Неточные совпадения
— Нет, я не брошу камня, — отвечала она ему на что-то, — хотя я не понимаю, — продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкой покровительства обратилась к Кити. Беглым женским взглядом окинув ее туалет, она
сделала чуть-заметное, но
понятное для Кити, одобрительное ее туалету и красоте движенье головой. — Вы и в залу входите танцуя, — прибавила она.
Он чувствовал себя невиноватым за то, что не выучил урока; но как бы он ни старался, он решительно не мог этого
сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и понять, что коротенькое и такое
понятное слово «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
Два-три свидания с ними не
сделали их
понятнее.
— Но, по вере вашей, Кутузов, вы не можете претендовать на роль вождя. Маркс не разрешает это, вождей — нет, историю
делают массы. Лев Толстой развил эту ошибочную идею
понятнее и проще Маркса, прочитайте-ка «Войну и мир».
Она вздрогнула от этого вопроса. Так изумителен, груб и неестествен был он в устах Тушина. Ей казалось непостижимо, как он посягает, без пощады женского, всякому
понятного чувства, на такую откровенность, какой женщины не
делают никому. «Зачем? — втайне удивлялась она, — у него должны быть какие-нибудь особые причины — какие?»
Он был с нею послушен, как ребенок: она велела ему читать, — он читал усердно, будто готовился к экзамену; толку из чтения извлекал мало, но все-таки кое-какой толк извлекал; она старалась помогать ему разговорами, — разговоры были ему
понятнее книг, и он
делал кое-какие успехи, медленные, очень маленькие, но все-таки
делал.
Мирная жизнь моя во Владимире скоро была возмущена вестями из Москвы, которые теперь приходили со всех сторон. Они сильно огорчали меня. Для того чтоб
сделать их
понятными, надобно воротиться к 1834 году.
Фогт обладает огромным талантом преподавания. Он, полушутя, читал у нас несколько лекций физиологии для дам. Все у него выходило так живо, так просто и так пластически выразительно, что дальний путь, которым он достиг этой ясности, не был заметен. В этом-то и состоит вся задача педагогии —
сделать науку до того
понятной и усвоенной, чтоб заставить ее говорить простым, обыкновенным языком.
Таким образом, все это
сделает совершенно
понятною ту мрачную и тяжелую сцену, которая произошла между отцом и дочерью за обедом — единственным временем, когда они видались между собою.
Вскоре Илье стало казаться, что в деревне лучше жить, чем в городе. В деревне можно гулять, где хочешь, а здесь дядя запретил уходить со двора. Там просторнее, тише, там все люди
делают одно и то же всем
понятное дело, — здесь каждый
делает, что хочет, и все — бедные, все живут чужим хлебом, впроголодь.
Князь в духе, иногда пошутит с Феофаном, Феофан ответит чуть оборачивая красивую голову и, не спуская рук,
делает чуть заметное,
понятное для меня движение вожжами, и раз-раз-раз, всё шире и шире, содрогаясь каждым мускулом и кидая снег с грязью под передок, я еду.
Кажется, в этом не будет ничего странного и неестественного, а между тем только это объяснение
сделает нам вполне
понятным полугодовое пребывание Петра в Голландии.
Но надо же было
сделать что-то, и он решил, что самое простое и
понятное — бить.
Понятное дело, что для купца эти правила трын-трава, и он ежегодно может
делать сотни заявок и не поморщится, а старатель отыщет потихоньку россыпь, да и продаст ее тому же купцу за расколотый грош.
Казалось, так лучше,
понятнее, сильнее произведет впечатление на читателей, а притом — все так
делали.
Они менялись опытом своих неудач и успехов, они ставили свои вехи,
делали свои зарубки, условные знаки,
понятные другим искателям.
А рассерженный Иуда, после каждого такого разговора, шел к женщинам и плакался перед ними. И охотно слушали его женщины. То женственное и нежное, что было в его любви к Иисусу, сблизило его с ними,
сделало его в их глазах простым,
понятным и даже красивым, хотя по-прежнему в его обращении с ними сквозило некоторое пренебрежение.
