Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе
глядеть на них? не нужно тебе
глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Марья Антоновна. Ах, маменька, он
на меня
глядел!
Глядеть весь город съехался,
Как в день базарный, пятницу,
Через неделю времени
Ермил
на той же площади
Рассчитывал народ.
—
Думал он сам,
на Аришу-то
глядя:
«Только бы ноги Господь воротил!»
Как ни просил за племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Гляжу на звезды частые
Да каюсь во грехах.
Глянул — и пана Глуховского
Видит
на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в той стороне.
Неласково
Глядит на них семья,
Они в дому шумливые,
На улице драчливые,
Обжоры за столом…
Глядишь, ко храму сельскому
На колеснице траурной
В шесть лошадей наследники
Покойника везут —
Попу поправка добрая,
Мирянам праздник праздником…
Дворовый, что у барина
Стоял за стулом с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся же Господу
За долголетье барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то
глянулиНа верного слугу;
Однако — делать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
На небо
глянула —
Ни месяца, ни звезд.
Он пил, а баба с вилами,
Задравши кверху голову,
Глядела на него.
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем
на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все нож берет,
Того
гляди убьет, убьет!..
Поля совсем затоплены,
Навоз возить — дороги нет,
А время уж не раннее —
Подходит месяц май!»
Нелюбо и
на старые,
Больней того
на новые
Деревни им
глядеть.
Гляжу: могилка прибрана,
На деревянном крестике
Складная золоченая
Икона. Перед ней
Я старца распростертого
Увидела. «Савельюшка!
Откуда ты взялся...
— А вот
гляди (и молотом,
Как перышком, махнул):
Коли проснусь до солнышка
Да разогнусь о полночи,
Так гору сокрушу!
Случалось, не похвастаю,
Щебенки наколачивать
В день
на пять серебром!
На лес,
на путь-дороженьку
Глядел, молчал Пахом,
Глядел — умом раскидывал
И молвил наконец...
Крестьяне думу думали,
А поп широкой шляпою
В лицо себе помахивал
Да
на небо
глядел.
Мы идем, идем —
Остановимся,
На леса, луга
Полюбуемся.
Полюбуемся
Да послушаем,
Как шумят-бегут
Воды вешние,
Как поет-звенит
Жавороночек!
Мы стоим,
глядим…
Очи встретятся —
Усмехнемся мы,
Усмехнется нам
Лиодорушка.
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Бурмистра речь покорная
Понравилась помещику:
Здоровый глаз
на старосту
Глядел с благоволением,
А левый успокоился...
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу
на пригорочке,
Пошли пока —
глядеть.
На ваши всходы бедные
Невесело
глядеть!
Стану я руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!»
Яков
на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине ее укрепил,
Перекрестился,
на солнышко
глянул,
Голову в петлю — и ноги спустил!..
С ним случай был: картиночек
Он сыну накупил,
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил
на них
глядеть.
Яков, не
глядя на барина бедного,
Начал коней отпрягать,
Верного Яшу, дрожащего, бледного,
Начал помещик тогда умолять.
Дрожу,
гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешана,
В одной руке — широкий нож,
В другой ручник — и кровь
на нем,
А
на носу очки!
Ни дать ни взять юродивый,
Стоит, вздыхает, крестится,
Жаль было нам
глядеть,
Как он перед старухою,
Перед Ненилой Власьевой,
Вдруг
на колени пал!
Мы слова не промолвили,
Друг другу не
глядели мы
В глаза… а всей гурьбой
Христьяна Христианыча
Поталкивали бережно
Всё к яме… всё
на край…
На месте уложу!..»
Крестьяне рассмеялися:
— Какие мы разбойники,
Гляди — у нас ни ножика,
Ни топоров, ни вил!
Глядел я
на товарищей,
Сам весь горел, подумывал —
Несдобровать и мне.
Скотинин. Еще раз:
гляди на меня прямее.
Скотинин. Митрофан!
Гляди на меня прямее.
Софья (одна,
глядя на часы). Дядюшка скоро должен вытти. (Садясь.) Я его здесь подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они — способы к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему подбегает.)
Сначала ходили только полицейские, но потом,
глядя на них, стали ходить и посторонние.
— И
на кой черт я не пошел прямо
на стрельцов! — с горечью восклицал Бородавкин,
глядя из окна
на увеличивавшиеся с минуты
на минуту лужи, — в полчаса был бы уж там!
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала
на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.
— Нет! мне с правдой дома сидеть не приходится! потому она, правда-матушка, непоседлива! Ты
глядишь: как бы в избу да
на полати влезти, ан она, правда-матушка, из избы вон гонит… вот что!
— Но я только того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он, не садясь и не
глядя на нее, чтобы не потерять смелости.
Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть
на нее, как
на солнце, но он видел ее, как солнце, и не
глядя.
— Догадываюсь, но не могу начать говорить об этом. Уж поэтому ты можешь видеть, верно или не верно я догадываюсь, — сказал Степан Аркадьич, с тонкою улыбкой
глядя на Левина.
О чем он может с таким жаром рассказывать другому? — думала она,
глядя на двух пешеходов.
Стоя в холодке вновь покрытой риги с необсыпавшимся еще пахучим листом лещинового решетника, прижатого к облупленным свежим осиновым слегам соломенной крыши, Левин
глядел то сквозь открытые ворота, в которых толклась и играла сухая и горькая пыль молотьбы,
на освещенную горячим солнцем траву гумна и свежую солому, только что вынесенную из сарая, то
на пестроголовых белогрудых ласточек, с присвистом влетавших под крышу и, трепля крыльями, останавливавшихся в просветах ворот, то
на народ, копошившийся в темной и пыльной риге, и думал странные мысли...
— Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я еду нынче, а не завтра? Это признание, которое меня давило, я хочу тебе его сделать, — сказала Анна, решительно откидываясь
на кресле и
глядя прямо в глаза Долли.
— Да вот посмотрите
на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как
глянешь вон, — сказал Василий, указывая
на поле, — сердце радуется.
— Ах, как он мил, не пугайте его! — неожиданно сказала Кити,
глядя на воробья, который сел
на перила и, перевернув стерженек малины, стал клевать его.
Глядя на добродушно-веселую, энергическую манеру Анны, зная Алексея Александровича и Вронского, Голенищеву казалось, что он вполне понимает ее.
— Алексей! Не сердись
на меня. Пожалуйста, пойми, что я не виновата, — заговорила Варя, с робкою улыбкой
глядя на него.
― Вам нужен Сережа, чтобы сделать мне больно, ― проговорила она, исподлобья
глядя на него. ― Вы не любите его… Оставьте Сережу!
— Катя, тебе не хорошо стоять, — сказал ей муж, подвигая ей стул и значительно
глядя на нее.
— Уйдите, уйдите, уйдите, — не
глядя на него, вскрикнула она, как будто крик этот был вызван физическою болью.