через час, — я позвоню вам… и вы свободны…
— На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из своих товарищей передать
деньги, несколько десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и купил сапоги. Передал
деньги по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил,
вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Дико? Правильно! Отличные ребята. Понимали, что революция — дело честное.
Иван Яковлич ничего не отвечал на это нравоучение и небрежно сунул
деньги в боковой карман вместе с шелковым носовым платком. Через десять минут эти почтенные люди
вернулись в гостиную как ни в чем не бывало. Алла подала Лепешкину стакан квасу прямо из рук, причем один рукав сбился и открыл белую, как слоновая кость, руку по самый локоть с розовыми ямочками, хитрый старик только прищурил свои узкие, заплывшие глаза и проговорил, принимая стакан...
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и лета он заработал крупную
деньгу, и его фонды в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство
вернулось в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все
деньги и
вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
Годам к 65–ти, накопивши несколько
денег на дряхлые годы, он вздумал
вернуться в Америку и
вернулся.
— Приятно беседовать с таким человеком, особенно, когда, услышав, что Матрена
вернулась, сбегаешь на кухню, сказав, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 12 р. 50 коп., — ведь только третью долю выпьем за обедом, — и кондитерский пирог в 1 р. 50 коп., — ну, это, можно сказать, брошенные
деньги, на пирог-то! но все же останется и пирог: можно будет кумам подать вместо варенья, все же не в убыток, а в сбереженье.
Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около выходов из трактиров и ресторанов. Приходилось добывать
деньги всеми способами, чтобы дома,
вернувшись без двугривенного, не быть избитым. Мальчишки, кроме того, стояли «на стреме», когда взрослые воровали, и в то же время сами подучивались у взрослых «работе».
Маланья Сергеевна с горя начала в своих письмах умолять Ивана Петровича, чтобы он
вернулся поскорее; сам Петр Андреич желал видеть своего сына; но он все только отписывался, благодарил отца за жену, за присылаемые
деньги, обещал приехать вскоре — и не ехал.
Баушка бережно взяла
деньги, пересчитала их и унесла к себе в заднюю избу, а Кишкин сидел у стола и посмеивался. Когда старуха
вернулась, он подал ей десятирублевую ассигнацию.
Получив
деньги и тщательно пересчитав их, Горизонт еще имел нахальство протянуть и пожать руку подпоручику, который не смел на него поднять глаз, и, оставив его на площадке, как ни в чем не бывало,
вернулся в коридор вагона.
В Париж ездил,
денег там видимо-невидимо убил, там бы, может, и все просадил, да после дяди еще наследство получил и
вернулся из Парижа; так здесь уж и добивает остальное.
После обеда гимназист
вернулся в свою комнату, вынул из кармана купон и мелочь и бросил на стол, а потом снял мундир, надел куртку. Сначала гимназист взялся за истрепанную латинскую грамматику, потом запер дверь на крючок, смел рукой со стола в ящик
деньги, достал из ящика гильзы, насыпал одну, заткнул ватой и стал курить.
Зухин, однако, пройдя несколько шагов, снова
вернулся назад. Мне хотелось видеть их прощанье, я тоже приостановился и видел, что Зухин достал из кармана
деньги, подавал их ему, и Семенов оттолкнул его руку. Потом я видел, что они поцеловались, и слышал, как Зухин, снова приближаясь к нам, довольно громко прокричал...
Потом, как мне ни совестно было показывать слишком большую радость, я не удержался, пошел в конюшню и каретный сарай, посмотрел Красавчика, Кузьму и дрожки, потом снова
вернулся и стал ходить по комнатам, поглядывая в зеркала и рассчитывая
деньги в кармане и все так же счастливо улыбаясь.
Затем провез его к портному, платья ему купил полный комплект, нанял ему квартиру через два дома от редакции, подписал обязательство платить за его помещение и,
вернувшись с ним к себе домой, выдал ему две книжки для забора товара в мясной и в колониальных лавках, условившись с ним таким образом, что половина заработанных им
денег будет идти в погашение этого забора, а остальная половина будет выдаваться ему на руки.
— Да почесть что одним засвидетельствованием рук и пробавляемся. Прежде, бывало, выйдешь на улицу — куда ни обернешься, везде источники видишь, а нынче у нас в ведении только сколка льду на улицах да бунты остались, прочее же все по разным ведомствам разбрелось. А я, между прочим, твердо в своем сердце положил: какова пора ни мера, а во всяком случае десять тысяч накопить и на родину
вернуться. Теперь судите сами: скоро ли по копейкам экую уйму
денег сколотишь?
