Неточные совпадения
Один только штатский советник Двоекуров
с выгодою
выделялся из этой пестрой толпы администраторов, являл ум тонкий и проницательный и вообще выказывал себя продолжателем того преобразовательного дела, которым ознаменовалось начало восемнадцатого столетия в России.
За этим делом его и застала Никонова. Открыв дверь и медленно притворяя ее, она стояла на пороге, и на побледневшем лице ее возмущенно и неестественно
выделились потемневшие глаза. Прошло несколько неприятно длинных секунд, прежде, чем она тихо,
с хрипотой в горле, спросила...
Из людей, которых он видел в эти дни, особенно
выделялась монументальная фигура красавца Фроленкова. Приятно было вспоминать его ловкие, уверенные движения, на каждое из них человек этот тратил силы именно столько, сколько оно требовало. Многозначительно было пренебрежение, ‹
с которым› Фроленков говорил о кузнецах, слушал дерзости Ловцова.
— Довольно! — закричали несколько человек сразу, и особенно резко
выделились голоса женщин, и снова выскочил рыжеватый, худощавый человечек, в каком-то странного покроя и глиняного цвета сюртучке
с хлястиком на спине. Вертясь на ногах, как флюгер на шесте, обнаруживая акробатическую гибкость тела, размахивая руками, он возмущенно заговорил...
Работало человек двадцать пыльных людей, но из них особенно
выделялись двое: кудрявый, толстогубый парень
с круглыми глазами на мохнатом лице, сером от пыли, и маленький старичок в синей рубахе, в длинном переднике.
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой
выделялась высокая толстая дама в шляпе
с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек
с тонкими ногами, в велосипедном костюме,
с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
Нехлюдов отошел к толпе дожидающихся. Из толпы
выделился в оборванной одежде и смятой шляпе, в опорках на босу ногу человек
с красными полосами во всё лицо и направился к тюрьме.
По другую сторону Зоси
выделялась фигура Виктора Васильича
с сбитой на затылок шляпой и
с выдававшейся вперед козлиной бородкой.
Около Данилушки собрался целый круг любопытных, из которых прежде всего
выделялась массивная фигура Лепешкина, а потом несколько степенных лиц неопределенных профессий. По костюмам можно было заметить, что это все был народ зажиточный, откормленный,
с легким купеческим оттенком.
Широкая плотина замыкала озеро и связывала мыс
с лесистой крутой горкой, у самого подножия которой резко
выделялся своей старинной архитектурой господский старый дом
с почерневшей высокой железной крышей и узкими окнами.
На реке Гага, как раз против притока Ада, в 5 км от моря, есть теплый ключ. Окружающая его порода — диабаз. Здесь, собственно говоря, два ключа: горячий и холодный. Оба они имеют выходы на дне небольшого водоема, длина которого равна 2 м, ширина 5 м и глубина 0,6 м. Со дна
с шипением
выделяется сероводород. Температура воды +28,1°; на поверхности земли, около резервуара, была +12°. Температура воздуха +7,5°
С.
Между Дагды и Нунгини высятся скалистые сопки, из которых особенно
выделяются вершины Ада и Тыонгони. Река Дагды принимает в себя справа еще две реки: Малу-Сагды, Малу-Наиса — и два ключа: Эйфу и Адани, текущие
с горы того же имени, а слева — несколько маленьких речек: Джеиджа, Ада 1-я, Ада 2-я и Тыонгони. От устья Дагды в три дня можно дойти до Сихотэ-Алиня.
Обилие мхов и влаги не позволило пожарам распространиться дальше водораздела, хотя и
с этой стороны кое-где
выделялись выгоревшие плешины; в бинокль ясно было видно, что это не осыпи, а места пожарищ.
Посредине стада, как большой бугор,
выделялась спина огромного кабана. Он превосходил всех своими размерами и, вероятно, имел около 250 кг веса. Стадо приближалось
с каждой минутой. Теперь ясно были слышны шум сухой листвы, взбиваемой сотнями ног, треск сучьев, резкие звуки, издаваемые самцами, хрюканье свиней и визг поросят.
