Неточные совпадения
Вера Петровна молчала, глядя
в сторону, обмахивая лицо кружевным платком. Так молча она проводила его до решетки сада. Через десяток шагов он обернулся — мать еще стояла у решетки, держась за
копья обеими руками и вставив лицо между рук. Самгин почувствовал неприятный толчок
в груди и вздохнул так, как будто все время задерживал дыхание. Он пошел дальше, соображая...
На всё это общество, с своей
стороны, отвечает тремя серьезными обязательствами: оно должно вести разработку дуйских
копей правильно и держать
в Дуэ горного инженера, который наблюдал бы за правильностью разработки; аккуратно два раза
в год взносить арендную плату за уголь и плату за труд каторжных; при разработке
копей пользоваться исключительно трудом каторжных по всем видам работ, соединенных с этим предприятием.
Скосив на нее черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка с хитрыми глазами, человека дурной славы, знакомого всей слободе. Он недавно помер, но его не зарыли
в песке кладбища, а поставили гроб поверх земли,
в стороне от других могил. Гроб — черный, на высоких ножках, крышка его расписана белой краской, — изображены крест,
копье, трость и две кости.
Скажу вкратце, что после опыта любви, на который потратилось много жизни, и после нескольких векселей, на которые потратилось довольно много состояния, он уехал
в чужие края — искать рассеянья, искать впечатлений, занятий и проч., а его мать, слабая и состарившаяся не по летам, поехала
в Белое Поле поправлять бреши, сделанные векселями, да уплачивать годовыми заботами своими минутные увлечения сына, да
копить новые деньги, чтоб Володя на чужой
стороне ни
в чем не нуждался.
Она о четырех углах, сто шагов по
сторонам, три
копья в высоту, ее средина — на двенадцати золотых колоннах
в толщину человека на вершине ее голубой купол, вся она из черных, желтых, голубых полос шелка, пятьсот красных шнуров прикрепили ее к земле, чтобы она не поднялась
в небо, четыре серебряных орла по углам ее, а под куполом,
в середине палатки, на возвышении, — пятый, сам непобедимый Тимур-Гуруган, царь царей.
Илья подумал, что вот дедушка Еремей бога любил и потихоньку
копил деньги. А дядя Терентий бога боится, но деньги украл. Все люди всегда как-то двоятся — сами
в себе.
В грудях у них словно весы, и сердце их, как стрела весов, наклоняется то
в одну, то
в другую
сторону, взвешивая тяжести хорошего и плохого.
С одной
стороны, приличия, с другой — обыкновенное стремление человека к самостоятельности, к «творчеству, а не списыванию
копий» заставляют поэта видоизменять характеры, им списываемые с людей, которые встречались ему
в жизни, представлять их до некоторой степени неточными; кроме того, списанному с действительного человека лицу обыкновенно приходится
в романе действовать совершенно не
в той обстановке, какой оно было окружено на самом деле, и от этого внешнее сходство теряется.
Они спустились вниз по лестнице, как будто
в погреб, и долго-долго шли по разным переходам и коридорам, которых прежде Алеша никогда не видывал. Иногда коридоры эти так были низки и узки, что Алеша принужден был нагибаться. Вдруг вошли они
в залу, освещенную тремя большими хрустальными люстрами. Зала была без окошек, и по обеим
сторонам висели на стенах рыцари
в блестящих латах, с большими перьями на шлемах, с
копьями и щитами
в железных руках.
— А ты молчи, да слушай, что отец говорит. На родителя больше ты не работник, копейки с тебя
в дом не надо. Свою деньгу наживай, на свой домок
копи, Алексеюшка… Таковы твои годы пришли, что пора и закон принять… Прежде было думал я из нашей деревни девку взять за тебя. И на примете, признаться, была, да вижу теперь, что здешние девки не пара тебе… Ищи судьбы на
стороне, а мое родительское благословение завсегда с тобой.
Топорков, по приезде из Франции, зажил по-прежнему. По-прежнему лечит барынь и
копит пятирублевки. Впрочем, можно заметить
в нем и перемену. Он, говоря с женщиной, глядит
в сторону,
в пространство… Почему-то ему страшно делается, когда он глядит на женское лицо…
Сопровождавшие нас удэхейцы расположились
в балагане, а мы —
в своем шатре. Мне хотелось определить географические координаты устья ключика Сололи, но так как небо было не совсем чистое, то я решил совершить еще одну экскурсию по реке Самарге. Истоки ее находятся
в высоком горном узле, откуда берут начало реки Анюй,
Копи, Хор и Самарга, текущие
в разные
стороны от Сихотэ-Алиня. Таким образом, с Самарги можно выйти на Уссури, Амур и обратно к морю.
С левой
стороны в Копи впадают две речки — Чонеко и Кумуку, разделенные гранитной горой Каданку, потом небольшая возвышенность Ку и за ней базальтовые столбы, Это и есть Атынига Мамага.
Ближе к морю лавовый покров вытянулся длинными плоскими языками и
в таком виде застыл.
В последовательном порядке по течению они имеют следующие названия: с правой
стороны — Цзюгбу, около которой
в Копи впадает небольшая речка Май, затем будет местность Тектоно и за ней сопки: Таленку, Даулкей, Сунтакуле и Гулика. С левой
стороны после горы Юшангу — гора Сололо Гуляни. Через нее тоже лежит путь на реку Хади.
За сопкой Гулика река
Копи выходит на равнину Цзаусано и разбивается на несколько больших проток. Характер береговых обрывов, далеко отодвинутых
в сторону, и заболоченные острова между протоками свидетельствуют о том, что раньше здесь был морской залив и что маленькие речки Яна, Улике и Копка самостоятельно впадали
в море.
В те времена устье реки
Копи находилось около сопки Гулика.
Поезд тянулся непрерывною полосою, и
в нем,
в одной из повозок, находился князь Стрига-Оболенский со своими гостями Назарием и Захарием. Не доезжая до высоких, настежь отворенных дворцовых ворот, все поезжане вышли из колымаг и возков и отправились пешком с непокрытыми головами к воротам, около которых по обеим
сторонам стояли на карауле дюжие копейщики,
в светлых шишаках и крепких кольчугах, держа
в руках иные бердыши, а иные —
копья.
Поезд тянулся непрерывною полосою, и
в нем,
в одной из повозок, находился князь Стрига-Оболенский с своими гостями Назарием и Захарием. Не доезжая до высоких, настежь отворенных дворцовых ворот, все поезжане вышли из колымаг и возков и отправились пешком с непокрытыми головами к воротам, около которых по обеим
сторонам стояли на карауле дюжие копейщики,
в светлых шишаках и крепких кольчугах, держа
в руках иные бердыши, а иные —
копья.