Неточные совпадения
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным, ино-гда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое
сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук
вырвать добычь от порока.
И, несмотря на то, он чувствовал, что тогда, когда любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого,
вырвать эту любовь из своего
сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть разорвана.
То, что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его
сердце; но он не мог
вырвать из своего
сердца сожаления о потере ее любви, не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
Одно, чего он не мог
вырвать из своего
сердца, несмотря на то, что он не переставая боролся с этим чувством, это было доходящее до отчаяния сожаление о том, что он навсегда потерял ее.
И понесу я отчизну сию в
сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков
вырвет ее оттуда!
— Да! — вскричал я ему в ответ, — такая же точно сцена уже была, когда я хоронил Версилова и
вырывал его из
сердца… Но затем последовало воскресение из мертвых, а теперь… теперь уже без рассвета! но… но вы увидите все здесь, на что я способен! даже и не ожидаете того, что я могу доказать!
— Андрей Петрович, — схватил я его за руку, не подумав и почти в вдохновении, как часто со мною случается (дело было почти в темноте), — Андрей Петрович, я молчал, — ведь вы видели это, — я все молчал до сих пор, знаете для чего? Для того, чтоб избегнуть ваших тайн. Я прямо положил их не знать никогда. Я — трус, я боюсь, что ваши тайны
вырвут вас из моего
сердца уже совсем, а я не хочу этого. А коли так, то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно, куда бы я ни пошел! Не так ли?
Р. S. Проклятие пишу, а тебя обожаю! Слышу в груди моей. Осталась струна и звенит. Лучше
сердце пополам! Убью себя, а сначала все-таки пса.
Вырву у него три и брошу тебе. Хоть подлец пред тобой, а не вор! Жди трех тысяч. У пса под тюфяком, розовая ленточка. Не я вор, а вора моего убью. Катя, не гляди презрительно: Димитрий не вор, а убийца! Отца убил и себя погубил, чтобы стоять и гордости твоей не выносить. И тебя не любить.
— Я как будто знал, когда въезжал в Петербург, как будто предчувствовал… — продолжал князь. — Не хотел я ехать сюда! Я хотел всё это здешнее забыть, из
сердца прочь
вырвать! Ну, прощай… Да что ты!
Он сказал это так громко, что все слышали его слова. Кровь с необыкновенной силой прилила к моему
сердцу; я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен в эту минуту, потому что St.-Jérôme, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так дурно, что я, не помня себя от злобы,
вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.
То, что я
вырвал из
сердца моего, может быть с кровью и болью, никогда опять не воротится в мое
сердце.
Дочь оставила меня, ушла из моего дома с любовником, и я
вырвал ее из моего
сердца,
вырвал раз навсегда, в тот самый вечер — помнишь?
Я думаю, он окончательно бы проклял Наташу и
вырвал ее из своего
сердца навеки, если б узнал про возможность этого брака.
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал ужасную для себя весть, — она ударила его в
сердце и
вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но вызвало к жизни не жалобы, а гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
Конечно, я до сих пор еще не принес никакой непосредственной пользы: я не
вырыл колодца, я не обжигал кирпичей, не испек ни одного хлеба, но взамен того я смягчал нравы, я изгонял меланхолию из
сердец и поселял в них расположение к добрым подвигам… вот прямые заслуги моей юмористической деятельности!
Устинья Наумовна (
вырывает из рук, с
сердцем). Что ж это вы в самом деле — ограбить меня, что ли, хотите?
Этим она
вырвала из
сердца Александра мучительную боль, заменив ее покойным, хотя не совсем справедливым чувством — презрением.
— Наконец вы, одним ударом, без предостережения, без жалости, разрушили лучшую мечту мою: я думал, что во мне есть искра поэтического дарования; вы жестоко доказали мне, что я не создан жрецом изящного; вы с болью
вырвали у меня эту занозу из
сердца и предложили мне труд, который был мне противен. Без вас я писал бы…
Будешь?» А между тем на
сердце была почти физическая, доходившая до тошноты, тоска, такая, что я несколько раз останавливался, и мне казалось, что вот-вот меня
вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища.
Я не могу вас
вырвать из моего
сердца, Николай Ставрогин!
