Неточные совпадения
Коляска остановилась перед деревянным же одноэтажным
домом темно-серого цвета, с белыми барельефчиками над окнами, с
высокою деревянною решеткою перед самыми окнами и узеньким палисадником, за решеткою которого находившиеся тоненькие деревца побелели от никогда не сходившей с них городской пыли.
По мере нашего приближения берег стал обрисовываться: обозначилась
серая, длинная стена, за ней колокольни, потом тесная куча
домов. Открылся вход в реку, одетую каменной набережной. На правом берегу, у самого устья, стоит
высокая башня маяка.
Погребок торговал через заднюю дверь всю ночь. Этот оригинальной архитектуры
дом был окрашен в те времена в густой темно-серый цвет. Огромные окна бельэтажа, какие-то выступы, а в углублениях
высокие чугунные решетчатые лестницы — вход в
дом. Подъездов и вестибюлей не было.
В таком настроении одной ночью или, вернее, перед утром, мне приснилось, будто я очутился в узком пустом переулке.
Домов не было, а были только
высокие заборы. Над ними висели мутные облака, а внизу лежал белый снег, пушистый и холодный. На снегу виднелась фигурка девочки в шубке, крытой
серым сукном и с белым кроличьим воротником. И казалось — плакала.
Иногда по двору ходил, прихрамывая,
высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и кривым носом, выводил из конюшни
серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она, выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать из
дома, но не может, заколдован.
Все в
доме осталось как было: тонконогие белые диванчики в гостиной, обитые глянцевитым
серым штофом, протертые и продавленные, живо напоминали екатерининские времена; в гостиной же стояло любимое кресло хозяйки, с
высокой и прямой спинкой, к которой она и в старости не прислонялась.
Дом, где жил арендатор, Мартин и Владин отец, был низенький и широкий, с
высокою серою кровлею и прорезными ставнями у окон.
Все они были одинаково благочестивы, безличны и подчинены Антонине Ивановне, хозяйке
дома, женщине
высокой, худой, с темным лицом и строгими
серыми глазами, — они блестели властно и умно.
Встречу им подвигались отдельные
дома, чумазые, окутанные тяжёлыми запахами, вовлекая лошадь и телегу с седоками всё глубже в свои спутанные сети. На красных и зелёных крышах торчали бородавками трубы, из них подымался голубой и
серый дым. Иные трубы высовывались прямо из земли; уродливо
высокие, грязные, они дымили густо и черно. Земля, плотно утоптанная, казалась пропитанной жирным дымом, отовсюду, тиская воздух, лезли тяжёлые, пугающие звуки, — ухало, гудело, свистело, бранчливо грохало железо…
Со свечой в руке взошла Наталья Сергевна в маленькую комнату, где лежала Ольга; стены озарились, увешанные платьями и шубами, и тень от толстой госпожи упала на столик, покрытый пестрым платком; в этой комнате протекала половина жизни молодой девушки, прекрасной, пылкой… здесь ей снились часто молодые мужчины, стройные, ласковые, снились большие города с каменными
домами и златоглавыми церквями; — здесь, когда зимой шумела мятелица и снег белыми клоками упадал на тусклое окно и собирался перед ним в
высокий сугроб, она любила смотреть, завернутая в теплую шубейку, на белые степи,
серое небо и ветлы, обвешанные инеем и колеблемые взад и вперед; и тайные, неизъяснимые желания, какие бывают у девушки в семнадцать лет, волновали кровь ее; и досада заставляла плакать; вырывала иголку из рук.
Высокие, покрытые острым колпаком флигеля, также с маленькими окнами и посеревшие от времени, тянулись от господского
дома по обоим бокам и заключались скотными дворами, тоже
серыми, которые были обильно, но неаккуратно покрыты соломою.
Был конец зимы. Санный путь испортился. Широкая улица, вся исполосованная мокрыми темными колеями, из белой стала грязно-желтой. В глубоких ухабах, пробитых ломовыми, стояла вода, а в палисадничке, перед
домом Наседкина,
высокий сугроб снега осел, обрыхлел, сделался ноздреватым и покрылся сверху
серым налетом. Заборы размякли от сырости.
За
дом от нас, пересекая нашу Верхне-Дворянскую, шла снизу Старо-Дворянская улица. На ней, кварталом
выше нас, стоял на углу Мотякинской старенький
серый домик с узкими окнами наверху и маленькими квадратными окнами на уровне земли. Здесь жила наша бабушка, мамина мать, Анисья Ивановна Юницкая, с незамужнею своею дочерью, маминой сестрою, Анной Павловной, — тетей Анной.
Около сарая стояли сыновья Жмухина: старший держал ружье, у младшего был в руках
серый петушок с ярким красивым гребнем. Младший изо всей силы подбросил петушка, тот взлетел
выше дома и перевернулся в воздухе, как голубь; старший выстрелил, и петушок упал, как камень.