Неточные совпадения
В общество это затянули его два
приятеля, принадлежавшие к классу огорченных людей, добрые люди, но которые от частых тостов во имя науки, просвещения и прогресса сделались потом формальными пьяницами.
От этого сегодня вы обедаете
в обществе двадцати человек, невольно заводите знакомство, иногда успеет зародиться,
в течение нескольких дней, симпатия; каждый день вы с большим удовольствием спешите свидеться, за столом или
в общей прогулке, с новым и неожиданным
приятелем.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда
в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым
приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы
в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер
в обществе хороших знакомых.
И действительно, он исполнил его удачно: не выдал своего намерения ни одним недомолвленным или перемолвленным словом, ни одним взглядом; по-прежнему он был свободен и шутлив с Верою Павловною, по-прежнему было видно, что ему приятно
в ее
обществе; только стали встречаться разные помехи ему бывать у Лопуховых так часто, как прежде, оставаться у них целый вечер, как прежде, да как-то выходило, что чаще прежнего Лопухов хватал его за руку, а то и за лацкан сюртука со словами: «нет, дружище, ты от этого спора не уйдешь так вот сейчас» — так что все большую и большую долю времени, проводимого у Лопуховых, Кирсанову приводилось просиживать у дивана
приятеля.
С вятским
обществом я расстался тепло.
В этом дальнем городе я нашел двух-трех искренних
приятелей между молодыми купцами.
Одним из представителей этого среднего рода людей был
в этот вечер один техник, полковник, серьезный человек, весьма близкий
приятель князю Щ., и им же введенный к Епанчиным, человек, впрочем,
в обществе молчаливый и носивший на большом указательном пальце правой руки большой и видный перстень, по всей вероятности, пожалованный.
— Ну, на нынешний день, Анна Ивановна, супружеские советы отложим
в сторону. Вредно ли, не вредно ли, а я, значит, был бы свинья, если б не напился ради
приятеля! Полюбуйся, брат! — продолжал он, указывая на стол, — пусто! пьем, сударь, воду;
в общество воздержания поступил! Эй вы, олухи, вина! Да сказать ключнице, чтоб не лукавила, подала бы все, что есть отменнейшего.
То ли дело сидеть себе дома, пообедать
в приятном
обществе и, закурив отличную сигару, беседовать «разумно» с
приятелями о предметах, вызывающих на размышление, — хоть бы о том, как трудны бывают обязанности следователя!
Многие из моих
приятелей постоянно проводят время
в обществе этих девиц; я и сам иногда не прочь пробыть несколько часов
в их компании, но,
в конце концов, это скучно.
Даже
в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется
в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его
в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату
в четвертый или третий этаж,
в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже
в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих
приятелей поиграть
в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего
общества, от которого никогда и ни
в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Узнав от Писарева, что Мочалов дик
в обществе порядочных людей, что он никогда не бывает
в литературном кругу Кокошкина без официального приглашения, я тогда же составил план сблизиться, подружиться с Мочаловым, ввести его
в круг моих
приятелей у меня
в доме и употребить все средства для его образования,
в котором он, как я слышал, очень нуждался.
Он самодовольно проводит перед Захаром параллель между собой и «другими»; он
в разговорах с
приятелями выражает наивное удивление, из-за чего это люди бьются, заставляя себя ходить
в должность, писать, следить за газетами, посещать
общество и проч.
Рассчитав
в одно прекрасное утро, что он уже никак не может жить долее таким образом, решился сразу переменить образ жизни и, убедя почти вполне своих
приятелей, что он
в сплину и что ему все надоело, скрылся из
общества и принялся, для поправления ресурсов, составлять себе выгодную партию.
Приятели Печорина, которых число было впрочем не очень велико, были всё молодые люди, которые встречались с ним
в обществе, ибо и
в то время студенты были почти единственными кавалерами московских красавиц, вздыхавших невольно по эполетам и аксельбантам, не догадываясь, что
в наш век эти блестящие вывески утратили свое прежнее значение.
— Ах, дражайший, ах, бесценнейший Алексей Иванович! — заволновался вдруг чрезвычайно гость и заворочался
в креслах. — Да ведь нам что? Ведь не
в свете мы теперь, не
в великосветском блистательном
обществе! Мы — два бывшие искреннейшие и стариннейшие
приятеля и, так сказать,
в полнейшей искренности сошлись и вспоминаем обоюдно ту драгоценную связь,
в которой покойница составляла такое драгоценнейшее звено нашей дружбы!
