Неточные совпадения
Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую
яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
— А хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты
в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь...
Мы слова не промолвили,
Друг другу не
глядели мы
В глаза… а всей гурьбой
Христьяна Христианыча
Поталкивали бережно
Всё к
яме… всё на край…
Все молчали,
глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом
в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом
в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную
яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
«Потомят года полтора
в яме-то, да каждую неделю будут с солдатом по улицам водить, а еще, того
гляди,
в острог переместят, так рад будешь и полтину дать».
Из Туляцкого конца дорога поднималась
в гору. Когда обоз поднялся, то все возы остановились, чтобы
в последний раз поглядеть на остававшееся
в яме «жило». Здесь провожавшие простились. Поднялся опять рев и причитания. Бабы ревели до изнеможения, а
глядя на них, голосили и ребятишки. Тит Горбатый надел свою шляпу и двинулся: дальние проводы — лишние слезы. За ним хвостом двинулись остальные телеги.
— Слава богу, хорошо теперь стало, — отвечал содержатель, потирая руки, — одних декораций, ваше превосходительство, сделано мною пять новых; стены тоже побелил, механику наверху поправил; а то было, того и
гляди что убьет кого-нибудь из артистов. Не могу, как другие антрепренеры, кое-как заниматься театром. Приехал сюда — так не то что на сцене,
в зале было хуже, чем
в мусорной
яме.
В одну неделю просадил тысячи две серебром. Не знаю, поддержит ли публика, а теперь тяжело: дай бог концы с концами свести.
Большов. Да что ты мне толкуешь-то: я и сам знаю, что много, да как же быть-то? Потомят года полтора
в яме-то, да каждую неделю будут с солдатом по улицам водить, а еще, того
гляди,
в острог переместят: так рад будешь и полтину дать. От одного страма-то не знаешь куда спрятаться.
Олимпиада Самсоновна (
глядит в окно). Никак, тятеньку из
ямы выпустили — посмотрите, Лазарь Елизарыч!
Иногда я,
глядя на него, как бы проваливаюсь
в немую пустоту,
в бездонную
яму и сумрак.
Поп пришёл и даже испугал его своим видом — казалось, он тоже только что поборол жестокую болезнь: стал длиннее, тоньше, на костлявом лице его,
в тёмных
ямах, неустанно горели почти безумные глаза, от него жарко пахло перегоревшей водкой. Сидеть же как будто вовсе разучился, всё время расхаживал, топая тяжёлыми сапогами,
глядя в потолок, оправляя волосы, ряса его развевалась тёмными крыльями, и, несмотря на длинные волосы, он совершенно утратил подобие церковнослужителя.
Стоя на краю глубокой полутемной каменной
ямы,
в которой помещались топки, он долго
глядел вниз на тяжелую работу шестерых обнаженных до пояса людей.
Он стал есть, но не садясь, а стоя у самого котла и
глядя в него, как
в яму.
Флор Федулыч. Настоящий милорд-с! Ему бы только с графом Биконсфильдом разговаривать-с. Отличные места занимал-с, поведет дело — любо-дорого смотреть, за полгода верно можно ручаться, а там заведет рысаков с пристяжными, — году не пройдет,
глядишь и
в яму с романами-с. И сейчас имеет место приличное — около десяти тысяч жалованья; кажется, чего ж еще, можно концы с концами сводить.
Устрашимов (со вздохом, продолжая
глядеть в окно). Тут, брат, два года хожено. Это не другое что-нибудь. Этого уступить нельзя. Ты моим несчастьем вздумал воспользоваться! Ты рыть
яму ближнему! Погоди еще, может быть, сам туда попадешь! Боже мой, боже мой! Как это случилось? Как это могло случиться!
Мы проехали мимо. Мне казалось, что все эти впечатления сейчас исчезнут и что я проснусь опять на угрюмой бесконечной дороге или у дымного «
яма». Но когда наш караван остановился у небольшого чистенького домика, — волшебный сон продолжался… Теплая комната, чистые и мягкие постели… На полу ковры,
в простенках — высокие зеркала… Один из моих спутников стоял против такого зеркала и хохотал,
глядя на отражение
в ровном стекле своей полудикой фигуры…
— Ха! — сказал он, продолжая
глядеть на меня этим тяжелым взглядом. — За веру!.. Бога вспомнили… Давно это было… Не хотел ребенка хоронить на православном кладбище… Теперь жену зарыл
в яму, завалил камнями, без креста, без молитвы… Лес, камни… и люди, как камни…
Вдруг на голову ему глина посыпалась;
глянул кверху — шест длинный
в тот край
ямы тыкается. Потыкался, спускаться стал, ползет
в яму. Обрадовался Жилин, схватил рукой, спустил — шест здоровый. Он еще прежде этот шест на хозяйской крыше видел.
Через пять дней срок отпуска Варвары Васильевны кончился. Она уехала
в Томилинск. С нею вместе уехала
в гимназию Катя. Сергей решился остаться
в деревне до половины сентября, чтоб получше поправиться от нервов. Он каждое утро купался, не
глядя на погоду, старался побольше есть, рубил дрова и копал
в саду
ямы для насадок новых яблонь.
— Нет! — махнул рукой старик. — Баба не пустит, да и сам не хочу. Раз сто вы пытались вытащить меня из
ямы, и сам я пытался, да ни черта не вышло. Бросьте!
В яме и околевать мне. Сейчас вот сижу с тобой,
гляжу на твое ангельское лицо, а самого так и тянет домой
в яму. Такая уж, знать, судьба. Навозного жука не затащишь на розу. Нет. Однако, братец, мне пора уж. Темно становится.
Сосны, которые громоздились на отвесной горе одна над другой и склонялись к крыше гостиного корпуса,
глядели во двор, как
в глубокую
яму, и удивленно прислушивались;
в их темной чаще, не умолкая, кричали кукушки и соловьи…
Глядя на сумятицу, прислушиваясь к шуму, казалось, что
в этой живой каше никто никого не понимает, все чего-то ищут и не находят и что этой массе телег, кибиток и людей едва ли удастся когда-нибудь разъехаться.
Могила, между тем, была готова и горбун с помощью Пахомыча, старавшегося не
глядеть на своего страшного товарища, бережно поднял покойницу и опустил
в яму, которую они оба быстро засыпали землей, утоптали ногами и заложили срезанным дерном.