Неточные совпадения
«Ах, что я делаю!» сказала она себе, почувствовав вдруг
боль в обеих
сторонах головы. Когда она опомнилась, она увидала, что держит обеими руками свои волосы около висков и сжимает их. Она вскочила и стала ходить.
Дуня подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными глазами, смотрела на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его
стороны. Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из глаз ее
в ту минуту, когда она поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с
болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади
в стену. Он остановился и тихо засмеялся...
— Мне вредно лазить по лестницам, у меня ноги
болят, — сказал он и поселился у писателя
в маленькой комнатке, где жила сестра жены его. Сестру устроили
в чулане. Мать нашла, что со
стороны дяди Якова бестактно жить не у нее, Варавка согласился...
Обида, зло падали
в жизни на нее иногда и с других
сторон: она бледнела от
боли, от изумления, подкашивалась и бессознательно страдала, принимая зло покорно, не зная, что можно отдать обиду, заплатить злом.
Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут — как добраться до истины? все средства к обману на их
стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный
заболел в дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., — поверить их невозможно.
Вдруг
в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной.
В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда
боль в ноге утихла, я поднялся и пошел
в ту
сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
Впрочем, мы знаем пока только, что это было натурально со
стороны Верочки: она не стояла на той степени развития, чтобы стараться «побеждать дикарей» и «сделать этого медведя ручным», — да и не до того ей было: она рада была, что ее оставляют
в покое; она была разбитый, измученный человек, которому как-то посчастливилось прилечь так, что сломанная рука затихла, и
боль в боку не слышна, и который боится пошевельнуться, чтоб не возобновилась прежняя ломота во всех суставах.
Но Дубровский уже ее не слышал,
боль раны и сильные волнения души лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под уздцы, и все поехали
в сторону, оставя карету посреди дороги, людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли крови
в отмщение за кровь своего атамана.
Так прошло много времени. Начали носиться слухи о близком окончании ссылки, не так уже казался далеким день,
в который я брошусь
в повозку и полечу
в Москву, знакомые лица мерещились, и между ними, перед ними заветные черты; но едва я отдавался этим мечтам, как мне представлялась с другой
стороны повозки бледная, печальная фигура Р., с заплаканными глазами, с взглядом, выражающим
боль и упрек, и радость моя мутилась, мне становилось жаль, смертельно жаль ее.
Солоха, испугавшись сама, металась как угорелая и, позабывшись, дала знак Чубу лезть
в тот самый мешок,
в котором сидел уже дьяк. Бедный дьяк не смел даже изъявить кашлем и кряхтением
боли, когда сел ему почти на голову тяжелый мужик и поместил свои намерзнувшие на морозе сапоги по обеим
сторонам его висков.
Тогда я прислонился к дереву, стянул сапог и тотчас открыл причину
боли: оказалось, что мой маленький перочинный ножик провалился из кармана и сполз
в сапог. Сунув ножик
в карман, я стал надевать сапог и тут услышал хлюпанье по лужам и тихий разговор. Я притих за деревом. Со
стороны Безымянки темнеет на фоне радужного круга от красного фонаря тихо движущаяся группа из трех обнявшихся человек.
Я еще тройной свисток — и мне сразу откликнулись с двух разных
сторон. Послышались торопливые шаги: бежал дворник из соседнего дома, а со
стороны бульвара — городовой, должно быть, из будки… Я спрятался
в кусты, чтобы удостовериться, увидят ли человека у решетки. Дворник бежал вдоль тротуара и прямо наткнулся на него и засвистал. Подбежал городовой… Оба наклонились к лежавшему. Я хотел выйти к ним, но опять почувствовал
боль в ноге: опять провалился ножик
в дырку!
Такого рода метаморфозы вовсе не редкость даже для нас; мы на каждом шагу встречаем мечущихся из
стороны в сторону простецов, и если проходим мимо них
в недоумении, то потому только, что ни мы, ни сами мечущиеся не даем себе труда формулировать не только источник их отчаяния, но и свойство претерпеваемой ими
боли.
Мало того, эта
боль становится признаком неблаговоспитанности с вашей
стороны, потому что неприлично вздыхать и роптать среди людей, которым,
в качестве восстановляющего средства, прописано непременное душевное спокойствие.
Правда корчится от
боли. Публика приходит
в неистовство. Слышится со всех
сторон: Любо! Нажимай, свинья, нажимай! Гложи ее! чавкай! Ишь ведь, распостылая, еще разговаривать вздумала!
— Сейчас, maman! — отвечала она и, задумчиво склонив голову немного на
сторону, робко начала перебирать клавиши. Пальцы у ней дрожали. Она, видимо, страдала от угрызений совести и от сомнения, брошенного
в нее словом: «Берегитесь!» Когда приехал граф, она была молчалива, скучна;
в манерах ее было что-то принужденное. Она под предлогом головной
боли рано ушла
в свою комнату. И ей
в этот вечер казалось горько жить на свете.
