Курьез в печальной истории русского просвещения, что министр народного просвещения кн. Ширинский-Шихматов, упразднивший в 50-е
годы преподавание философии, рекламировал естественные науки, которые представлялись ему политически нейтральными, философские же науки представлялись источником вольномыслия.
Неточные совпадения
Преподавание было скуднее, объем его меньше, чем в сороковых
годах.
И долго он был народным учителем, а потом наконец перешел учителем в гимназию в Новочеркасск, а затем, много-много
лет прослужив учителем математики, получил место инспектора реального училища, продолжая в нем и
преподавание.
Характер школьного
преподавания — сухое, тупоумное педантство. Это почти неизбежно так по самой сущности дела. Кому не надоест 10—20
лет толковать
год за
год всё одно и то же? Учитель, профессор почти всегда занимается своим делом с отвращением и, для облегчения своей тоски, заменяет науку простой формалистикой. А вдобавок обыкновенно и глупеет от глупой скучности своего ремесла.
Но и в этой сфере он был для меня интересен. Только что перед тем он брал командировку в Париж по поручению министра двора для изучения парижского театрального дела. Он охотно читал мне отрывки из своей обширной докладной записки, из которой я сразу ознакомился со многим, что мне было полезно и тогда, когда я в Париже в 1867–1870
годах изучал и общее театральное дело, и
преподавание сценического искусства.
В Вене, кроме интереса к тому, что я нашел нового в театрах за сезон 1870
года, я ознакомился с тамошним
преподаванием, в лице тамошнего знатока театра и декламатора Стракоша, и посещал его класс в Консерватории.
Лондонского колледжа и Университетского колледжа. Если среди их преподавателей и было несколько крупных имен, то все-таки эти подобия университетов играли совсем не видную роль в тогдашнем Лондоне. Университетский быт и высшее
преподавание надо было изучать в Оксфорде и Кембридже; а туда я попал только в 1895
году и нашел, что и тогда в них господствовал (особенно в Оксфорде) метафизический дух, заимствованный у немцев.
Многим сторонам жизни Парижа и я не мог еще тогда отдаться с одинаковым интересом. Меня тогда еще слишком сильно привлекал театр. А в следующем
году я производил экскурсии в разные сценические сферы, начиная с
преподавания театрального искусства в консерватории и у частных профессоров.
Затем назначен был ректором университета варшавский профессор А. С. Будилович, крупный ученый-славист, но уже в Варшаве проявивший себя ярым русификатором. Ломка старого пошла вовсю. Делопроизводство стало вестись на русском языке, многим служащим, не знавшим русского, пришлось уйти. Профессорам-немцам русского подданства было предложено в течение двух
лет перейти в
преподавании на русский язык.
Когда, в последние
годы моего пребывания в Дерите, началась руссификация Дерптского университета и профессорам, местным уроженцам, было предложено в течение двух
лет перейти в
преподавании на русский язык, Кербер немедленно стал читать лекции по-русски. Язык русский он знал плохо, заказал русскому студенту перевести свои лекции и читал их по переводу, глядя в рукопись. И мы слушали...