Солнце только что успело скрыться за горизонтом, и в то время, когда лучи его золотили верхушки гор, в долинах появились сумеречные тени. На фоне бледного неба резко
выделялись вершины деревьев
с пожелтевшими листьями. Среди птиц, насекомых, в сухой траве — словом, всюду, даже в воздухе, чувствовалось приближение осени.
Если непривычный человек в безветренный жаркий день попадет в заросли этого растения,
с ним может сделаться дурно: так много
выделяется эфирного масла.
Синими цветами из травянистых зарослей
выделялся борец
с зубчатыми листьями, рядом
с ним — башмачки
с большими ланцетовидными листьями, нежные василистники
с характерными яркими цветами, большие огненно-красные зорки
с сидячими овально-ланцетовидными листьями и группы оранжевых троллиусов.
В самой пасти чудовища
выделяются дети, не похожие на других детей; они растут, развиваются и начинают жить совсем другой жизнью. Слабые, ничтожные, ничем не поддержанные, напротив, всем гонимые, они легко могут погибнуть без малейшего следа, но остаются, и если умирают на полдороге, то не всё умирает
с ними. Это начальные ячейки, зародыши истории, едва заметные, едва существующие, как все зародыши вообще.
Вот она встала и озирается. Еще рано, но окна уж побелели, и весеннее солнце не замедлило позолотить их. Рядом
с ее креслом сидит Паша и дремлет; несколько поодаль догорает сальный огарок, и желтое пламя чуть-чуть
выделяется из утренних сумерек. Ей становится страшно; она протягивает руку, чтобы разбудить Пашу, хочет крикнуть — и в изнеможении падает…
С молодых лет Сатир резко
выделялся из общей массы дворовых.
Знаменитый Мина оказался небольшим плотным человеком,
с длинными, как у обезьяны, руками и загорелым лицом, на котором странно
выделялась очень светлая заросль. Длинный прямой нос как будто утопал в толстых, как два полена, светлых усах. Перестав звонить, он взглянул на моего жизнерадостного покровителя и сказал...
Застывает учитель и превращается в лучшем случае в фонограф, средним голосом и
с средним успехом перекачивающий сведения из учебников в головы… Но наиболее ярко
выделяются в общем хоре скрипучие фальцеты и душевные диссонансы маниаков, уже вконец заклеванных желто — красным попугаем.
Отец решил как-то, что мне и младшему брату пора исповедываться, и взял нас
с собой в церковь. Мы отстояли вечерню. В церкви было почти пусто, и по ней ходил тот осторожный, робкий, благоговейный шорох, который бывает среди немногих молящихся. Из темной кучки исповедников
выделялась какая-нибудь фигура, становилась на колени, священник накрывал голову исповедующегося и сам внимательно наклонялся… Начинался тихий, важный, проникновенный шопот.
Это был сын богатого помещика — поляка, года на два старше меня, красивый блондин,
с нежным, очень бледным лицом, на котором как-то особенно
выделялись глубокие синие глаза, как два цветка, уже слегка спаленные зноем.
Через минуту подъехала коляска, все вышли и, переступив через перелаз в плетне, пошли в леваду. Здесь в углу, заросшая травой и бурьяном, лежала широкая, почти вросшая в землю, каменная плита. Зеленые листья репейника
с пламенно-розовыми головками цветов, широкий лопух, высокий куколь на тонких стеблях
выделялись из травы и тихо качались от ветра, и Петру был слышен их смутный шепот над заросшею могилой.
Из общей массы построек крупными зданиями
выделялись караванная контора
с зеленою железною крышей и дом Груздева, грузно присевший к земле своими крепкими пристройками из кондового старинного леса.
Отдельно держались приезжие, как своего рода заводская аристократия, Овсянников, Груздев, исправник, старик Основа и о. Сергей. К ним присоединились потом Ефим Андреич и Ястребок. Основа, плечистый и широкий в кости старик, держал себя совершенно свободно, как свой человек. Он степенно разглаживал свою седую, окладистую бороду и вполголоса разговаривал больше
с Груздевым. В своем раскольничьем полукафтане,
с подстриженными в скобку волосами, Основа резко
выделялся из остальных гостей.