А в это время молодого Джона зазрила совесть, что он так невежливо бросил Матвея. Он быстро
вернулся, позвонил и довольно сердито попросил выслать Лозинского, потому что ему некогда ждать: время —
деньги.
— Нет, моя чистая девушка; нет, мое сокровище. Ты сегодня
вернешься домой, но будь готова. Это дело нельзя разом сделать; надо хорошенько все обдумать. Тут нужны
деньги, паспорт…
Лерх извещал, что, лишь недавно
вернувшись из поездки по делам, он, не ожидая скорого требования
денег, упустил сделать распоряжение, а возвратясь, послал — как я и просил — тысячу.
Косяков уже шагал по двору. Ночь была светлая, и Косяков боязливо оглядывался в сторону дома, точно боялся какой засады. Вот и знакомый старый ларь. Сняв осторожно замок и накладку, Косяков еще раз оглянулся кругом и по пояс опустился в глубокий ларь, где долго шарил руками в овсе, прежде чем ущупал заветный узелок. Достав узелок из ларя, Косяков
вернулся с ним в Зотушкин флигелек, проверил там
деньги и передал Зотушке ту самую жилку, которую когда-то привез Михалко из Полдневской от Маркушки.
Минут пять спустя
вернулся целовальник в сопровождении жены, которая держала два штофа и стаканы. Захар поспешно завладел
деньгами: сосчитав их на ладони, он кивнул головою Герасиму и подмигнул Гришке, который не обратил на него внимания; глаза и слух приемыша казались прикованными к выходной двери харчевни.
Было много свидетельниц-прачек; они показывали, что подсудимый часто бывал у хозяйки, содержательницы прачечной; под Воздвиженье он пришел поздно вечером и стал просить
денег, чтобы опохмелиться, но никто ему не дал; тогда он ушел, но через час
вернулся и принес с собой пива и мятных пряников для девушек.
Безумные
деньги тратились на труппу. Актеры получали неслыханное до сих пор жалованье. Обстановка и костюмы стоили сумасшедших
денег. Огромные сборы не покрывали расходов. Их оплачивал увлекавшийся театром Малкиель, еще пока не знавший счета нажитым в два года войны миллионам. Но, наконец, Нина Абрамовна
вернулась к Москву, и снова начались, но только раз в неделю, журфиксы. Приглашались уже только «первые персонажи».
— Страшно простудился… ужасно!.. — говорил Грохов и затем едва собрался с силами, чтобы продолжать рассказ: — Супруг ваш опять было на дыбы, но она прикрикнула на него: «Неужели, говорит, вам
деньги дороже меня, но я минуты с вами не останусь жить, если жена ваша
вернется к вам»… О господи, совсем здоровье расклеилось…
Она будет жить где-нибудь в глуши, работать и высылать Лаевскому «от неизвестного»
деньги, вышитые сорочки, табак и
вернется к нему только в старости и в случае, если он опасно заболеет и понадобится ему сиделка. Когда в старости он узнает, по каким причинам она отказалась быть его женой и оставила его, он оценит ее жертву и простит.
Вернулся оттуда злющий—презлющий, —
денег ему жаль было, что отдал за жену Крылушкину.
Наивный Ничипоренко вовсе и не замечал, что его выпроваживали, и уезжал с полным упованием, что он во все это время делал какое-то предприятие, которое остановилось только за случившимся недостатком в
деньгах, но разыщет он в Петербурге деньжонок, и ему надо будет
вернуться, и предприятие опять пойдет далее.
Между прочим я был уверен, что имей я возможность напечатать первый свой стихотворный сборник, который обозвал «_Лирическим Пантеоном_», то немедля приобрету громкую славу, и
деньги, затраченные на издание, тотчас же
вернутся сторицей.
Откладывать поездку было неудобно и по отношению к Матвееву и ко мне, без того потерявшему много лет в университете. Поэтому, получивши от отца небольшую сумму
денег, я тем же путем
вернулся в Москву к старикам Григорьевым и, доехав в дилижансе до Петербурга, немедля взял место на отходившем в Штетин пароходе «Николай». Зная, что платье несравненно дешевле за границей, я сел на корабль в студенческом сюртуке.
«Поехали мы, — сказывал он, — с Саничкой (так он называл жену) за границу через Одессу, но нам пришлось два дня поджидать парохода в Вену, а от нечего делать вечером я ушел в клуб. Мне страшно не повезло, и в час ночи я
вернулся в номер и разбудил жену словами: «Саничка, мы ехать за границу не можем, я все
деньги проиграл».
