Неточные совпадения
— Да вот я вам скажу, — продолжал помещик. —
Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по
саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у вас
в порядке идет, но садик
в забросе». А он у меня
в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только
в сок надо. Ведь их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок
в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».
Она поручила свое дитя Марье Егоровне, матери жениха, а последнему довольно серьезно заметила, чтобы он там,
в деревне, соблюдал тонкое уважение к невесте и особенно при чужих людях, каких-нибудь
соседях, воздерживался от той свободы, которою он пользовался при ней и своей матери,
в обращении с Марфенькой, что другие, пожалуй, перетолкуют иначе — словом, чтоб не бегал с ней там по рощам и
садам, как здесь.
Это был большой крест с распятием, стоявший
в саду нашего
соседа пана Добровольского, на перекрестке нашего переулка и двух других улиц, среди кустов акации, бузины и калины, буйно разросшихся у его подножия.
— Амбар,
соседи, отстаивайте! Перекинется огонь на амбар, на сеновал, — наше всё дотла сгорит и ваше займется! Рубите крышу, сено —
в сад! Григорий, сверху бросай, что ты на землю-то мечешь! Яков, не суетись, давай топоры людям, лопаты! Батюшки-соседи, беритесь дружней, — бог вам на помочь.
Великим постом меня заставили говеть, и вот я иду исповедоваться к нашему
соседу, отцу Доримедонту Покровскому. Я считал его человеком суровым и был во многом грешен лично перед ним: разбивал камнями беседку
в его
саду, враждовал с его детьми, и вообще он мог напомнить мне немало разных поступков, неприятных ему. Это меня очень смущало, и, когда я стоял
в бедненькой церкви, ожидая очереди исповедоваться, сердце мое билось трепетно.
Теперь о Кате. Она бывает у меня каждый день перед вечером, и этого, конечно, не могут не заметить ни
соседи, ни знакомые. Она приезжает на минутку и увозит меня с собой кататься. У нее своя лошадь и новенький шарабан, купленный этим летом. Вообще живет она на широкую ногу: наняла дорогую дачу-особняк с большим
садом и перевезла
в нее всю свою городскую обстановку, имеет двух горничных, кучера… Часто я спрашиваю ее...
Ничкина. Разве можно знать божью планиду! У всякого человека есть своя планида… Батюшки, как жарко! Разделась бы, да нельзя — праздничный день,
в окошки народ смотрит;
в сад войдешь —
соседи в забор глядят.
Олимпиада Семеновна объяснила Вельчанинову, что они едут теперь из О., где служит ее муж, на два месяца
в их деревню, что это недалеко, от этой станции всего сорок верст, что у них там прекрасный дом и
сад, что к ним приедут гости, что у них есть и
соседи, и если б Алексей Иванович был так добр и захотел их посетить «
в их уединении», то она бы встретила его «как ангела-хранителя», потому что она не может вспомнить без ужасу, что бы было, если б… и так далее, и так далее, — одним словом, «как ангела-хранителя…»
У нас, мальчиков, дело шло труднее: некоторое время мы ходили по аллеям смущенные и неловкие. Не знаю, как обошлось бы это первое знакомство и не кончилось ли бы оно охлаждением и скукой, если бы его не облегчило постороннее вмешательство. Из
сада нашего
соседа, г-на Дробыша, внезапно перескочил через забор единственный его сын, Степа Дробыш, мой одноклассник, и остановился
в удивлении при виде незнакомых посетителей. Но долго удивляться было не
в обычае этого моего развязного приятеля.
Лука. Чем эти самые слова, пошли бы лучше по
саду погуляли, а то велели бы запрячь Тоби или Великана и к
соседям в гости…
В оранжерее графов N. происходила распродажа цветов. Покупателей было немного: я, мой сосед-помещик и молодой купец, торгующий лесом. Пока работники выносили наши великолепные покупки и укладывали их на телеги, мы сидели у входа
в оранжерею и беседовали о том, о сём.
В теплое апрельское утро сидеть
в саду, слушать птиц и видеть, как вынесенные на свободу цветы нежатся на солнце, чрезвычайно приятно.
Старики рассказывали, что
в его сапоги вмещалась целая мера овса. Бывало, он летом ляжет отдохнуть
в своем
саду, где, с его же разрешения, всегда гуляли дети
соседей. Ребятишки окружат его и начнут просить, чтобы он посадил их к себе на живот. Он согласится, втянет живот
в себя и задержит дыхание. Но лишь только несколько шалунов усядутся на его живот, он вдруг освободит дыхание, выпустит живот и ребятишки летят как мячики
в разные стороны.