Неточные совпадения
«Что ж,
умер, что ли,
дедушка?»
—
Так засмеялся
дедушка,
Что все в каморке вздрогнули, —
И к ночи
умер он.
В углу двора, между конюшней и каменной стеной недавно выстроенного дома соседей, стоял,
умирая без солнца, большой вяз, у ствола его были сложены старые доски и бревна, а на них, в уровень с крышей конюшни, лежал плетенный из прутьев возок
дедушки. Клим и Лида влезали в этот возок и сидели в нем, беседуя. Зябкая девочка прижималась к Самгину, и ему было особенно томно приятно чувствовать ее крепкое, очень горячее тело, слушать задумчивый и ломкий голосок.
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как
умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Дедушке уж за семьдесят, но он скрывает свои года, потому что боится
умереть.
Вскоре Коську стали водить нищенствовать за ручку — перевели в «пешие стрелки». Заботился о Коське
дедушка Иван, старик ночлежник, который заботился о матери, брал ее с собой на все лето по грибы. Мать
умерла, а ребенок родился 22 февраля, почему и окрестил его
дедушка Иван Касьяном.
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело
умирают, знал, что все
умрут, знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть
дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Кроме страха, что
дедушка при мне
умрет, Багрово само по себе не привлекало меня.
Беспрестанно я ожидал, что
дедушка начнет
умирать, а как смерть, по моему понятию и убеждению, соединялась с мучительной болью и страданьем, то я все вслушивался, не начнет ли
дедушка плакать и стонать.
Я думал, что когда
умрет дедушка, то и бабушка, верно,
умрет, потому что она старая и седая.
Мать старалась ободрить меня, говоря: «Можно ли бояться
дедушки, который едва дышит и уже
умирает?» Я подумал, что того-то я и боюсь, но не смел этого сказать.
Всего больше я боялся, что
дедушка станет прощаться со мной, обнимет меня и
умрет, что меня нельзя будет вынуть из его рук, потому что они окоченеют, и что надобно будет меня вместе с ним закопать в землю…
После чаю у бабушки в горнице начались разговоры о том, как
умирал и что завещал исполнить
дедушка, а также о том, что послезавтра будут его хоронить.
Мне было жаль
дедушки, но совсем не хотелось видеть его смерть или быть в другой комнате, когда он,
умирая, станет плакать и кричать.
Раз у отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это
дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед
дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
— Твой
дедушка? да ведь он уже
умер! — сказал я вдруг, совершенно не приготовившись отвечать на ее вопрос, и тотчас раскаялся. С минуту стояла она в прежнем положении и вдруг вся задрожала, но так сильно, как будто в ней приготовлялся какой-нибудь опасный нервический припадок. Я схватился было поддержать ее, чтоб она не упала. Через несколько минут ей стало лучше, и я ясно видел, что она употребляет над собой неестественные усилия, скрывая передо мною свое волнение.
И скажи ему еще, что мне тяжело
умирать…» Я и пошла, постучалась к
дедушке, он отворил и, как увидел меня, тотчас хотел было передо мной дверь затворить, но я ухватилась за дверь обеими руками и закричала ему: «Мамаша
умирает, вас зовет, идите!..» Но он оттолкнул меня и захлопнул дверь.
— Но ведь твой
дедушка уж
умер, Нелли, — сказал я, выслушав ее с удивлением.
— Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль со вчерашнего дня, когда ты там в углу на лестнице плакала. Я вспомнить об этом не могу… К тому же твой
дедушка у меня на руках
умер, и, верно, он об тебе вспоминал, когда про Шестую линию говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне во сне снится… Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедна и сиротка, может быть, на чужих руках; так или нет?
— Послушай, чего ж ты боишься? — начал я. — Я так испугал тебя; я виноват.
Дедушка, когда
умирал, говорил о тебе; это были последние его слова… У меня и книги остались; верно, твои. Как тебя зовут? где ты живешь? Он говорил, что в Шестой линии…
— А ведь Азорка-то был прежде маменькин, — сказала вдруг Нелли, улыбаясь какому-то воспоминанию. —
Дедушка очень любил прежде маменьку, и когда мамаша ушла от него, у него и остался мамашин Азорка. Оттого-то он и любил так Азорку… Мамашу не простил, а когда собака
умерла, так сам
умер, — сурово прибавила Нелли, и улыбка исчезла с лица ее.
Она
умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что
дедушка зовет ее к себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
— За неделю до смерти мамаша подозвала меня и сказала: «Нелли, сходи еще раз к
дедушке, в последний раз, и попроси, чтоб он пришел ко мне и простил меня; скажи ему, что я через несколько дней
умру и тебя одну на свете оставляю.
Я торопила его и говорила, чтоб он нанял извозчика, потому что мамаша сейчас
умрет; но у
дедушки было только семь копеек всех денег.
