Неточные совпадения
Когда он
вышел из дома на площадь, впечатление пустоты исчезло, сквозь тьму и окаменевшие в ней
деревья Летнего сада видно было тусклое пятно белого здания, желтые пятна огней за Невой.
Райский постоял над обрывом: было еще рано; солнце не
вышло из-за гор, но лучи его уже золотили верхушки
деревьев, вдали сияли поля, облитые росой, утренний ветерок веял мягкой прохладой. Воздух быстро нагревался и обещал теплый день.
«Да куда-нибудь, хоть налево!» Прямо перед нами был узенький-преузенький переулочек, темный, грязный, откуда, как тараканы
из щели,
выходили китайцы, направо большой европейский каменный дом; настежь отворенные ворота вели на чистый двор, с
деревьями, к широкому чистому крыльцу.
Они поставили подносы,
вышли на минуту, потом вошли и унесли их: перед нами остались пустые, ничем не накрытые столы, сделанные, нарочно для нас,
из кедрового
дерева.
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот думать, так не придумать!.. А
из себя-то какой молодец… в прероду свою
вышел. Отец-от вон какое
дерево был: как, бывало, размахнется да ударит, так замертво и вынесут.
И Алеша с увлечением, видимо сам только что теперь внезапно попав на идею, припомнил, как в последнем свидании с Митей, вечером, у
дерева, по дороге к монастырю, Митя, ударяя себя в грудь, «в верхнюю часть груди», несколько раз повторил ему, что у него есть средство восстановить свою честь, что средство это здесь, вот тут, на его груди… «Я подумал тогда, что он, ударяя себя в грудь, говорил о своем сердце, — продолжал Алеша, — о том, что в сердце своем мог бы отыскать силы, чтобы
выйти из одного какого-то ужасного позора, который предстоял ему и о котором он даже мне не смел признаться.
Весь день она пребывает в движении и даже в ненастную погоду
выходит из своего гнезда пробежаться по
дереву.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным
вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам
деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Нащупывая руками опрокинутые
деревья, вывороченные пни, камни и сучья, я ухитрился как-то
выйти из этого лабиринта.
А. И. Герцена.)] говорит: «Пойдемте ко мне, мой дом каменный, стоит глубоко на дворе, стены капитальные», — пошли мы, и господа и люди, все вместе, тут не было разбора;
выходим на Тверской бульвар, а уж и
деревья начинают гореть — добрались мы наконец до голохвастовского дома, а он так и пышет, огонь
из всех окон.
И Лебедев потащил князя за руку. Они
вышли из комнаты, прошли дворик и вошли в калитку. Тут действительно был очень маленький и очень миленький садик, в котором благодаря хорошей погоде уже распустились все
деревья. Лебедев посадил князя на зеленую деревянную скамейку, за зеленый вделанный в землю стол, и сам поместился напротив него. Чрез минуту, действительно, явился и кофей. Князь не отказался. Лебедев подобострастно и жадно продолжал засматривать ему в глаза.
Тогда за каждым кустом, за каждым
деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот
выйдет кто-нибудь к нам или откликнется
из тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Натаскали огромную кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который,
выйдя из рощи, надвинулся на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что
деревья зашевелились, закачались, то выглядывая в красное пространство света, то прячась назад в темноту.
— Я здесь, — откликнулся Лямшин, вдруг
выходя из-за
дерева. Он был в теплом пальто и плотно укутан в плед, так что трудно было рассмотреть его физиономию даже и с фонарем.
— Мало! — говорит он, — ведь это — какой лес!
из каждого
дерева два мельничных вала
выйдет, да еще строевое бревно, хоть в какую угодно стройку, да семеричок, да товарничку, да сучья… По-вашему, мельничный-то вал — сколько он стоит?
Вышли в сад. На узкой полосе земли, между двух домов, стояло десятка полтора старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного вороньего гнезда среди них.
Деревья — точно памятники на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видны ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.
Шалимов. Мой друг, успокойся! Все это только риторика на почве истерии… поверь мне! (Берет Басова под руку и ведет его на дачу. Дудаков, заложив руки за спину,
выходит из комнат и медленно идет направо; там его молча ждет жена, неподвижно стоя под
деревьями.)
Удить форель в речках незапруженных и мелких, следовательно совершенно прозрачных, надобно с величайшею осторожностью: малейший шум, человеческая тень, мелькнувшая на поверхности воды, мгновенно заставят спрятаться под берег или корни
дерев пугливую рыбу, из-под которых она не
выходит иногда по нескольку часов.
