Неточные совпадения
И между тем душа
в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут… и на двор
Евгений! «Ах!» — и легче
тениТатьяна прыг
в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо
в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И, задыхаясь, на скамью...
Но наконец она вздохнула
И встала со скамьи своей;
Пошла, но только повернула
В аллею, прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной
тени,
И, как огнем обожжена,
Остановилася она.
Но следствия нежданной встречи
Сегодня, милые друзья,
Пересказать не
в силах я;
Мне должно после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нибудь.
Через четверть часа потные лошади поднялись по дороге, размытой дождями, на пригорок,
в теплую
тень березовой
аллеи, потом остановились у крыльца новенького, украшенного резьбой, деревянного домика
в один этаж.
Она прокралась к окраине двора, закрытой
тенью, и вошла
в темную
аллею. Она не шагала, а неслась; едва мелькал темный ее силуэт, где нужно было перебежать светлое пространство, так что луна будто не успевала осветить ее.
Вспомните наши ясно-прохладные осенние дни, когда, где-нибудь
в роще или длинной
аллее сада, гуляешь по устланным увядшими листьями дорожкам; когда
в тени так свежо, а чуть выйдешь на солнышко, вдруг осветит и огреет оно, как летом, даже станет жарко; но лишь распахнешься, от севера понесется такой пронзительный и приятный ветерок, что надо закрыться.
Она идет отлого, по прекрасному шоссе, местами
в тени густых каштановых и дубовых
аллей.
Жар заставил нас оставить поля и искать
тени в густых
аллеях.
При лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час
в онь же…» Старцев вошел
в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой
аллеи и черные
тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым.
Вместе с молодежью прошелся он по
аллеям: липы немного постарели и выросли
в последние восемь лет,
тень их стала гуще; зато все кусты поднялись, малинник вошел
в силу, орешник совсем заглох, и отовсюду пахло свежим дромом, лесом, травою, сиренью.
В самом деле, там было очень хорошо: берега были обсажены березами, которые разрослись, широко раскинулись и давали густую
тень; липовая
аллея пересекала остров посередине; она была тесно насажена, и под нею вечно был сумрак и прохлада; она служила денным убежищем для ночных бабочек, собиранием которых, через несколько лет, я стал очень горячо заниматься.
Прогулка Санина с Марьей Николаевной, беседа Санина с Марьей Николаевной продолжалась час с лишком. И ни разу они не останавливались — все шли да шли по бесконечным
аллеям парка, то поднимаясь
в гору и на ходу любуясь видом, то спускаясь
в долину и укрываясь
в непроницаемую
тень — и все рука с рукой. Временами Санину даже досадно становилось: он с Джеммой, с своей милой Джеммой никогда так долго не гулял… а тут эта барыня завладела им — и баста!
Мы были
в конце
аллеи и уселись
в тени на скамейке.
В другом конце дорожки генерал с дочерью повернули обратно, и опять пятна света мелькали на серой тужурке генерала и на светлой дамской фигуре… Они тихо приближались к нашему концу.
В аллеях тень и свет сливались так, что
аллеи казались не деревьями и дорожками, а прозрачными, колыхающимися и дрожащими домами.
Между стволов и ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По
аллее, уходившей от террасы
в сумрачную даль, медленно двигались густые
тени, и с каждой минутой росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь чарам вечера, рисовало из
теней силуэт одной знакомой женщины и его самого рядом с ней. Они молча шли вдоль по
аллее туда, вдаль, она прижималась к нему, и он чувствовал теплоту её тела.
Пройдя раза два по главной
аллее, я сел рядом на скамейку с одним господином из Ярославля, тоже дачным жителем, который был мне несколько знаком и которого прозвали
в Сокольниках воздушным, не потому, чтобы
в наружности его было что-нибудь воздушное, — нисколько: он был мужчина плотный и коренастый, а потому, что он, какая бы ни была погода, целые дни был на воздухе: часов
в пять утра он пил уж чай
в беседке, до обеда переходил со скамейки на скамейку, развлекая себя или чтением «Северной пчелы» [«Северная пчела» — газета, с 1825 года издававшаяся реакционными писателями Ф.Булгариным и Н.Гречем.], к которой чувствовал особенную симпатию, или просто оставался
в созерцательном положении, обедал тоже на воздухе, а после обеда ложился где-нибудь
в тени на ковре, а часов
в семь опять усаживался на скамейку и наблюдал гуляющих.
Она привыкла к тому, что эти мысли приходили к ней, когда она с большой
аллеи сворачивала влево на узкую тропинку; тут
в густой
тени слив и вишен сухие ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а
в мыслях вырастал образ маленького человечка неопределенного пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек; когда же
в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда
в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел, маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной.
Пройдя еще несколько шагов, я услышал голоса, а немного погодя увидел и людей.
В том месте, где
аллея расширялась
в площадку, окруженную чугунными скамьями, под
тенью высоких белых акаций стоял стол, на котором блестел самовар. Около стола говорили. Я тихо подошел по траве к площадке и, скрывшись за сиреневый куст, стал искать глазами графа.
Милица молча кивнула
в знак согласия головой, и молодежь направилась к тенистым
аллеям сквера, гостеприимно издали предлагающим им свою
тень. Недалеко от скамьи, на которую они опустились, тихо журчал фонтан, рассеивая вокруг себя приятную свежесть. Игорь Корелин сбросил фуражку и вытер вспотевшее от зноя лицо носовым платком.
Он мысленно употребил это модное слово и значительно успокоился. Под двумя липами,
в прохладной
тени, ему стало хорошо. Прямо перед его глазами шла
аллея, а налево за деревьями начинался фруктовый сад, тоже запущенный, когда-то переполненный перекрестными дорожками вишен, яблонь и груш, а
в незанятых площадках — грядами малины, крыжовника, смородины, клубники.
Они ходили всё по одной
аллее, около дома. Подгорину не хотелось идти
в глубь сада: там темно, пришлось бы взять Надежду под руку, быть очень близко к ней. На террасе двигались какие-то
тени, и ему казалось, что это Татьяна и Варя наблюдают за ним.
Ночь была лунная. Как
тень направилась она к садовой калитке и исчезла
в саду, чтобы
аллеей добраться до другой калитки, выходившей на берег Енисея.
Он вошел, прошел
в одну из боковых
аллей и сел на скамью, под
тень густых ветвей старого дуба, вдыхая
в себя свежий воздух и убаюкиваемый шелестом листьев.
Я не ушел, конечно. Она вышла на террасу, а я остался
в гостиной и минут пять перелистывал ноты. Потом и я вышел. Мы стояли рядом
в тени от занавесок, а под нами были ступени, залитые лунным светом. Через цветочные клумбы и по желтому песку
аллей тянулись черные
тени деревьев.
Княжна Марья подбежала к нему, и
в игре мелкими кругами света, падавшего сквозь
тень липовой
аллеи, не могла дать себе отчета
в том, какая перемена произошла
в его лице.