Неточные совпадения
Услышав звон к поздней обедне, он пошел
в собор поблагодарить бога, что уж и
в провинции начинает распространяться образование, особенно
в дворянском быту, где прежде были только кутилы, собачники, картежники, никогда не читавшие никаких
книг.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные
в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие
в постройке дома на
дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы
в Петербурге
в одной торговой компании,
в которой князь был распорядителем и
в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским
книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись
в кабинете — и так далее…
Доказательством же
дворянского моего происхождения есть то, что
в метрической
книге, находящейся
в церкви Трех Святителей,записан как день моего рождения, так равномерно и полученное мною крещение.
В «Русской беседе» напечатаны «Записки» Державина,
в «Отечественных записках»,
в «Библиографических записках» и
в «Московских ведомостях» недавно помещены были извлечения из сочинений князя Щербатова,
в «Чтениях Московского общества истории» и
в «Пермском сборнике» — допросы Пугачеву и многие документы, относящиеся к историй пугачевского бунта;
в «Чтениях» есть, кроме того, много записок и актов, весьма резко характеризующих тогдашнее состояние народа и государства; месяц тому назад г. Иловайский,
в статье своей о княгине Дашковой, весьма обстоятельно изложил даже все подробности переворота, возведшего Екатерину на престол; наконец, сама
книга г. Афанасьева содержит
в себе множество любопытных выписок из сатирических журналов — о ханжестве,
дворянской спеси, жестокостях и невежестве помещиков и т. п.
Нам говорили, что все люди равны, что сословные различия глупы, — смешно гордиться тем, что наши предки Рим спасли. Однако мы знали, что наш род — старинный
дворянский род, записанный
в шестую часть родословной
книги. А шестая часть — это самая важная и почетная; быть
в ней записанным — даже почетнее, чем быть графом.
В первый же день знакомства он важно объяснил нам, что Плещеевы — очень старинный
дворянский род, что есть такие
дворянские фамилии — Арсеньевы, Бибиковы, Воейковы, Столыпины, Плещеевы, — которые гораздо выше графов и даже некоторых князей. Ну, тут мы его срезали. Мы ему объяснили, что мы и сами выше графов, что мы записаны
в шестую часть родословной
книги. На это он ничего не мог сказать.
Мало ли сколько, например,
в России
в романах, комедиях и очерках встречается настоящих
дворянских фамилий, вписанных даже
в VI
книгу, и, наверно, никто из родичей этих фамилий не являлся к писателям с требованием отчета и даже не писал им писем на эту тему.