— Ты совершенная дура и упрямее десяти ослов! (Оборачиваясь к подошедшему директору школы, Александру Леонтьевичу Зографу.) Я ее знаю, теперь будет всю дорогу на извозчике на все мои вопросы повторять: «Татьяна и Онегин!» Прямо не рада, что взяла. Ни одному ребенку мира из всего виденного бы не понравилось «Татьяна и Онегин», все бы предпочли «Русалку», потому что — сказка,
понятное. Прямо не знаю, что мне с ней
делать!!!
Предположив, что его прогулка мимо креста, выказывая известную степень ненужного любопытства, быть может, послужила причиной, что никто не подошел к нему из
понятной предосторожности, он на нынешний раз,
сделав должное, нарочно стал прохаживаться по другим дорожкам.
Попытка во что бы то ни стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире,
сделать ее
понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению и снятию проблемы (как в монизме); вот почему непротиворечивой рациональной метафизики, имеющей дело с предельными проблемами мирового бытия, никогда не бывало да и быть не может.
Потому приличествует, как говорит Платон, не знающему зависти божеству не оставаться в том actus purissimus, который мы могли бы назвать вечной теогонией и который является поглощающим (verzehrend) по отношению ко всему вне себя, но
сделать этот actus purissimus [Чистейший акт (лат.).]
понятным, различимым фактом (Vorgang), все моменты которого должны бы быть соединены и слажены в последнем, сведенном к единству сознания» (ib., 304).
«Откройте, — говорил я таким хвалителям, — где хотите или где придется Шекспира, — и вы увидите, что не найдете никогда подряд десять строчек
понятных, естественных, свойственных лицу, которое их говорит, и производящих художественное впечатление» (опыт этот может
сделать всякий).
Понятная неполнота телеграфных известий, зачастую тенденциозная их окраска иностранными агентствами
делают то, что разобраться в них более чем затруднительно и вопрос, где правда в них, где ложь — остаётся открытым.
Когда дверь кабинета затворилась за Вадимом Григорьевичем, Корнилий Потапович снова принялся за рассмотрение своей тетради, перелистывая ее взад и вперед и
делая про себя одному ему
понятные односложные замечания. Это были скорее не слова, а продолжительные междометия.
Она прихорашивалась и заигрывала с ним, но ужас не сходил с его темного лица; она мучительно старалась снова стать той нежной и желанной, какой была десять лет назад, и
делала скромное девичье лицо и шептала наивные девичьи речи, но хмельной язык не слушался ее, сквозь опущенные ресницы еще ярче и
понятнее сверкал огонь страстного желания, — и не сходил ужас с темного лица ее мужа.
И так далее, и «в коем уде кiй бес живет, где пребывает и как страсть воздвизает», и «как оные духи входят овогда чувственно некако, а овогда же входят и исходят чувственне некако», и «како противу им человеку подобает нудитеся…» И все эти науки мы превзошли и знания получили; но кроме того владыка и сам меня призывал и почасту учил меня по-латыни, и я — право, такой
понятный хлопец был, что мы не только какого-нибудь там Корнелия Непота переводили, а еще, бывало, сам он читал мне свои переводы, которые
делал из Овидия!..
Лады у священников были — как это часто бывает — не особенно хорошие: Кирилл завел против Гаврилы «приказную ссору». В наших православных «двуштатах», как известно, есть достаточно таких «междуособных обстоятельств», которые
делают нелады между левитами совершенно
понятными.
Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они
делают, и что
делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но
понятную для нас работу.
— Барин нету — не понимай… моя ваш… — говорил Герасим, стараясь
сделать свои слова
понятнее тем, что он их говорил навыворот.
За ним, стуча когтями по вощеному полу, шла собака и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату, взор Владимира Михайловича встречал упорный взгляд черных глаз собаки. Они говорили: приди же, приласкай меня. И, чтобы
сделать это желание более
понятным, собака вытягивала передние лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался, и хвост вертелся, как ручка у шарманки.
Дабы
сделать дальнейшее повествование более
понятным моему благосклонному читателю, я вынужден сказать несколько слов о том исключительном, весьма для меня лестном и, боюсь, даже не вполне заслуженном положении, какое занимаю я в нашей тюрьме.
Любить бога было для него потребностью и высшим удовольствием, и он любил его во всем, что отражает в себе бога и
делает его и
понятным, и неоцененным для того, к кому он пришел и у кого сотворил себе обитель.