Степь да небо. И мнет зеленую траву полудикий сын этой же степи, конь калмыцкий. Он только что взят из табуна и седлался всего
в третий раз… Дрожит, боится, мечется
в стороны, рвется вперед и тянет своей мохнатой шеей повод, так тянет, что моя привычная рука устала и по временам чувствуется
боль…
— Все так же, батюшка Тимофей Федорович! Ничего не кушает, сна вовсе нет; всю ночь прометалась из
стороны в сторону, все изволит тосковать, а о чем — сама не знает! Уж я ее спрашивала: «Что ты, мое дитятко, что ты, моя радость? Что с тобою делается?..» — «Больна, мамушка!» — вот и весь ответ; а что
болит, бог весть!
Вокруг его коляски выла от
боли, страха и озлобления стиснутая со всех
сторон обезумевшая толпа… У Боброва что-то стукнуло
в висках. На мгновение ему показалось, что это едет вовсе не Квашнин, а какое-то окровавленное, уродливое и грозное божество, вроде тех идолов восточных культов, под колесницы которых бросаются во время религиозных шествий опьяневшие от экстаза фанатики. И он задрожал от бессильного бешенства.
Сильнее накрапывал дождь. Все ждали, когда почувствуется под ногами дорога, но дорога словно пропала или находилась где-нибудь далеко,
в стороне. Вместо дороги попали
в неглубокий лесной овраг и тут совсем лишились сил, замучились до полусмерти — но все-таки выбрались. От дождя и от
боли, когда втаскивали наверх, Колесников пришел
в себя и застонал. Забормотал что-то.
Через голову убитой лошади рухнул офицер, а стражники закружились на своих конях, словно танцуя, и молодецки гикнули
в сторону: открыли пачками стрельбу солдаты. «Умницы! Молодцы, сами догадались!» — восторженно, почти плача, думал офицер, над которым летели пули, и не чувствовал как будто адской
боли от сломанной ноги и ключицы, или сама эта
боль и была восторгом.
У него
в правой
стороне шеи, около воротничка, вздулась небольшая опухоль, длиною и толщиною с мизинец, и чувствовалась
боль, как будто кто провел по шее утюгом. Это контузила пуля.
Руки царя были нежны, белы, теплы и красивы, как у женщины, но
в них заключался такой избыток жизненной силы, что, налагая ладони на темя больных, царь исцелял головные
боли, судороги, черную меланхолию и беснование. На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму из кроваво-красного астерикса, извергавшего из себя шесть лучей жемчужного цвета. Много сотен лет было этому кольцу, и на оборотной
стороне его камня вырезана была надпись на языке древнего, исчезнувшего народа: «Все проходит».
Но при исполнении казни произошла неловкость со
стороны Аннушки круглой, она плеснула кипятком на руку самой Аннушке Шибаёнку; та выронила от
боли вилку, а
в это время крыса укусила ее за палец и с удивительным проворством по ее же рукаву выскочила наружу и, произведя общий перепуг всех присутствующих, сделалась невидимкой.
Кн<яжна> Софья (
в сторону). А я надеялась еще раз его увидать. (Громко) У меня сегодня что-то голова
болит!
Бык спотыкнется от
боли, пробежит шагов десять вперед и поглядит
в стороны с таким выражением, как будто ему совестно, что его бьют при чужих людях.
Я кидаться пошел во все
стороны: туды да сюды! уж и романсы таскаю, и конфет привожу, и каламбуры высиживаю, охи да вздохи,
болит, говорю, мое сердце, от амура
болит, да
в слезы, да тайное объяснение! ведь глуп человек! ведь не проверил у дьячка, что мне тридцать лет… куды! хитрить выдумал! нет же! не пошло мое дело, смешки да насмешки кругом, — ну, и зло меня взяло, за горло совсем захватило, — я улизнул, да
в дом ни ногой, думал-думал — да хвать донос!
Дня через два у больной появились
боли в правой
стороне зева, и температура снова поднялась.
Когда я давал показания, защитник спросил меня,
в каких отношениях я находился с Ольгой, и познакомил меня с показанием Пшехоцкого, когда-то мне аплодировавшего. Сказать правду — значило бы дать показание
в пользу подсудимого: чем развратнее жена, тем снисходительнее присяжные к мужу-Отелло, — я понимал это… С другой
стороны, моя правда оскорбила бы Урбенина… он, услыхав ее, почувствовал бы неизлечимую
боль… Я счел за лучшее солгать.
Дело шло хорошо, и больная уже поправлялась, как вдруг однажды утром у нее появились сильнейшие
боли в правой
стороне живота.