— Ах ты леший! — вскричал князь, — да как это тебе на ум взбрело? Да если б я только подумал про кого, я б у них у обоих своими руками
сердце вырвал!
— В том, что оно одно дает возможность
вырвать с корнем зло, как из своего
сердца, так и из
сердца ближнего.
Страшное слово «мачеха», давно сделавшееся прилагательным именем для выражения жестокости, шло как нельзя лучше к Александре Петровне; но Сонечку нельзя было легко
вырвать из
сердца отца; девочка была неуступчивого нрава, с ней надо было бороться, и оттого злоба мачехи достигла крайних пределов; она поклялась, что дерзкая тринадцатилетняя девчонка, кумир отца и целого города, будет жить в девичьей, ходить в выбойчатом платье и выносить нечистоту из-под ее детей…
«И вдруг он разорвал руками себе грудь и
вырвал из нее свое
сердце и высоко поднял его над головой.
Последние слова сына, голос, каким были они произнесены,
вырвали из отцовского
сердца последнюю надежду и окончательно его сломили. Он закрыл руками лицо, сделал безнадежный жест и безотрадным взглядом окинул Оку, лодки, наконец, дом и площадку. Взгляд его остановился на жене… Первая мысль старушки, после того как прошел страх, была отыскать Ванюшу, который не пришел к завтраку.
— Итак, вы женаты, — сказала она. — Но не беспокойтесь, я киснуть не буду, я сумею
вырвать вас из своего
сердца. Досадно только и горько, что вы такая же дрянь, как все, что вам в женщине нужны не ум, не интеллект, а тело, красота, молодость… Молодость! — проговорила она в нос, как будто передразнивая кого-то, и засмеялась. — Молодость! Вам нужна чистота, Reinheit! [Чистота, невинность (нем.).] Reinheit! — захохотала она, откидываясь на спинку кресла. — Reinheit!
Непокорных детей я
вырвал из своего
сердца, и если они страдают от непокорности и упорства, то я не жалею их.
Железнов. Тебя убить следовало, вот что! Убить, жестокое
сердце твое
вырвать, собакам бросить. Замотала ты меня, запутала. Ты…
— Да, mesdames, я с радостию готова поверить вам мою семейную тайну. Сегодня после обеда князь, увлеченный красотою и… достоинствами моей дочери, сделал ей честь своим предложением. Князь! — заключила она дрожащим от слез и от волнения голосом, — милый князь, вы не должны, вы не можете сердиться на меня за мою нескромность! Только чрезвычайная семейная радость могла преждевременно
вырвать из моего
сердца эту милую тайну, и… какая мать может обвинить меня в этом случае?
Всё ему!.. да знаешь ли, что он должен быть доволен и десятою долею твоей нежности, что он не отдаст, как я, за одно твое слово всю свою будущность… о, да это невозможно тебе постигнуть… если б я знал, что на моем
сердце написано, как я тебя люблю, то я
вырвал бы его сию минуту из груди и бросил бы к тебе на колена…
— Не говори мне про бога!.. он меня не знает; он не захочет у меня
вырвать обреченную жертву — ему всё равно… и не думаешь ли ты смягчить его слезами и просьбами?.. Ха, ха, ха!.. Ольга, Ольга — прощай — я иду от тебя… но помни последние слова мои: они стоят всех пророчеств… я говорю тебе: он погибнет, ты к мертвому праху прилепила
сердце твое… его имя вычеркнуто уже этой рукою из списка живущих… да! — продолжал он после минутного молчания, и если хочешь, я в доказательство принесу тебе его голову…
Маша. Все это я рассказываю вам как писателю. Можете воспользоваться. Я вам по совести: если бы он ранил себя серьезно, то я не стала бы жить ни одной минуты. А все ж я храбрая. Вот взяла и решила:
вырву эту любовь из своего
сердца, с корнем
вырву.
Маша. Все глупости. Безнадежная любовь — это только в романах. Пустяки. Не нужно только распускать себя и все чего-то ждать, ждать у моря погоды… Раз в
сердце завелась любовь, надо ее вон. Вот обещали перевести мужа в другой уезд. Как переедем туда, — все забуду… с корнем из
сердца вырву.