Любопытство мое было возбуждено в последней степени. Я хоть и решил не входить за ней, но непременно хотел узнать тот дом, в который она войдет, на всякий случай. Я был под влиянием тяжелого и странного впечатления, похожего на то, которое произвел во мне в кондитерской ее
дедушка, когда
умер Азорка…
Столько же, сколько шарманку, может быть, даже немного больше, он любил своих младших спутников в вечных скитаниях: пуделя Арто и маленького Сергея. Мальчика он взял пять лет тому назад «напрокат» у забулдыги, вдового сапожника, обязавшись за это уплачивать по два рубля в месяц. Но сапожник вскоре
умер, и Сергей остался навеки связанным с
дедушкой и душою, и мелкими житейскими интересами.
—
Дедушка Лодыжкин, а
дедушка, глянькось, в фонтане-то — золотые рыбы!.. Ей-богу,
дедушка, золотые,
умереть мне на месте! — кричал мальчик, прижимаясь лицом к решетке, огораживающей сад с большим бассейном посередине. —
Дедушка, а персики! Вона сколько! На одном дереве!
То будто
умер дедушка (опять сцена с разговорами, хотя никакого
дедушки не было), ему оставил миллион, а Порфишке-кровопивцу — шиш.
— «Врешь ты, старая мошенница, — вопил мой
дедушка, — ты обманула мою Аришу, прикинулась, что
умираешь…
Бабушка чуть не
умерла с печали, да и
дедушке не понравилась эта шутка: он взял Алешу в отставку и определил в Верхний земский суд, где он усердно и долго служил и был впоследствии прокурором.
— Все же они дети твои, — убедительно произнес
дедушка Кондратий, — какая их жизнь будет без твоего благословения? И теперь, может статься, изныла вся душа их… не смеют предстать на глаза твои… Не дай им
умереть без родительского твоего благословения… Ты видел их согрешающих — не видишь кающихся… Глеб Савиныч!..
— Кланяется
дедушка… дядя Федя скоро
умрет, дядя Костя прислал письмо из Америки и велит вам кланяться. Он соскучился на выставке и скоро вернется. А дядя Алеша хочет есть.
Отчего
дедушка Матвей Иваныч, перед которым девка Палашка каждый вечер, изо дня в день, потрясала плечами и бедрами, не только не скучал ее скудным репертуаром, но так и
умер, не насладившись им досыта, а я, несмотря на то что передо мной потрясала бедрами сама Шнейдерша, в каких-нибудь десять дней ощутил такую сытость, что хоть повеситься?
Ключница Пелагея была в своем роде замечательная женщина: очень в молодых годах бежала она, вместе с отцом своим, от прежних господ своих Алакаевых в Астрахань, где прожила с лишком двадцать лет; отец ее скоро
умер, она вышла замуж, овдовела, жила внаймах по купеческим домам и в том числе у купцов персиян, соскучилась, проведала как-то, что она досталась другим господам, именно моему
дедушке, господину строгому, но справедливому и доброму, и за год до его смерти явилась из бегов в Аксаково.
Ваничка. Нет, какое-с! Он все так прокуратит. Как приехали мы в первый-то день-с, так притворился, что
умирает… Меня маменька даже за попом было послала, я прихожу назад, а
дедушка сидит да ест; целую почесть индейку оплел… Я было, Надежда Ивановна, вам уток настрелял, да проклятые собаки и сожрали их. У нас ведь их никогда не кормят, все, чтоб сами промышляли, — вот они этак и промышляют.
У Веры никого не было родных, кроме
дедушки и тети; мать
умерла уже давно, отец, инженер,
умер три месяца назад в Казани, проездом из Сибири.
Дедушка был с большой седой бородой, толстый, красный, с одышкой, и ходил, выпятив вперед живот и опираясь на палку. Тетя, дама лет сорока двух, одетая в модное платье с высокими рукавами, сильно стянутая в талии, очевидно, молодилась и еще хотела нравиться; ходила она мелкими шагами, и у нее при этом вздрагивала спина.
Осенью мы долго, долго, до ранних черных вечеров и поздних темных утр заживались в Тарусе, на своей одинокой — в двух верстах от всякого жилья — даче, в единственном соседстве (нам — минуту сбежать, тем — минуту взойти) реки — Оки («Рыбы мало ли в реке!»), — но не только рыбы, потому что летом всегда кто-нибудь тонул, чаще мальчишки — опять затянуло под плот, — но часто и пьяные, а часто и трезвые, — и однажды затонул целый плотогон, а тут еще
дедушка Александр Данилович
умер, и мать с отцом уехали на сороковой день и потом остались из-за завещания, и хотя я знала, что это грех — потому что
дедушка совсем не утонул, а
умер от рака — от рака?
И странно: близкая смерть теперь уже не пугала меня. Я видела, как
умирала мама, Юлико. В этом не было ничего страшного… Страшно только ожидание, а там… вечный покой. Это часто повторял
дедушка Магомет; я вспомнила теперь его слова…