Когда Илья, с узлом на спине,
вышел из крепких ворот купеческого дома, ему показалось, что он идёт
из серой, пустой страны, о которой он читал в одной книжке, — там не было ни людей, ни
деревьев, только одни камни, а среди камней жил добрый волшебник, ласково указывавший дорогу всем, кто попадал в эту страну.
На берегу Цны, как раз против омута, в старинном барском саду, тогда уже перешедшем к одному
из купцов-миллионеров, находился наш летний театр. Около театра, между фруктовыми
деревьями, стоял обширный двухэтажный дом, окруженный террасами, куда
выходили комнаты, отведенные труппе. Женатые имели отдельные комнаты на верхнем этаже, холостые помещались по двое и по трое. Там же, рядом с квартирой семьи Григорьева, была и большая столовая, но обедали мы больше на широкой террасе, примыкавшей к столовой.
И не
выйдет из ветлы ни оглобли, ни метлы — бесполезное
дерево!
Князь в самом деле замышлял что-то странное: поутру он, действительно, еще часов в шесть
вышел из дому на прогулку, выкупался сначала в пруде, пошел потом по дороге к Марьиной роще, к Бутыркам и, наконец, дошел до парка; здесь он, заметно утомившись, сел на лавочку под
деревья, закрыв даже глаза, и просидел в таком положении, по крайней мере, часа два.
Они пошли дальше вверх по реке и скоро скрылись
из виду. Кучер-татарин сел в коляску, склонил голову на плечо и заснул. Подождав минут десять, дьякон
вышел из сушильни и, снявши черную шляпу, чтобы его не заметили, приседая и оглядываясь, стал пробираться по берегу меж кустами и полосами кукурузы; с
деревьев и с кустов сыпались на него крупные капли, трава и кукуруза были мокры.
Накинул на плечи парусиновое пальто, взял подарок Алексея, палку с набалдашником — серебряная птичья лапа держит малахитовый шар — и,
выйдя за ворота, посмотрел из-под ладони к реке на холм, — там под
деревом лежал Илья в белой рубахе.
Меж тем черкес, с улыбкой злобной,
Выходит из глуши
дерев.
И волку хищному подобный,
Бросает взор… стоит… без слов,
Ногою гордой попирает
Убитого… увидел он,
Что тщетно потерял патрон;
И вновь чрез горы убегает.
— Да… Преказусная материя было
вышла; целых полгода ни слуху, ни духу, а тут Филька сболтнул, явился следователь — Цыбули уж давно нет — и все на свежую воду вывели. Константин сначала все принял на себя, а как объявили ему приговор, не вытерпел, заплакал и объяснил все начистоту. «Сестры», те
из всего
дерева сделаны, ни в чем себя виновными не признали… Крепкий был народ! Так и на каторгу ушли… На всякого, видно, мудреца довольно простоты!
С лестницы сходит Дульчин и, пройдя несколько шагов, останавливается в раздумьи; из-за
деревьев выходит Дергачев.
Дульчин, Глафира Фирсовна, Пивокурова уходят под
деревья налево.
Из клуба
выходит публика и остается в глубине площадки. На сцену
выходят: Разносчик вестей, Иногородный и Москвич.
Салай Салтаныч
выходит из-за
деревьев и останавливается сзади Лавра Мироныча, который его не замечает.
Дергачев уходит в клуб. Из-за
деревьев выходит Салай Салтаныч.
Филицата. Твои причуды-то исполнять, так всему научишься. На все другое подозрение есть: стук ли, собака ли залает — могут
выйти из дому, подумают, чужой. А на кошку какое подозрение, хоть она разорвись, — мало ль их по
деревьям да по крышам мяучит?
Потом Иван Иваныч
вышел в соседнюю комнату, чтобы показать мне замечательный по красоте и дешевизне комод
из палисандрового
дерева.
А бесконечная, упорная, неодолимая зима все длилась и длилась. Держались жестокие морозы, сверкали ледяные капли на голых
деревьях, носились по полям крутящиеся снежные вьюны, по ночам громко ухали, оседая, сугробы, красные кровавые зори подолгу рдели на небе, и тогда дым
из труб
выходил кверху к зеленому небу прямыми страшными столбами; падал снег крупными, тихими, безнадежными хлопьями, падал целые дни и целые ночи, и ветви сосен гнулись от тяжести белых шапок.
Один заслуженный полковник нарочно для этого
вышел раньше
из дому и с большим трудом пробрался сквозь толпу; но, к большому негодованию своему, увидел в окне магазина вместо носа обыкновенную шерстяную фуфайку и литографированную картинку с изображением девушки, поправлявшей чулок, и глядевшего на нее из-за
дерева франта с откидным жилетом и небольшою бородкою, — картинку, уже более десяти лет висящую всё на одном месте.
