Неточные совпадения
Галактион сам стал у штурвала, чтобы проехать как можно дальше. Ненагруженный пароход сидел всего на четырех четвертях, а
воды в Ключевой благодаря ненастью
в горах было достаточно. Но не прошло и четверти часа, как на одном повороте «Компания»
врезалась в мель.
— Ему это не рука, барину-то, потому он на теплые
воды спешит. А для нас, ежели купить ее, — хорошо будет. К тому я и веду, что продавать не надобно — и так по четыре рубля
в год за десятину на круг дадут. Земля-то клином
в ихнюю угоду
врезалась, им выйти-то и некуда. Беспременно по четыре рубля дадут, ежели не побольше.
— За Кыном по-настоящему следовало бы схватиться, — объяснял Савоська. — Да видишь, под самым Кыном перебор сумлительный… Он бы и ничего, перебор-от, да, вишь, кыновляне караван грузят
в реке, ну, либо на караван барку снесет, либо на перебор, только держись за грядки. Одинова там барку вверх дном выворотило. Силища несосветимая у этой
воды! Другой сплавщик не боится перебора, так опять прямо
в кыновский караван
врежется: и свою барку загубит, и кыновским достанется.
Двое косных подобрали отвязанный на берегу канат к огниву, и барка тихо поплыла к горбатому мосту. Заметно было, что Савоська немного волнуется для первого раза. Да и было отчего: другие барки вышли
в реку благополучно, а вдруг он осрамится на глазах у самого Егора Фомича, который вон стоит на балконе и приветливо помахивает белым платком. Вот и горбатый мост;
вода в открытый шлюз льется сдавленной струей, точно
в воронку; наша барка быстро
врезывается в реку, и Савоська кричит отчаянным голосом...
Много лиц и слов
врезалось в память мою, великие слёзы пролиты были предо мной, и не раз бывал я оглушён страшным смехом отчаяния; все яды отведаны мною, пил я
воды сотен рек. И не однажды сам проливал горькие слёзы бессилия.
Только на отмелях, там, где берег длинным мысом
врезался в реку,
вода огибала его неподвижной лентой, спокойно синевшей среди этой блестящей ряби.
Самое устье Тумнина узкое. Огромное количество
воды, выносимое рекою, не может вместиться
в него. С берега видно, как сильная струя пресной
воды далеко
врезается в море, и кажется, будто там еще течет Тумнин. Навстречу ему идут волны, темные, с острыми гребнями. Они вздымаются все выше и выше, но, столкнувшись со стремительным течением реки, сразу превращаются
в пенистые буруны.
«Хедвинг» разбился лет пятнадцать назад. Это был норвежский пароход, совершавший свой первый рейс и только что прибывший
в дальневосточные
воды. Зафрахтованный торговой фирмой Чурин и компания, он с разными грузами шел из Владивостока
в город Николаевск. Во время густого тумана с ветром он сбился с пути и
врезался в берег около мыса Успения. Попытки снять судно с камней не привели ни к чему. С той поры оно и осталось на том месте, где потерпело аварию.
От маковки головы до конца век левого глаза
врезался глубокий шрам, опустивший таким образом над этим глазом вечную занавеску; зато другой глаз вправлен был
в свое место, как драгоценный камень чудной
воды, потому что блистал огнем необыкновенным и, казалось, смотрел за себя и своего бедного собрата.
Было смятение, и шум, и вопли, и крики смертельного испуга.
В паническом страхе люди бросились к дверям и превратились
в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали. И выливались
в дверь так медленно, как
вода из опрокинутой бутылки. Остались только псаломщик, уронивший книгу, вдова с детьми и Иван Порфирыч. Последний минуту смотрел на попа — и сорвался с места, и
врезался в хвост толпы, исторгнув новые крики ужаса и гнева.