Здесь свечечка оказывалась еще бессильнее при темных обоях комнаты. Только один неуклюжий, запыленный чехол, окутывавший огромную люстру
с хрустальными подвесками, невозможно
выделялся из густого мрака, и из одной щелки этого чехла на Помаду смотрел крошечный огненный глазок. Точно Кикимора подслушала Помадины думы и затеяла пошутить
с ним: «Вот, мол, где я сижу-то: У меня здесь отлично, в этом пыльном шалашике».
Ровинская, подобно многим своим собратьям, не пропускала ни одного дня, и если бы возможно было, то не пропускала бы даже ни одного часа без того, чтобы не
выделяться из толпы, не заставлять о себе говорить: сегодня она участвовала в лжепатриотической манифестации, а завтра читала
с эстрады в пользу ссыльных революционеров возбуждающие стихи, полные пламени и мести.
На первый раз трудно было что-нибудь разглядеть в окружавшей темноте, из которой постепенно
выделялись остовы катальных машин, обжимочный молот в одном углу, темные стены и высокая железная крыша
с просвечивавшими отверстийми, в которые весело глядело летнее голубое небо и косыми пыльными полосами врывались солнечные лучи.
Солнце недавно еще село за гору. Город утонул в лилово-туманной тени, и только верхушки тополей на острове резко
выделялись червонным золотом, разрисованные последними лучами заката. Мне казалось, что
с тех пор, как я явился сюда, на старое кладбище, прошло не менее суток, что это было вчера.
Когда же вся толпа скрылась за оградой сада и гул голосов затих, и босая Маланья, прислуживавшая им девка,
с выпяченными глазами прибежала
с известием, точно это было что-то радостное, что Петра Николаича убили и бросили в овраге, из-за первого чувства ужаса стало
выделяться другое: чувство радости освобождения от деспота
с закрытыми черными очками глазами, которые 19 лет держали ее в рабстве.
В богатой черкеске
с золотыми газырями и кинжалом на чеканном поясе, он
выделялся среди наших сюртучников и фрачников и сделался всюду желанным гостем и кумиром московских дам.
«Что такое было? что теперь происходит?» — вот единственная мысль, которая
с некоторою ясностью
выделялась из этого хаоса.
Безликие иконы смотрят
с темных стен, к стеклам окон прижалась темная ночь. Лампы горят тускло в духоте мастерской; прислушаешься, и — среди тяжелого топота, в шуме голосов
выделяется торопливое падение капель воды из медного умывальника в ушат
с помоями.
Особенно же
выделялись из свиты два человека: один — молодой, тонкий, как женщина, в поясе и широкий в плечах,
с чуть пробивающейся русой бородкой, красавец
с бараньими глазами, — это был Элдар, и другой, кривой на один глаз, без бровей и без ресниц,
с рыжей подстриженной бородой и шрамом через нос и лицо, — чеченец Гамзало.
Выделялся ростам и дородством некто одетый древним германцем. Многим нравилось, что он такой дюжий и что руки видны, могучие руки,
с превосходно-развитыми мускулами. За ним ходили преимущественно дамы, и вокруг него слышался ласковый и хвалебный шопот. В древнем германце узнавали актера Бенгальского. Бенгальский в нашем городе был любим. За то многие давали ему билеты.
В гостиной были низкие потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно жалась к стенке. На полу лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шопоты и шорохи. Из дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все
с жадными, блестящими глазами. Из шопота иногда
выделялись вопросы и ответы погромче.
Богатство их увеличивалось по законам роста дерева; оно не особенно
выделялось среди других состояний, пока в 1863 году Элевзий Паран, дед нынешнего Граса Парана, не увидел среди глыб обвала на своем участке, замкнутом
с одной стороны горами, ртутной лужи и не зачерпнул в горсть этого тяжелого вещества.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина
с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко
выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в воздухе над ее золотистой головкой.
