Неточные совпадения
Однако,
волей Божией,
Недолго он поцарствовал, —
Скончался старый князь,
Приехал князь молоденькой,
Прогнал того полковника.
Прогнал его помощника,
Контору всю
прогнал...
— Все это баловство повело к деспотизму: а когда дядьки и няньки кончились, чужие люди стали ограничивать дикую
волю, вам не понравилось; вы сделали эксцентрический подвиг, вас
прогнали из одного места. Тогда уж стали мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показались грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы… И давай тревожить покой смирных людей!..
— Рассуди, однако. Кабы ничего не готовилось, разве позволило бы начальство вслух об таких вещах говорить? Вспомни-ка. Ведь в прежнее время за такие речи ссылали туда, где Макар телят не
гонял, а нынче всякий пащенок рот разевает:
волю нужно дать,
волю! А начальство сидит да по головке гладит!
И вот, говорили, что именно этот человек, которого и со службы-то
прогнали потому, что он слишком много знает, сумел подслушать секретные разговоры нашего царя с иностранными, преимущественно с французским Наполеоном. Иностранные цари требовали от нашего, чтобы он… отпустил всех людей на
волю. При этом Наполеон говорил громко и гордо, а наш отвечал ему ласково и тихо.
Тут уж никаких соображений насчет бурь и опасностей, а один лишь животный страх
погони и жажда свободы: хоть утонуть, да на
воле.
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не
прогнать его!
Он
волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком, —
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…
— Ничего, не мытьем, так катаньем можно донять, — поддерживал Овсянников своего приятеля Чебакова. — Ведь как расхорохорился, проклятый француз!.. Велика корысть, что завтра все вольные будем: тот же Лука Назарыч возьмет да со службы и
прогонит… Кому
воля, а кому и хуже неволи придется.
— Голубушка, Татьяна Власьевна… Мой грех — мой ответ. Я отвечу за тебя и перед мужем, и перед людьми, и перед Богом, только не дай погибнуть христианской душе…
Прогонишь меня — один мне конец. Пересушила ты меня, злая моя разлучница… Прости меня, Татьяна Власьевна, да прикажи мне уйти, а своей
воли у меня нет. Что скажешь мне, то и буду делать.
Но он рассудил, что для этого недостаточно одной только его
воли и что это было бы бесполезно; если физическую и нравственную нечистоту
прогнать с одного места, то она перейдет на другое; надо ждать, когда она сама выветрится.
— Да ты, дедушка, послушай, дело-то какое! — живо подхватил парень. — Они, наши, сосновские-то ребята, сказывали, твой зять-то… Григорьем, что ли, звать?.. Слышь, убежал, сказывают, нонче ночью… Убежал и не знать куда!.. Все, говорят, понятые из Комарева искали его — не нашли… А того, слышь, приятеля-то, работника, Захара, так того захватили, сказывают. Нонче, вишь, ночью обокрали это они гуртовщика какого-то, вот что волы-то
прогоняют… А в Комареве суд, говорят, понаехал — сейчас и доследились…
— Не стоял. Захотел бы ты — его не было бы… Не намекала я тебе, не говорила разве, что могу всегда
прогнать его? Ты молчал да посмеивался, — ты ведь никогда по-человечески не любил меня… Ты сам, по своей
воле, делил меня с ним пополам…
Волов бы вам
гонять да по клюкву-ягоду!
Ахов. Не хочешь убираться, так жди, пока метлами не
прогонят. Это твоя
воля.
— Все брешут: то на бар, то
воля; в степи, пожалуй,
погонят. Кто его знает-то!
Шаховской — раздражительное, но добродушное дитя, что у него много смешных слабостей, что он прежде в Петербурге находился под управлением известной особы, что за нее
прогнали его из петербургской дирекции, где заведывал он репертуарною частью, и что, переехав на житье в Москву на свою
волю, так сказать, он сделался совсем другим человеком, то есть самим собою.
Дорога, размытая осенними ливнями, обратилась в сплошную топь; стада
волов, которых
прогоняют обыкновенно без разбора, где ни попало, замесили ее и делали решительно непроходимою; стоило только зазеваться раз, чтобы окончательно посадить и лошадь и воз или самому завязнуть.
Тем не менее — Сганарель ушел.
Погоня за ним по лесу в этот же самый вечер была невозможна; а до следующего утра в уме того, чья
воля была здесь для всех законом, просияло совсем иное настроение.
Ананий Яковлев. Не о боязни речь! А говоришь тоже, все еще думаючи, что сама в толк не возьмет ли, да по доброй
воле своей на хороший путь не вступит ли… А что сделать, я, конечно, что сделаю, как только желаю и думаю. Муж глава своей жены!.. Это не любовница какая-нибудь: коли хороша, так и ладно, а нет, так и по шее
прогнал… Это дело в церкви петое: коли что нехорошее видишь, так грозой али лаской, как там знаешь, а исправить надо.
— Мало чего чел!.. Теперича, баяли, самую заправскую и выложат. А то, слышь ты, снежковский немец-то крестьян снова на барщину
погнал — какая ж это
воля?
— Ах, твори Бог свою
волю! — прошептала генеральша, глядя вслед удалявшемуся Форову и еще нетерпеливее
погоняя лошадь к дому.
Как скоро мы
прогоним москалей, будет другая
воля, в рекруты брать не будут, а служить будут в своем повете (уезде), подати платить по три злотых, земли на всякую хату по пяти моргов, барщину служить только до Юрьева дня».
— Не
волей ехал, неволя
погнала! — серьезно отвечал Терентьич.
Князю Сергею Сергеевичу Луговому снова понадобилось много силы
воли, чтобы остаться наружно спокойным, когда горячо любимая им девушка так явно выразила свою радость при известии, что он уезжает из Лугового. Он рассчитывал, что княжна Людмила выразит хотя бы сожаление о его отъезде или попросит его повременить этим отъездом, чтобы помочь ей устроить дела по имению. И вдруг она его почти
прогоняет. Сделав над собой это усилие
воли, князь встал.
Оставшиеся при нем товарищи, узнав, что за ними послана
погоня, и наскучив его стонами и скрежетом зубов, бросили его на
волю судьбы.