И напрасно мечтатель роется, как в золе, в своих старых мечтаниях, ища в этой золе хоть какой-нибудь искорки, чтоб раздуть ее, возобновленным огнем пригреть похолодевшее
сердце и воскресить в нем снова все, что было прежде так мило, что трогало душу, что кипятило кровь, что
вырывало слезы из глаз и так роскошно обманывало!
Хотя сильные и утеснят нас, как меня господин полковник, определят в службу, заставят испытывать вся тягости ее, замучат ученьем, изнурят походами, как меня каждые два месяца в поход из роты в штаб и обратно, а то ведь, как я сказал, пятнадцать верст в один конец; но все же найдутся сострадательные
сердца, у кого маменька, у кого тетенька, а где и г. писарь, как мне помогут, да и
вырвут из службы — гуляй себе на все четыре стороны!
Уж мы разлучены!
Да, Христиан! Иль мнишь ты, не должна я
Мою любовь из
сердца вырвать вон?
Когда отца кругом теснят враги,
Друзья ж бегут — ты также переходишь
К его врагам!
Первое дело, это все одно что клок из
сердца вырвать, а второе дело, мне насмешками да укорами проходу не дадут, со свету сживут.
Вырвать из
сердца этого скверного божка, уродца с огромным брюхом, это отвратительное Я, которое, как глист, сосет душу и требует себе все новой пищи.
Обыкновенно я сидел на нижней ступени террасы; меня томило недовольство собой, было жаль своей жизни, которая протекала так быстро и неинтересно, и я все думал о том, как хорошо было бы
вырвать из своей груди
сердце, которое стало у меня таким тяжелым.
Ты сладить не могла
Ни с бурным
сердцем, ни с судьбою
И, бездну
вырыв подо мною,
Сама в ней первая легла…
Андрей. Занимать гостей… Вот пытка-то!.. (Смотрит в дверь направо). Прощай, Таня!.. Какую я сейчас с тобою подлость сделаю, так, кажется, убить меня… убить!.. Думал: будем век с тобою друг на друга радоваться!.. Ведь вон она сидит: такая веселая, смеется чему-то, лицо такое доброе… и не ожидает! Злодей я, злодей!.. Да что ж делать-то, коли другая взяла за
сердце, да и
вырвала его?.. От своей судьбы не уйдешь!.. И стал я ничем, ничем не лучше всякого разбойника и всякого бесчестного!..
Онуфрий (подходя). Трешницу из самого
сердца вырвали. Прямо в крови бумажка. Постой, а где же Ольга Николаевна? Где же она?
С другой же стороны,
сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть
вырви его да сам себе под ноги брось, — так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»
«И все таборы его знали или слыхали о нем. Он любил только коней и ничего больше, и то недолго — поездит да и продаст, а деньги кто хочет, тот и возьми. У него не было заветного — нужно тебе его
сердце, он сам бы
вырвал его из груди да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было. Вот он какой был, сокол!
— Конечно, — отвечал Иван Семенович и начал ходить взад и вперед по комнате. — Ах ты, боже ты мой! Боже ты мой милостивый! — говорил он как бы сам с собой. — Немало я с этим молодцом повозился: и сердил-то он меня, и жаль-то мне его, потому что, как ни говорите, сын родного брата: этого уж из
сердца не
вырвешь — кровь говорит.
Поздно
вырвать его из моего
сердца, — но клянусь вам, я отдал бы десять лет жизни за возможность излечиться!
Нужно прийти,
вырвать его из этого темного, вонючего угла, пустить бегать в поле, под горячее солнце, на вольный ветер, и легкие его развернутся,
сердце окрепнет, кровь станет алою и горячею.
У него был вид настоящего победителя, и мое
сердце дрогнуло от страха, что молодой лезгин опередит меня и
вырвет кинжал из земли.
— А что они с народом сделали, — с великим, прекрасным русским народом! Вытравили совесть,
вырвали душу, в жадного грабителя превратили, и звериное
сердце вложили в грудь.
Маркс думал, что для освобождения рабочего класса, а следовательно и всего человечества, нужно
вырвать из человеческого
сердца религиозное чувство.