Неточные совпадения
Хлестаков. Как он
смеет не
дать? Вот еще вздор!
Денно и нощно Всевышнего
Молит: грехи отпусти!
Тело предай истязанию,
Дай только душу спасти!
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не
давали ему свободы мысли. Облонский тотчас
заметил это и улыбнулся.
— Если бы не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы
дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит целебная сила антинигилизма, и мы
смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
― Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что надо развязать его. Если бы ты знал, как мне оно тяжело, что бы я
дала за то, чтобы свободно и
смело любить тебя! Я бы не мучалась и тебя не мучала бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так, как мы думаем.
Левин уже привык теперь
смело говорить свою мысль, не
давая себе труда облекать ее в точные слова; он знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь, поймет, что он хочет сказать, с намека, и она поняла его.
Теперь же, если уже ему бросали эту перчатку, то он
смело поднимал ее и требовал назначения особой комиссии для изучения и поверки трудов комиссии орошения полей Зарайской губернии; но зато уже он не
давал никакого спуску и тем господам.
— Уморительны мне твои engouements, [увлечения,]] — сказала княгиня, — нет, пойдём лучше назад, — прибавила она,
заметив двигавшегося им навстречу Левина с своею
дамой и с немецким доктором, с которым он что-то громко и сердито говорил.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну
даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но
заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою
дамой.
Эти два обстоятельства были: первое то, что вчера он, встретив на улице Алексея Александровича,
заметил, что он сух и строг с ним, и, сведя это выражение лица Алексея Александровича и то, что он не приехал к ним и не
дал энать о себе, с теми толками, которые он слышал об Анне и Вронском, Степан Аркадьич догадывался, что что-то не ладно между мужем и женою.
Они были дружны с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это было тщетно. Каждый раз, как Левин пытался проникнуть дальше открытых для всех дверей приемных комнат ума Свияжского, он
замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался в его взгляде, как будто он боялся, что Левин поймет его, и он
давал добродушный и веселый отпор.
Разговор сначала не клеился, но после дело пошло, и он начал даже получать форс, но… здесь, к величайшему прискорбию, надобно
заметить, что люди степенные и занимающие важные должности как-то немного тяжеловаты в разговорах с
дамами; на это мастера господа поручики и никак не далее капитанских чинов.
Впрочем, обе
дамы нельзя сказать чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего не было злого, а так, нечувствительно, в разговоре рождалось само собою маленькое желание кольнуть друг друга; просто одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо: вот,
мол, тебе! на, возьми, съешь!
Дамы города N. были то, что называют презентабельны, и в этом отношении их можно было
смело поставить в пример всем другим.
Чичиков, вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно не
заметил и накрыл тотчас ее книгою. Чичиков хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы
дал знать, что не нужно показывать.
— Никогда, никогда, Анна Григорьевна! Позвольте мне вам
заметить, что я очень хорошо себя знаю; а разве со стороны каких-нибудь иных
дам, которые играют роль недоступных.
Нужно
заметить, что во всех отношениях приятная
дама была отчасти материалистка, склонна к отрицанию и сомнению и отвергала весьма многое в жизни.
Юрисконсульт отвечал на это изображеньем неверности всего земного и
дал тоже искусно
заметить, что журавль в небе ничего не значит, а нужно синицу в руку.
Одинокая жизнь
дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее; человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки,
мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине.
Чичиков
заметил, что многие
дамы перемигнулись между собою с какою-то злобною, едкою усмешкою и в выражении некоторых лиц показалось что-то такое двусмысленное, которое еще более увеличило это смущение.
Не мешает
заметить, что в разговор обеих
дам вмешивалось очень много иностранных слов и целиком иногда длинные французские фразы.
Нужно
заметить, что у некоторых
дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они
заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза и все вдруг заговорят в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Дамы наперерыв принялись сообщать ему все события, рассказали о покупке мертвых душ, о намерении увезти губернаторскую дочку и сбили его совершенно с толку, так что сколько ни продолжал он стоять на одном и том же месте, хлопать левым глазом и бить себя платком по бороде,
сметая оттуда табак, но ничего решительно не мог понять.
В этой партии, надо
заметить к чести
дам, было несравненно более порядка и осмотрительности.
Одна из них нарочно прошла мимо его, чтобы
дать ему это
заметить, и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло своего платья, а шарфом, который порхал вокруг плеч ее, распорядилась так, что он махнул концом своим ее по самому лицу; в то же самое время позади его из одних дамских уст изнеслось вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание.
— Десять тысяч ты за него не
дал, —
заметил зять. — Он и одной не стоит.
Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно
заметить, что вообще все
дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
За ужином тоже он никак не был в состоянии развернуться, несмотря на то что общество за столом было приятное и что Ноздрева давно уже вывели; ибо сами даже
дамы наконец
заметили, что поведение его чересчур становилось скандалезно.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
П.А. Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком)
заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной
даме, становится слишком неожиданным и необъясненным.
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности
заметя,
Я ей поверить не
посмел:
Привычке милой не
дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленский пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан…
Окинув залу решительным взглядом, я
заметил, что все
дамы были взяты, исключая одной большой девицы, стоявшей у двери гостиной.
— А это на что похоже, что вчера только восемь фунтов пшена отпустила, опять спрашивают: ты как хочешь, Фока Демидыч, а я пшена не отпущу. Этот Ванька рад, что теперь суматоха в доме: он думает, авось не
заметят. Нет, я потачки за барское добро не
дам. Ну виданное ли это дело — восемь фунтов?
Не
дали даже и стрельбы произвести; пошло дело на
мечи да на копья.
— И не
дал мне табаку. «Тебе, — говорит, — исполнится совершеннолетний год, а тогда, — говорит, — специальный красный корабль… За тобой. Так как твоя участь выйти за принца. И тому, — говорит, — волшебнику верь». Но я говорю: «Буди, буди,
мол, табаку-то достать». Так ведь он за мной полдороги бежал.
Вот это дворник нашего дома; дворник очень хорошо меня знает; вот он кланяется; он видит, что я иду с
дамой, и уж, конечно, успел
заметить ваше лицо, а это вам пригодится, если вы очень боитесь и меня подозреваете.
— Луиза Ивановна, вы бы сели, — сказал он мельком разодетой багрово-красной
даме, которая все стояла, как будто не
смея сама сесть, хотя стул был рядом.
Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему,
дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, — это
заметьте.
— Позвольте вам
заметить, — отвечал он сухо, — что Магометом иль Наполеоном я себя не считаю… ни кем бы то ни было из подобных лиц, следственно, и не могу, не быв ими,
дать вам удовлетворительного объяснения о том, как бы я поступил.
Пышная
дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особенным восторгом принялась приседать; но офицер не обратил на нее ни малейшего внимания, а она уже не
смела больше при нем садиться.
Тысячу бы рублей в ту минуту я
дал, своих собственных, чтобы только на вас в свои глаза посмотреть: как вы тогда сто шагов с мещанинишкой рядом шли, после того как он вам «убийцу» в глаза сказал, и ничего у него, целых сто шагов, спросить не
посмели!..
Перчатки на ней были не только заношенные, но даже изодранные, что
заметил Разумихин, а между тем эта явная бедность костюма даже придавала обеим
дамам вид какого-то особенного достоинства, что всегда бывает с теми, кто умеет носить бедное платье.
На это Амалия Ивановна весьма последовательно
заметила, что она «тех
дам приглашаль, но что те
дам не пришоль, потому что те
дам благородный
дам и не могут пришоль к неблагородный
дам».
Дамы потихоньку пошли за отправившимся по лестнице вперед Разумихиным, и когда уже поравнялись в четвертом этаже с хозяйкиною дверью, то
заметили, что хозяйкина дверь отворена на маленькую щелочку и что два быстрые черные глаза рассматривают их обеих из темноты. Когда же взгляды встретились, то дверь вдруг захлопнулась, и с таким стуком, что Пульхерия Александровна чуть не вскрикнула от испуга.
Я тотчас мое место
наметил, подсел к матери и начинаю о том, что я тоже приезжий, что какие всё тут невежи, что они не умеют отличать истинных достоинств и питать достодолжного уважения;
дал знать, что у меня денег много; пригласил довезти в своей карете; довез домой, познакомился (в какой-то каморке от жильцов стоят, только что приехали).
— А, понимаю, вы думаете, что я в таком виде! — перебил ее мысли Разумихин, угадав их и шагая своими огромнейшими шажищами по тротуару, так что обе
дамы едва могли за ним следовать, чего, впрочем, он не
замечал.
— Я не
дам себя мучить, — зашептал он вдруг по-давешнему, с болью и с ненавистию мгновенно сознавая в себе, что не может не подчиниться приказанию, и приходя от этой мысли еще в большее бешенство, — арестуйте меня, обыскивайте меня, но извольте действовать по форме, а не играть со мной-с! Не
смейте…
Зосимов, начавший свои умные советы отчасти и для эффекта перед
дамами, был, конечно, несколько озадачен, когда, кончив речь и взглянув на своего слушателя,
заметил в лице его решительную насмешку. Впрочем, это продолжалось мгновение. Пульхерия Александровна тотчас же принялась благодарить Зосимова, в особенности за вчерашнее ночное посещение их в гостинице.
— Петр Петрович! — закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не
смеет она так обращаться с благородной
дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего отца, защитите сирот.
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не
смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, говорит, почем знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать! А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч
дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.