Неточные совпадения
Публика, собравшаяся в гостиной Агриппины Филипьевны, так и не узнала, что сделала «одна очень почтенная дама», потому что рассказ
дядюшки был прерван каким-то шумом и сильной возней в передней. Привалов расслышал
голос Хионии Алексеевны, прерываемый чьим-то хриплым
голосом.
— Дядько,
дядюшка, пустить, — раздались из-за двери тонкие
голоса детей. — Пустить,
дядюшка, хороший.
—
Дядюшка! вы сердитесь? — сказал Александр
голосом глубокого раскаяния.
— А когда она поднимет глаза, вы сейчас увидите, какому пылкому и нежному сердцу служат они проводником! а
голос,
голос! что за мелодия, что за нега в нем! Но когда этот
голос прозвучит признанием… нет выше блаженства на земле!
Дядюшка! как прекрасна жизнь! как я счастлив!
— Да наша-то, блаженная-то! улепетнула! еще до свету улепетнула! Я к вам, батюшка, на минутку, только вас разбудить, да вот и возись с тобой два часа! Вставайте, батюшка, вас и
дядюшка ждет. Дождались праздника! — прибавил он с каким-то злорадным раздражением в
голосе.
Предчувствия не обманули Глеба.
Дядюшка Аким подавал надежду пролежать если не всю зиму, так по крайней мере долгое время. Он лежал пластом на печи, не принимал пищи, и лишь когда только мучила жажда, подавал
голос. Так прошло несколько дней.
— Признаюсь вам,
дядюшка, — отвечал Мозгляков сколько можно спокойнее, хотя
голос его и дрожал от какой-то тревоги, — признаюсь вам, мне кажется, все это очень легко уладить и согласить.
Разве я те не кричал: держи, не давай натягивать постромок?» — «Да кто ее,
дядюшка, сдержит? — раздавался пискливый и плаксивый
голос форейтора.
— Разве вы не слышите, что человек? — отвечал племянник; потом, сунув ощупью багор мужику, подошел к дяде и продолжал, опустив
голос: — Издохнет, так не беда! По крайней мере я сделал все, что нужно в моих критических обстоятельствах. Пойдемте, любезный
дядюшка; я расскажу вам все дорогой. Ваши сподвижники могут услышать за стеной — тоже… и тогда не пеняйте на себя, если испортите все дело нашего покровителя и отца.
—
Дядюшка, а
дядюшка… — сдавленным
голосом окликнул его Кузьма.
— Ах!
дядюшка,
дядюшка, — сказал Эйхлер тронутым
голосом, ведя Липмана под руку, — после великих жертв, после неусыпных трудов, в которых я потерял здоровье и спокойствие, после утонченных и небезуспешных стараний скрыть вашу безграмотность от герцога и государыни, которой еще ныне представил отчет, будто сочиненный и написанный вами; после всего этого вы приходите подглядывать за мною… — и, не дав отвечать дяде, продолжал: — Знаете ли, кто был со мной?
Чистое дело марш! — закричал в это время еще новый
голос, и Ругай, красный, горбатый кобель
дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из-за них, наддал со страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя́, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем.
— Ну, ну, голубчик,
дядюшка, — таким умоляющим
голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого.
Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, — один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.