Утром он забывал поздороваться, вечером — проститься, и когда жена подставляла свою руку, а дочь Зизи — свой
гладкий лоб, он как-то не понимал, что нужно делать с рукой и гладким лбом. Когда являлись к завтраку гости, вице-губернатор с женой или Козлов, то он не поднимался к ним навстречу, не делал обрадованного лица, а спокойно продолжал есть. И, кончив еду, не спрашивал у Марии Петровны позволения встать, а просто вставал и уходил.
Неточные совпадения
Голос у нее низкий, глуховатый, говорила она медленно, не то — равнодушно, не то — лениво. На ее статной фигуре —
гладкое, модное платье пепельного цвета, обильные, темные волосы тоже модно начесаны на уши и некрасиво подчеркивают высоту
лба. Да и все на лице ее подчеркнуто: брови слишком густы, темные глаза — велики и, должно быть, подрисованы, прямой острый нос неприятно хрящеват, а маленький рот накрашен чересчур ярко.
Вот идут по трапу и ступают на палубу, один за другим, и старые и молодые японцы, и об одной, и о двух шпагах, в черных и серых кофтах, с особенно тщательно причесанными затылками, с особенно чисто выбритыми
лбами и бородой, — словом, молодец к молодцу: длиннолицые и круглолицые, самые смуглые, и изжелта, и посветлее, подслеповатые и с выпученными глазами, то донельзя
гладкие, то до невозможности рябые.
Имя лысухи, или лысены, без сомнения, дано ей потому, что у ней на
лбу лежит как будто припаянная белая,
гладкая бляха, весьма похожая на большую, очищенную от шелухи миндалину, отчего голова издали кажется лысою.
Марья Дмитриевна совсем потерялась, увидев такую красивую, прелестно одетую женщину почти у ног своих; она не знала, как ей быть: и руку-то свою она у ней отнять хотела, и усадить-то ее она желала, и сказать ей что-нибудь ласковое; она кончила тем, что приподнялась и поцеловала Варвару Павловну в
гладкий и пахучий
лоб.
Потом приснилось ей озеро и жаркий летний вечер, под тяжко надвигающимися грозовыми тучами, — и она лежит на берегу, нагая, с золотым
гладким венцом на
лбу. Пахло теплою застоявшею водою и тиною, и изнывающею от зноя травою, — а по воде, темной и зловеще спокойной, плыл белый лебедь, сильный, царственно-величавый. Он шумно бил по воде крыльями и, громко шипя, приблизился, обнял ее, — стало темно и жутко…
Гладкий загорелый
лоб резко отделялся от бритого места.
Черты его были строги и правильны; но они как нельзя более смягчались большими светло-серыми быстрыми глазами, насмешливыми губами и
гладким, необыкновенно умным
лбом, окруженным пышными кудрями черных волос с проседью.
Ваня провел рукою по
лбу, как бы стараясь опомниться, торопливо прошептал молитву, перекрестился и бросился в воду, не выпуская из глаз огонька, который продолжал мигать ему, отражаясь дрожащею золотистою ниткой на
гладкой поверхности Оки, величаво сверкавшей посреди ночи.
Всегда
гладкий и приличный, теперь Маклаков был растрёпан, волосы, которые он тщательно и красиво зачёсывал за уши, беспорядочно лежали на
лбу и на висках; от него пахло водкой.
Караковая холостая Ласточка, как атласная,
гладкая и блестящая шерстью, опустив голову так, что черная шелковистая чолка закрывала ей
лоб и глаза, играла с травой, — щипнет и бросит и стукнет мокрой от росы ногой с пушистой щеткой.
Чрезвычайно густые черные волосы без всякого блеска, впалые, тоже черные и тусклые, но прекрасные глаза, низкий выпуклый
лоб, орлиный нос, зеленоватая бледность
гладкой кожи, какая-то трагическая черта около тонких губ и в слегка углубленных щеках, что-то резкое и в то же время беспомощное в движениях, изящество без грации… в Италии все это не показалось бы мне необычайным, но в Москве, у Пречистенского бульвара, просто изумило меня!
Матрена Ниловна не передала дочери своей наружности. Волос из-под надвинутого на
лоб платка не было видно, но они у нее оставались по-прежнему русые, цвета орехового дерева, густые,
гладкие и без седины. Брови, такого же цвета, двумя густыми кистями лежали над выпуклостями глазных орбит. Проницательные и впалые глаза, серые, тенистые, с крапинками на зрачках, особенно молодили ее. В крупном свежем рту сохранились зубы, твердые и белые, подбородок слегка двоился.
Почти черные волосы,
гладкие, густые, причесаны были по-старинному, двумя плоскими прядями, и только сбоку, на
лбу, она позволяла себе несколько завитков: они смягчали строгость очертаний ее
лба и линию переносицы.
— Как это странно! — пробормотал старик и провел своей костлявой рукой по
лбу. — У Петра Иннокентьевича был в то далекое время, о котором я вспоминаю, служащий, нет, скорее друг, Иннокентий Антипович
Гладких. Он жив еще? — спросил он Татьяну Петровну после некоторой паузы.
Гладких почувствовал, что вся кровь остановилась в его жилах и холодный пот выступил на его
лбу.
Гладких прослезился в свою очередь. Он обеими руками взял голову молодой девушки и поцеловал ее в
лоб.
Гладких встал, нежно поцеловал в
лоб Марью Петровну и в обе щеки малютку и сказал, уходя...
— Дай Бог вам и Петру Иннокентьевичу здоровья! — бросилась было Арина целовать руки
Гладких, но он отнял их и поцеловал ее в
лоб.
А когда он опускал руку, она падала на другой
лоб, шерстистый и
гладкий, и затуманенный слезой взгляд встречал черные, ласковые глаза собаки, и ухо ловило ее тихие вздохи.
Она, слыша это дыхание, видела перед собой его
гладкий, красивый
лоб, усы, всё лицо, на которое она так часто подолгу глядела, когда он спал, в тишине ночи.