Тот вынул из-за пазухи тряпицу, в которой были
деньги, и стал считать. В это время дверь конторы скрипнула. Никита Федорыч дернул мельника, набросил на
деньги его шапку и выбежал в сени. Вскоре
вернулся он, однако, совсем успокоенный; за дверью никого не оказалось.
— Ладно, не будь только он; того и смотри, с ярманки
вернется, встренется да
денег станет просить, беда! Ох-хо, хо! Ну, Ванюха, трогай, да смотри, не больно круто спущай!..
— Мадам Иванова, вы же смотрите за собачкой. Может, я и не
вернусь, так будет вам память о Сашке. Белинька, собачка моя! Смотрите, облизывается. Ах ты, моя бедная… И еще попрошу вас, мадам Иванова. У меня за хозяином остались
деньги, так вы получите и отправьте… Я вам напишу адреса. В Гомеле у меня есть двоюродный брат, у него семья, и еще в Жмеринке живет вдова племянника. Я им каждый месяц… Что же, мы, евреи, такой народ… мы любим родственников. А я сирота, я одинокий. Прощайте же, мадам Иванова.
Когда Дутлов
вернулся домой, молодайка уже уехала с Игнатом, и чалая брюхастая кобыла, совсем запряженная, стояла под воротами. Он выломил хворостину из забора; запахнувшись, уселся в ящик и погнал лошадь. Дутлов гнал кобылу так шибко, что у ней сразу пропало всё брюхо, и Дутлов уже не глядел на нее, чтобы не разжалобиться. Его мучила мысль, что он опоздает как-нибудь к ставке, что Илюха пойдет в солдаты, и чортовы
деньги останутся у него на руках.
— Ну, а я понимаю: я даже в Петербург хотел
вернуться и сошел, но только
денег не было. Начальник станции велел с другим, поездом в Москву отвезть, а в Петербург, говорит, без билета нельзя. А поезд подходит — опять того знакомого мужика; которого били, ведут и опять наколачивают. Я его узнал, говорю: «За что тебя опять?» А он говорит: «Не твое дело». Я приехал в Москву — в их дом, и все спал, а потом встал, а на дворе уже никого, — говорят: уехали.
Так и я чувствовал, что мне вот-вот по шапке дадут. И думал я: опять улица, холод, клопы в ночлежках, конская колбаса, грязь, гадость. Кстати, и моя Зоська ко мне
вернулась в эту пору, — пронюхала, гадюка, что из меня опять можно
деньги сосать. Есть
деньги — она спокойна, ласкова, даже чересчур ласкова, так что невмоготу бывало, а нет — кричит мне при соседях: «Лакей вонючий! хам! шестерка! продажная тварь!» Только у ней тогда и оказывалось слов.
Моего унижения было недостаточно, и она еще по ночам, развалившись, как тигрица, не укрытая, — ей всегда бывало жарко, — читала письма, которые присылал ей Лубков; он умолял ее
вернуться в Россию, иначе клялся обокрасть кого-нибудь или убить, чтобы только добыть
денег и приехать к ней.
Пришли и
денег…” — “Не
вернусь.
Он
вернулся домой, еще раз счел
деньги.
Ямщик вышел с Сашкой и снова
вернулся, держа в руке
деньги.
Ольга Николаевна. Он не
вернется, Коля. Он прислал письмо, что больше не хочет и что я могу идти куда глаза глядят. И
денег за этот месяц он не прислал.
(Смирнову.) Если Николай Михайлович остался вам должен, то, само собою разумеется, я заплачу; но, извините пожалуйста, у меня сегодня нет свободных
денег. Послезавтра
вернется из города мой приказчик, и я прикажу ему уплатить вам что следует, а пока я не могу исполнить вашего желания… К тому же сегодня исполнилось ровно семь месяцев, как умер мой муж, и у меня теперь такое настроение, что я совершенно не расположена заниматься денежными делами.
Он двадцать лет тому назад отбыл военную службу и
вернулся со службы с
деньгами. Сначала он завел лавку, потом оставил лавку и стал торговать скотиной. Ездил в Черкасы за «товаром» (скотиной) и пригонял в Москву.
Клементьев. Раньше не мог
вернуться. Заехал далеко, а
денег у меня не было; да и хотелось побольше присмотреться, как живут люди там, где лучше, нежели у нас.
Однажды с почтового поезда сняли безбилетного пассажира, и это было праздником для скучающего жандарма. Он подтянулся, шпоры звякнули отчетливо и свирепо, лицо стало сосредоточенно и зло, — но счастье было непродолжительно. Пассажир заплатил
деньги и торопливо, ругаясь,
вернулся в вагон, а сзади растерянно и жалко тренькали металлические кружки, и над ними расслабленно колыхалось обессилевшее тело.