Она говорила быстро, большая часть ее слов исчезала в свисте и шипении;
выделялись лишь те слова, которые она выкрикивала визгливым, раздраженным голосом. Концы платка торчали на голове у нее, как маленькие рожки, и тряслись от движения ее челюсти, Фома при виде ее взволнованной и смешной фигуры опустился на диван. Ежов стоял и, потирая лоб,
с напряжением вслушивался в ее речь…
Фома оттолкнулся от стола, выпрямился и, все улыбаясь, слушал ласковые, увещевающие речи. Среди этих солидных людей он был самый молодой и красивый. Стройная фигура его, обтянутая сюртуком, выгодно
выделялась из кучи жирных тел
с толстыми животами. Смуглое лицо
с большими глазами было правильнее и свежее обрюзглых, красных рож. Он выпятил грудь вперед, стиснул зубы и, распахнув полы сюртука, сунул руки в карманы.
В разговорах о людях, которых они выслеживали, как зверей, почти никогда не звучала яростная ненависть, пенным ключом кипевшая в речах Саши.
Выделялся Мельников, тяжёлый, волосатый человек
с густым ревущим голосом, он ходил странно, нагибая шею, его тёмные глаза всегда чего-то напряжённо ждали, он мало говорил, но Евсею казалось, что этот человек неустанно думает о страшном. Был заметен Красавин холодной злобностью и Соловьев сладким удовольствием,
с которым он говорил о побоях, о крови и женщинах.
Люди толкались, забегая один вперёд другого, размахивали руками, кидали в воздух шапки, впереди всех, наклонив голову, точно бык, шёл Мельников
с тяжёлою палкой в руках и национальным флагом на ней. Он смотрел в землю, ноги поднимал высоко и, должно быть,
с большой силою топал о землю, — при каждом ударе тело его вздрагивало и голова качалась. Его рёв густо
выделялся из нестройного хаоса жидких, смятённых криков обилием охающих звуков.
Нестор Игнатьич очень серьезно встревожился. Он на четвертый день вскочил
с рассветом и сел за работу. Повесть сначала не вязалась, но он сделал над собой усилие и работа пошла удачно. Он писал, не вставая, весь день и далеко за полночь, а перед утром заснул в кресле, и Дора тотчас же
выделилась из серого предрассветного полумрака, прошла своей неслышной поступью, и поцеловав Долинского в лоб, сказала: умник, умник—работай.
Мы же,
с божьего помощью, и впредь таковое намерены говорить!"На эту заметку"Зеркало Пенкоснимателя"возражало:"Из целого леса бессмыслиц, которыми переполнена заметка почтенной газеты,
выделяется только одна светлая мысль: нужно обращать внимание русского общества на пройденный им славный путь, но не следует делать никакой критической оценки этому пути.
Дорогу нам загородила артель бурлаков
с котомками. Палки в руках и грязные лапти свидетельствовали о дальней дороге. Это был какой-то совсем серый народ,
с испитыми лицами, понурым взглядом и неуклюжими, тяжелыми движениями. Видно, что пришли издалека, обносились и отощали в дороге. Вперед
выделился сгорбленный седой старик и, сняв
с головы что-то вроде вороньего гнезда, нерешительно и умоляюще заговорил...
Из встречавшихся по пути селений больше других были пристани Межевая Утка и Кашка. Первая раскинулась на крутом правом берегу Чусовой красивым рядом бревенчатых изб, а пониже видна была гавань
с караванной конторой и магазинами, как на Каменке. Два-три дома в два этажа
с мезонинами и зелеными крышами
выделялись из общей массы мужицких построек; очевидно, это были купеческие хоромины.
Каменские и мастеровые, конечно, резко
выделялись от остальной деревенщины и обращались
с трехпудовыми ношами, как
с игрушками.
Огни в деревушке на холме давно погасли один за другим. Столб
с надписью то
выделялся, окрашенный огнем костра, то утопал в темноте.