— Стой! — сказал Тихон Павлович,
вышел из телеги и посмотрел кругом. Шагах в сорока от него тёмной, угловатой кучей рисовался во мраке ночи хутор; справа, рядом с ним — запруда. Тёмная вода в ней была неподвижна и страшила этой неподвижностью. Всё кругом было так тихо и жутко. Густо одетые тенью ивы на плотине стояли прямо, строго и сурово. Где-то падали капли… Вдруг на запруду налетел ветер
из рощи; вода испуганно всколыхнулась, и раздался тихий, жалобный плеск… И
деревья, стряхивая сон, тоже зашумели.
Когда Иисуса увели,
вышел из-за
деревьев притаившийся Петр и в отдалении последовал за учителем. И, увидя впереди себя другого человека, шедшего молча, подумал, что это Иоанн, и тихо окликнул его...
Изредка он
выйдет из вагона и лениво пройдется вдоль поезда; остановится он около локомотива и устремит долгий, неподвижный взгляд на колеса или на рабочих, бросающих поленья на тендер; горячий локомотив сипит, падающие поленья издают сочный, здоровый звук свежего
дерева; машинист и его помощник, люди очень хладнокровные и равнодушные, делают какие-то непонятные движения и не спешат.
Вот месяц
выйдет из тумана,
Верхи
дерев осеребрит,
И нам откроется поляна,
Где наш аул во мраке спит...
Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают ее.
Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на соснах да на елях стояли темно-зеленые хвои. Угрюмо смотрели
деревья на пальму. «Замерзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты
вышла из своей теплицы?»
Анна Петровна (
выходит из-за
деревьев). Ушли?
Выйди зимой в тихий морозный день в поле или в лес и посмотри кругом себя и послушай: везде кругом снег, реки замерзли, сухие травки торчат из-под снега,
деревья стоят голые, ничто не шевелится.
Я живо представил себе картину, как тигр
вышел из логовища, зевнул, посмотрел вправо и влево, потом поднялся на задние лапы, оперся передними в
дерево и, выгнув спину, стал расправлять свои когти.
На другой день я не хотел рано будить своих спутников, но, когда я стал одеваться, проснулся Глегола и пожелал итти со мною. Стараясь не шуметь, мы взяли свои ружья и тихонько
вышли из палатки. День обещал быть солнечным и морозным. По бледному небу протянулись высокие серебристо-белые перистые облака. Казалось, будто от холода воздух уплотнился и приобрел неподвижность. В лесу звонко щелкали озябшие
деревья. Дым от костров, точно туман, протянулся полосами и повис над землей.
Они
вышли из-за
деревьев и, с любопытством глядя на графиню и Артура, пошли через поляну.
Хромой получает свою обувь, шапку и ружье. С легкой душою
выходит он
из конторы, косится вверх, а на небе уж черная, тяжелая туча. Ветер шалит по траве и
деревьям. Первые брызги уже застучали по горячей кровле. В душном воздухе делается всё легче и легче.
За бабьим летом следует хмурое, ненастное время. Днем и ночью идет дождь, голые
деревья плачут, ветер сыр и холоден. Собаки, лошади, куры — всё мокро, уныло, робко. Гулять негде,
из дому
выходить нельзя, целый день приходится шагать
из угла в угол и тоскливо поглядывать на пасмурные окна. Скучно!
Они
вышли из дому и через калитку вошли в сад. И на просторе было темно, а здесь, под липами аллеи, не видно было ничего за шаг. Они шли, словно в подземелье Не видели друг друга, не видели земли под ногами, ступали, как в бездну. Пахло сухими листьями, полуголые вершины
деревьев глухо шумели. Иногда сквозь ветви слабо вспыхивала зарница, и все кругом словно вздрагивало ей в ответ. Сергей молчал.
Катя вспомнила, как два месяца назад Гребенкин вставлял здесь стекла. Висели на стенах чудесные снимки Беклина, в полированных рамах
из красного
дерева; на бледно-зеленой шелковой кушетке сидел грузный болгарин, заведовавший нарядом подвод. Агапов помялся и
вышел.
Я оглянулся: в ста шагах от меня темнела роща,
из которой я только что
вышел; там насыпь красивым полукругом поворачивала направо и исчезала в
деревьях.
Обширный диван с высокой резной ореховой спинкой разделял две большие печи — расположение старых домов — с выступами, на которых стояло два бюста
из алебастра под бронзу. Обивка мебели, шелковая, темно-желтая, сливалась с такого же цвета обоями. От них гостиная смотрела уныло и сумрачно; да и свет проникал сквозь
деревья — комната
выходила окнами в сад.