Неточные совпадения
Он чувствовал, что, не ответив на
письмо Дарьи Александровны, своею невежливостью,
о которой он без краски стыда не мог
вспомнить, он сжег свои корабли и никогда уж не поедет к ним.
— Революция неизбежна, — сказал Самгин, думая
о Лидии, которая находит время писать этому плохому актеру, а ему — не пишет. Невнимательно слушая усмешливые и сумбурные речи Лютова, он
вспомнил, что раза два пытался сочинить Лидии длинные послания, но, прочитав их, уничтожал, находя в этих хотя и очень обдуманных
письмах нечто, чего Лидия не должна знать и что унижало его в своих глазах. Лютов прихлебывал вино и говорил, как будто обжигаясь...
— Скажите, как могли вы согласиться прийти сюда? — спросил он вдруг, как бы
вспомнив о главном. — Мое приглашение и мое все
письмо — нелепость… Постойте, я еще могу угадать, каким образом вышло, что вы согласились прийти, но — зачем вы пришли — вот вопрос? Неужто вы из одного только страху пришли?
Получал ли Нехлюдов неприятное
письмо от матери, или не ладилось его сочинение, или чувствовал юношескую беспричинную грусть, стоило только
вспомнить о том, что есть Катюша, и он увидит ее, и всё это рассеивалось.
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему отцу длинное, спокойное, искреннее
письмо. Я говорил ему
о моей любви и, предвидя его ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли в положение несчастной девушки, чтоб они
вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
Полуянов как-то совсем исчез из поля зрения всей родни.
О нем не говорили и не
вспоминали, как
о покойнике, от которого рады были избавиться. Харитина время от времени получала от него
письма, сначала отвечала на них, а потом перестала даже распечатывать. В ней росло по отношению к нему какое-то особенно злобное чувство. И находясь в ссылке, он все-таки связывал ее по рукам и по ногам.
— Любовное
письмо? Мое
письмо — любовное! Это
письмо самое почтительное, это
письмо из сердца моего вылилось в самую тяжелую минуту моей жизни! Я
вспомнил тогда
о вас, как
о каком-то свете… я…
«Я, однако же, замечаю (писала она в другом
письме), что я вас с ним соединяю, и ни разу не спросила еще, любите ли вы его? Он вас полюбил, видя вас только однажды. Он
о вас как
о „свете“
вспоминал; это его собственные слова, я их от него слышала. Но я и без слов поняла, что вы для него свет. Я целый месяц подле него прожила и тут поняла, что и вы его любите; вы и он для меня одно».
Ma chère Catherine, [Часть
письма — обращение к сестре, Е. И. Набоковой, — в подлиннике (весь этот абзац и первая фраза следующего) по-французски] бодритесь, простите мне те печали, которые я причиняю вам. Если вы меня любите,
вспоминайте обо мне без слез, но думая
о тех приятных минутах, которые мы переживали. Что касается меня, то я надеюсь с помощью божьей перенести все, что меня ожидает. Только
о вас я беспокоюсь, потому что вы страдаете из-за меня.
Пора благодарить тебя, любезный друг Николай, за твое
письмо от 28 июня. Оно дошло до меня 18 августа. От души спасибо тебе, что мне откликнулся. В награду посылаю тебе листок от моей старой знакомки, бывшей Михайловой. Она погостила несколько дней у своей старой приятельницы, жены здешнего исправника. Я с ней раза два виделся и много говорил
о тебе. Она всех вас
вспоминает с особенным чувством. Если вздумаешь ей отвечать, пиши прямо в Петропавловск, где отец ее управляющий таможней.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон
письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности,
о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах,
о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия
о географии,
о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще
о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением
вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил
о чувстве,
вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, —
вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него
письмо.
Холерина перешла, таким образом, в другой припадок, истерического самоосуждения. Я уже упоминал об этих припадках, говоря
о письмах его к Варваре Петровне. Он
вспомнил вдруг
о Lise,
о вчерашней встрече утром: «Это было так ужасно и — тут, наверно, было несчастье, а я не спросил, не узнал! Я думал только
о себе!