Поручик, например, любил, может быть,
общество порядочных женщин и важных людей — генералов, полковников, адъютантов, — даже я уверен, что он очень любил это
общество, потому что он был тщеславен
в высшей степени, — но он считал своей непременной обязанностью поворачиваться своей грубой стороной ко всем важным людям, хотя грубил им весьма умеренно, и когда появлялась какая-нибудь барыня
в крепости, то считал своей обязанностью ходить мимо ее окон с кунаками [Кунак —
приятель, друг, на кавказском наречии.]
в одной красной рубахе и одних чувяках на босую ногу и как можно громче кричать и браниться, — но всё это не столько с желанием оскорбить ее, сколько с желанием показать, какие у него прекрасные белые ноги, и как можно бы было влюбиться
в него, если бы он сам захотел этого.
Из тогдашних русских немного моложе его был один, у кого я находил всего больше если не физического сходства с ним, то близости всего душевного склада, манеры говорить и держать себя
в обществе: это было у К.Д.Кавелина, также москвича почти той же эпохи, впоследствии близкого
приятеля эмигранта Герцена. Особенно это сказывалось
в речи,
в переливах голоса,
в живости манер и
в этом чисто московском говоре, какой был у людей того времени. Они легко могли сойти за родных даже и по наружности.
И мой
приятель через неделю сдержал свое обещание. Это было как раз время — восьмидесятые годы, когда у нас
в обществе и печати заговорили о непротивлении злу, о праве судить, наказывать, воевать, когда кое-кто из нашей среды стал обходиться без прислуги, уходил
в деревню пахать, отказывался от мясной пищи и плотской любви.
Она ему рассказала опять про свою страсть к театру.
В консерваторию поступать было уже поздно, сначала она ходила к актрисе Грушевой, но Палтусов и его
приятель Пирожков отсоветовали. Да она и сама видела, что
в обществе Грушевой ей не следует быть. Берет она теперь уроки у одного пожилого актера. Он женатый, держит себя с ней очень почтительно, человек начитанный, обещает сделать из нее актрису.
В свет он выезжает мало, посещает часто аукционную камеру,
в улице Друо, ездит
в театр всегда
в обществе, видится с некоторыми
приятелями и художниками, пишет мало, кажется, даже очень мало.
В Hotel de Rome, где я обедал за табльдотом, нашел я целое русское
общество: племянника
В. Ф. Корша и его двух молодых
приятелей — слушателей Берлинского университета: сына одного знаменитого хирурга и брата второй жены этого хирурга. Душой кружка был Бакст, прекрасно знакомый с Берлином и отличавшийся необыкновенной способностью пленять русских высокопоставленных лиц. Его
приятели называли это «укрощением генералов».
Правда, черты злодея врезались
в его памяти, но разве не встречал он иногда на улице или
в обществе человека, ему совершенно незнакомого, и не принимал его за своего давнишнего
приятеля?
— Да вот хоть бы мой
приятель, граф Александр Александрыч. Он имеет слабость сочинять романсы, ну, что ж? Это, конечно, большой грех. Но вы мало найдете у нас таких занимательных людей, как он. Могу вас уверить. Вам его надо бы к себе залучить. Он очень приятен
в небольшом
обществе.
— Разумеется. Ведь она защитит меня от неприятных столкновений с полицией. Ведь друга высокочтимого графа Сигизмунда Владиславовича Стоцкого — и, как я надеюсь, впоследствии и графа Вельского, и всех этих господчиков твоих
приятелей в высшем петербургском
обществе — никто не осмелится даже заподозрить
в чем бы то ни было.
Александр Васильевич, впрочем, прослужив даже несколько лет
в военной службе, все остался прежним «дикарем»
в обществе. Сослуживцы и
приятели отца вращались к тому же
в то время
в придворных сферах, которых боялся молодой Суворов, и несмотря на то, что Василий Иванович указывал
в письмах к сыну возможность «найти случай», при дворе поддерживая эти знакомства, последний не ловил этого «случая».
— Я не обязан вам отчетом
в своих намерениях. Отец ее мог бы мне задавать такие вопросы. Нынче не те времена, милейший Заплатин. Мой
приятель, товарищ по лицею, привез
в деревню к невесте шафера и отлучился на одну неделю. А шафер прилетел к нему объявить, что оная девица желает иметь мужем его, а не первого жениха. И это
в лучшем дворянском
обществе… на глазах у родителя… Ergo, — выговорил Пятов таким же звуком, как и
в разговоре с немцем, когда он торговался из-за полкопейки на аршин миткаля.
В обществе, так как многие из знакомых и
приятелей отца тщетно приглашали его к себе
в дома, он прослыл «чудаком».