Неточные совпадения
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным
волчьим воем, барахтаясь в реке. Его красная рубаха вздулась на спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка с высветленным железным кольцом на конце ее, он фыркал, болтал
головою, с волос
головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной рукой за корму лодки, а кулаком другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую
голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта
головаБыла совсем не человечья,
А
волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
Когда он вернулся в свой номер, усталый и разбитый, с пустой
головой и
волчьим аппетитом, Веревкин был уже дома, а с ним сидел «Моисей».
По счастию, мне недолго пришлось ломать
голову, догадываясь, в чем дело. Дверь из передней немного приотворилась, и красное лицо, полузакрытое
волчьим мехом ливрейной шубы, шепотом подзывало меня; это был лакей Сенатора, я бросился к двери.
Бежит Помада под гору, по тому самому спуску, на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному следу, на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая на
голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно темных окон, два окна смотрят, словно
волчьи глаза в овраге.
На плечах накинута соболья шуба редчайшей воды (в"своем месте"он носит желтую лисью шубу, а в дорогу так и
волчьей не брезгает), на
голове надет самого новейшего фасона цилиндр, из-под которого высыпались наружу серебряные кудри; борода расчесана, мягка, как пух, и разит духами; румянец на щеках даже приятнее прежнего; глаза блестят…
Ямщик перегибается с козел, чтобы отстегнуть
волчью полость. Усы у него белые от инея, на
голове большая шапка с павлиньими перьями. Глаза смеются.
Ров, этот ужасный ров, эти страшные
волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, еще стоя в толпе, и упали уже мертвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли еще с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной
головой.
— Охоты нет, так я и знал! — вскричал тот в порыве неистовой злобы. — Врете вы, дрянной, блудливый, изломанный барчонок, не верю, аппетит у вас
волчий!.. Поймите же, что ваш счет теперь слишком велик, и не могу же я от вас отказаться! Нет на земле иного, как вы! Я вас с заграницы выдумал; выдумал, на вас же глядя. Если бы не глядел я на вас из угла, не пришло бы мне ничего в
голову!..
— С волками надо выть по-волчьи, Юрий Дмитрич; и у кого свой царь в
голове, тот не станет плыть в бурю против воды.
Он поднимал палец к потолку, на пальце сверкал
волчьим глазом зеленоватый камень, а какой-то широкогрудый купец с собачьей
головою, дёргая Артамонова за рукав, смотрел на него в упор, остеклевшими глазами мертвеца, и спрашивал громко, как глухой...
Николай ткнулся
головой в стену и завыл угрюмым,
волчьим воем, топая ногами, вскрикивая...
Через низкие ограды садов, пригнувшись, скакали всадники в папахах, трещали выстрелы, от хуторов бежали женщины и дети. Дорогу пересек черный, крючконосый человек с безумным лицом, за ним промчались два чеченца с
волчьими глазами. Один нагнал его и ударил шашкой по чернокудрявой
голове, человек покатился в овраг. Из окон убогих греческих хат летел скарб, на дворах шныряли гибкие фигуры горцев. Они увязывали узлы, навьючивали на лошадей. От двух хат на горе черными клубами валил дым.
Он говорил, что у одной этой загородки погибло не менее двух тысяч человек. Пока они рубили проволоку и путались в ее змеиных извивах, их осыпали непрерывным дождем пуль и картечи. Он уверяет, что было очень страшно и что эта атака кончилась бы паническим бегством, если бы знали, в каком направлении бежать. Но десять или двенадцать непрерывных рядов проволоки и борьба с нею, целый лабиринт
волчьих ям, с набитыми на дне кольями так закружили
головы, что положительно нельзя было определить направления.
— Да он и сожнет наши
головы, как снопья снимет! Кланяться ему все равно, что вкладывать в
волчью пасть пальцы! Лучше же с него шубку скинуть! — кричал народ, подстрекаемый клевретами Марфы, и перекричать разумных.
Разве Шибаев не прав? Останься он — полтора года — с полным"
волчьим паспортом", он был бы вышиблен из своих"пазов", превратился бы в умственного пролетария, ненужного неудачника, читавшего книжки, с десятком отметок по переходным экзаменам, с
головой, набитой теориями, рядами фактов и цифр, ничего общего с жизнью народа не имеющих.
— Да он и сожнет ваши
головы, как снопья снимет! Кланяться ему все равно, что вкладывать в
волчью пасть пальцы! Лучше же с него шапки скинуть! — кричал народ, подстрекаемый клеветами Марфы, и перекричал разумных.
Все эти мысли годами кипели в
голове Дарьи Николаевны. Конечно, устранение Фимки и Кузьмы могло быть произведено не так сложно и не с такими продолжительными приготовлениями. Раз судьба их была решена, то к услугам Салтыковой, относительно первой были костыль, рубель, скалка или гиря, а относительно второго — «
волчья погребица» и плеть. Вину отыскать за ними обоим не трудно, да Дарья Николаевна, у которой «всякая вина виновата», не особенно церемонилась с обвинением слуг.
Одно имя Теряевки звучит недобрым смыслом, и недаром: сюда переселены были из каких-то дальних поместий избранные негодяи; ввиду — деревня
Волчьи Ворота, где не один прохожий и проезжий потерял свое добро и свою
голову.