Я был однажды приглашен к одной старой девушке лет под пятьдесят, владетельнице небольшого дома на Петербургской
стороне; она жила
в трех маленьких, низких комнатах, уставленных киотами с лампадками, вместе со своей подругой детства, такою же желтою и худою, как она. Больная, на вид очень нервная и истеричная, жаловалась на сердцебиение и
боли в груди; днем, часов около пяти, у нее являлось сильное стеснение дыхания и как будто затрудненное глотание.
И муж, и жена относились ко мне с тем милым доверием, которое так дорого врачу и так поднимает его дух; каждое мое назначение они исполняли с серьезною, почти благоговейною аккуратностью и тщательностью. Больная пять дней сильно страдала, с трудом могла раскрывать рот и глотать. После сделанных мною насечек опухоль опала, больная стала быстро поправляться, но остались мускульные
боли в обеих
сторонах шеи. Я приступил к легкому массажу шеи.
Больной был мужик громадного роста, плотный и мускулистый, с загорелым лицом; весь облитый потом, с губами, перекошенными от безумной
боли, он лежал на спине, ворочая глазами; при малейшем шуме, при звонке конки на улице или стуке двери внизу больной начинал медленно выгибаться: затылок его сводило назад, челюсти судорожно впивались одна
в другую, так что зубы трещали, и страшная, длительная судорога спинных мышц приподнимала его тело с постели; от головы во все
стороны расходилось по подушке мокрое пятно от пота.
Что мне оставалось делать, кроме как повиноваться? Когда я вошла
в спальню, Эмилия сидела на своей постели, раскачиваясь во все
стороны, точно у нее
болели зубы.
Стаскивая рукав, Катя почувствовала
в руке
боль. Стыдясь своих нагих рук и плеч, она взглянула на руку. Выше локтевого сгиба,
в измазанной кровью коже, чернела маленькая дырка, такая же была на противоположной
стороне руки. Катя засмеялась, а сама побледнела, глаза стали бледно-серыми, и она, склонившись головою,
в бесчувствии упала на траву.
Ошеломленный неожиданностью и
болью, не
в силах подняться, Андрей Иванович беспомощно протягивал руки и пытался защищаться.
В глазах у него замутилось. Как
в тумане, мелькнуло перед ним широкое лицо Картавцова, от его удара голова Ляхова качнулась
в сторону. Андрей Иванович видел еще, как Ляхов бешено ринулся на Картавцова и сцепился с ним, как со всех
сторон товарищи-подмастерья бросились на Ляхова…
Этого вытья он не забудет до смертного часа, ни землистого лица безумной бабы, ни блеска глаз, уходивших с выражением
боли и злобы
в ту
сторону, откуда он глядел
в расщелину забора.
Ведь я мог и
заболеть, и даже попасть
в какую-нибудь переделку, или быть арестованным, с той или другой
стороны.
Как-то он
заболел воспалением легкого; лежал он больной три месяца, сначала дома, потом
в Голицынской больнице. Образовалась у него фистула
в колене. Поговаривали о том, что надо бы отправить его
в Крым, стали собирать
в его пользу. Но
в Крым он не поехал — умер. Мы похоронили его
в Ваганьковском кладбище, на левой
стороне, где хоронят артистов и литераторов.
Околоточный взял
в обе руки стакан, отошел
в сторону и, стараясь не издавать звуков, стал чинно отхлебывать из стакана. Он пил и конфузился, а старики молча глядели на него, и всем казалось, что у молодого околоточного от сердца отходит
боль, мякнет душа. Губернатор вздохнул.
Но вдруг из-за крайнего строения, приютившегося на самом краю деревни, выскакивает громадный лохматый пес и с громким лаем бросается под ноги Востряка. Испуганный Востряк сделал отчаянный прыжок
в сторону. От этого неожиданного движения Юрик потерял равновесие и, выпустив гриву лошади из рук, упал из седла прямо на твердую каменистую дорогу, громко вскрикнув от
боли и разом потеряв сознание.
К обеду голова у меня немножко проходит; а после обеда опять начнет
в виски стучать. Я приезжаю на вечер
в каком-то тумане. Чувствую, что ужасно глупа. Я уж себе такую улыбку устроила, вроде того, как танцовщицы улыбаются, когда им подносят букеты. Рот с обеих
сторон на крючках. Этак, конечно, покойнее, когда головная
боль не дает сообразить, что дважды два четыре; но на что же я похожа? На китайского божка.
На Выборгской
стороне появился солдат, который безо всякой
боли и видимого ущерба переделывает женский пол
в мужской.
Вдруг со
стороны сада раздался неистовый, полный предсмертной
боли крик, ворвавшийся
в полуотворенное окно сторожки. Горбун быстро поднял голову и как-то весь вытянулся.
Чувствует Яков Потапович жгучую
боль в левой
стороне груди, из свежей раны алая кровь сочится, да не до того ему — спешить надобно.