Он остановился и повернул голову: к нему через дорогу, от
глухого забора, расползаясь ногами в грязи, торопливо подходили два человека, один в высоких сапогах, другой в ботинках, без калош, но с подвернутыми брюками. Вероятно, ему было холодно от промоченных ног: лицо у него было зелено-бледное, и белокурые волосы точно отделялись от кожи. В левой руке он держал свернутый четырехугольник бумаги, а правую глубоко запустил в карман.
Ноги от страху онемели, затряслись, и он остановился. От всего себя он чувствовал одну только спину, неподвижную, серую, широкую, как
глухой забор, мимо которого не пролетит ни одна пуля. И повернуть ее он не мог, так спиною и встретил дружинников, которые сзади несколькими парами рук схватили его за плечи, за руки и даже за шиворот. Повернули.
Губернатор быстро, искоса, огляделся: грязная пустыня площади, с втоптанными в грязь соломинками сена,
глухой забор. Все равно уже поздно. Он вздохнул коротким, но страшно глубоким вздохом и выпрямился — без страха, но и без вызова; но была в чем-то, быть может в тонких морщинах на большом, старчески мясистом носу, неуловимая, тихая и покорная мольба о пощаде и тоска. Но сам он не знал о ней, не увидали ее и люди. Убит он был тремя непрерывными выстрелами, слившимися в один сплошной и громкий треск.
Неточные совпадения
— Я бы вот как сделал: я бы взял деньги и вещи и, как ушел бы оттуда, тотчас, не заходя никуда, пошел бы куда-нибудь, где место
глухое и только
заборы одни, и почти нет никого, — огород какой-нибудь или в этом роде.
Слева, параллельно
глухой стене и тоже сейчас от ворот, шел деревянный
забор, шагов на двадцать в глубь двора, и потом уже делал перелом влево.
Тихими ночами мне больше нравилось ходить по городу, из улицы в улицу, забираясь в самые
глухие углы. Бывало, идешь — точно на крыльях несешься; один, как луна в небе; перед тобою ползет твоя тень, гасит искры света на снегу, смешно тычется в тумбы, в
заборы. Посредине улицы шагает ночной сторож, с трещоткой в руках, в тяжелом тулупе, рядом с ним — трясется собака.
Прощай, служба пожарная и медаль за спасение погибавших. Позора встречи с Вольским я не вынес и… ночевал у моих пьяных портных… Топор бросил в
глухом переулке под
забор.
Забор из белого ноздреватого камня уже выветрился и обвалился местами, и на флигеле, который своею
глухою стеной выходил в поле, крыша была ржавая, и на ней кое-где блестели латки из жести.
А в воскресенье происходило следующее. Шел уже третий час ночи; накрапывал дождь. В
глухом малоезжем переулке с двумя колеями вместо дороги стояла запряженная телега, и двое ожидали Сашу: один, Колесников, беспокойно топтался около
забора, другой, еле видимый в темноте, сидел согнувшись на облучке и, казалось, дремал. Но вдруг также забеспокоился и певучим, молодым душевным тенорком спросил...
Теперь они сделались еще
глуше и уединеннее: фонари стали мелькать реже — масла, как видно, уже меньше отпускалось; пошли деревянные домы,
заборы; нигде ни души; сверкал только один снег по улицам да печально чернели с закрытыми ставнями заснувшие низенькие лачужки.
Старый тип постепенно вымирает. Вы увидите его еще кое-где, в
глухих частях или на самых окраинах, у Камер-Коллежского вала, или у Марьиной рощи, вообще всюду, где его тусклая, порыжелая, невзрачная фигура может сливаться с серыми
заборами и старыми зданиями, не нарушая общей гармонии. Но зато всюду, где раздаются звонки конно-железных дорог, где стройно стали ряды чугунных фонарей, где пролегли широкие и порядочные мостовые, — его сменил уже тип новейшей формации.
Этапный двор казался угрюм и неприветлив. Ровная с прибитой пылью площадка замыкалась
забором. Столбы частокола, поднявшись рядами, встали угрюмой тенью между взглядом и просторною далью. Зубчатый гребень как-то сурово рисовался на темной синеве ночного неба. Двор казался какой-то коробкой… в тени смутно виднелся ворот колодца и еще неясные очертания каких-то предметов.
Глухое бормотание и дыхание спящих арестантов неслись из открытых окон…
Прошло так часа два, лошадь замучилась, сам он озяб, и уж ему казалось, что он едет не домой, а назад в Репино; но вот сквозь шум метели послышался
глухой собачий лай, и впереди показалось красное, мутное пятно, мало-помалу обозначились высокие ворота и длинный
забор, на котором остриями вверх торчали гвозди, потом из-за
забора вытянулся кривой колодезный журавль.
Многолюдие главных улиц с его назойливым любопытством его утомляло, и чаще углублялся он в грязные
глухие переулки, с их трехоконными домишками,
заборами и узкими, деревянными, скользкими мостками вместо тротуаров.
И старик торопливым шагом побрел от ворот, где провожал его глазами удивленный дворник. Устинов пошел следом и стал замечать, что Лубянский усиленно старается придать себе бодрость. Но вот завернули они за угол, и здесь уже Петр Петрович не выдержал: оперши на руку голову, он прислонился локтями к
забору и как-то странно закашлялся; но это был не кашель, а
глухие старческие рыдания, которые, сжимая горло, с трудом вырывались из груди.
Спрыгнув с последнего
забора, я очутился в каком-то узеньком кривом переулке, похожем на коридор между двух
глухих стен, и побежал и бежал долго, но переулок оказался без выхода; его перегораживал
забор, и за ним снова чернели штабеля дров и леса.
Глухие переулки оканчивались поперечными зданиями также теремов боярских, вышек, высоких
заборов со шпильками, в угрозу ворам, которые бы вздумали лезть через них, и каменных церквей с большими пустырями, заросшими крапивой и репейником, из которых некоторые были кладбищами, и на могилах мелькали выкрашенные кресты и белые, поросшие мхом камни.