О, что с нею, не знаете ли вы, что с нею?» — умолял он Софью Матвеевну.
— Не будем
вспоминать о том, что произошло, — сказал со вздохом растроганный Михаил Аверьяныч, крепко пожимая ему руку. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Любавкин! — вдруг крикнул он так громко, что все почтальоны и посетители вздрогнули. — Подай стул. А ты подожди! — крикнул он бабе, которая сквозь решетку протягивала к нему заказное
письмо. — Разве не видишь, что я занят? Не будем
вспоминать старое, — продолжал он нежно, обращаясь к Андрею Ефимычу. — Садитесь, покорнейше прошу, мой дорогой.
В «Трутне» (1770, стр. 43) помещено
письмо одной барыни, которая, сделавшись модницей при помощи французской мадамы, с отвращением
вспоминает о том, что она прежде «только и знала, когда и как хлеб сеют, капусту садят и пр., и не умела ни танцевать, ни одеваться».
— Но неужели?.. — с недоверием воскликнул Ипполит Сергеевич,
вспоминая её
письма, в которых она много говорила
о бесхарактерности мужа,
о его страсти к вину, лени,
о всех пороках, кроме разврата.
Раздумалась над этим
письмом Дуня. «Все ложь, все обман, правды нет нисколько! — подумала она. — Какое-то недоразумение нашла… Какое тут недоразумение, когда сама ввела меня в ловушку. И про мои достатки, что остались после тятеньки, поминает. Их хотелось Луповицким… Прочь, лукавые! Ни думать не хочу
о вас, ни
вспоминать про вашу обманную веру».
Будто поняла Варенька,
о чем Дуня перелетные думы раскидывает.
Вспомнив, что утром получила она
письма, повела речь об отъезде ее из Луповиц.
Во время хлопот
о наследстве после Звегинцевых Марья Петровна
вспомнила, что хотела совершить на имя Тани завещание и исполнила это у одного из петербургских нотариусов. Копию с него она послала
письмом Иннокентию Антиповичу Гладких.
Потом она
вспомнила мать… Ей известно было, что государыня посылала наведаться
о цыганке Мариуле: говорили, что бедной лучше, что она уж не кусается… Сердце Мариорицы облилось кровью при этой мысли. Чем же помочь?.. Фатализм увлек и мать в бездну, где суждено было пасть дочери. Никто уж не поможет, кроме бога. Его и молит со слезами Мариорица облегчить участь несчастной, столько ее любившей. Запиской, которую оставляет при
письме к государыне, завещает Мариуле все свое добро.
За это время она ни разу не
вспоминала о нем. Он был в переписке с Михаилом Дмитриевичем, и
письма его дышали то мрачным разочарованием, то, видимо, насильственным увлечением, деланною веселостью.
Но теперь,
вспомнив письмо и милую, доверчивую, горячую личность Светлогуба, он задумался сначала
о нем, а потом и
о себе.
На
письмо же то,
о которое Мак вытер свой мастихин, он вовсе не отвечал Пику, но,
вспоминая иногда
о приятеле, в самом деле думал, что он может жениться.
— Что̀ за штиль, как он описывает мило! — говорила она, читая описательную часть
письма. — И что̀ за душа!
О себе ничего… ничего!
О каком-то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет
о своих страданиях. Что̀ за сердце! Как я узнаю его! И как
вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Вот неожиданное происшествие: отыскался в Москве Николай Евгеньевич, наш дорогой инженер и свояк, и мало того, что отыскался, но еще прислал любезное
письмо с предложением денег.
Вспомнил почти через год, что у него есть мамаша, Инна Ивановна, и предлагает мне разделить материальные заботы
о ее существовании. Но ни
о Саше, ни
о брате Павлуше, ни
о моей Лидочке — ни слова.
«Да, что́ бишь еще неприятное он пишет?
вспоминал князь Андрей содержание отцовского
письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу. Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское
письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать
о том,
о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.