Неточные совпадения
При брауншвейг-вольфенбюттельском
воине я иногда похаживал к каким-то мальчикам, при которых жил его приятель тоже в должности «немца» и с которыми мы делали дальние прогулки; после него я снова
оставался в совершенном одиночестве — скучал, рвался из него и не находил выхода.
— А мне все равно, — повторял Голиковский, чувствовавший, что ему ничего не
остается, как только бежать с заводов. — Один в поле не
воин… А Самосадку я все-таки укомплектую: на войне как на войне. Мы сами виноваты, что распустили население.
Положение отряда Милославского, из которого не
оставалось уже и третьей доли, становилось час от часу опаснее: окруженный со всех сторон, стиснутый между многочисленных полков неприятельских, он продолжал биться с ожесточением; несколько раз пробивался грудью вперед; наконец свежая, еще не бывшая в деле неприятельская конница втеснилась в сжатые ряды этой горсти бесстрашных
воинов, разорвала их, — и каждый стрелец должен был драться поодиночке с неприятелем, в десять раз его сильнейшим.
В деревнях
оставались отслужившие израненные
воины двенадцатого года или так называвшиеся тогда «грузинские асессоры», то есть новые дворяне, получавшие в Грузии асессорские чины по сокращенному сроку и приобретавшие затем мелкопоместные именьица.
— Тихон! Радость моя! Голуба! Все я растранжирил, старый крокодил… Впрочем, постой… Там у меня, кажется, еще что-то
осталось. — Он пошарил в кармане и вытащил оттуда вместе с грязной ватой, обломками спичек, крошками табаку и другим сором несколько медных монет. — На, получай, старый
воин. И знай, Тихон, — вдруг с пафосом воскликнул Славянов, ударив себя в грудь кулаком, — знай, что тебя одного дарит своей дружбой жалкая развалина того, что раньше называлось великим артистом Славяновым-Райским!
— Итак, значит,
остается одно: мириться с одиночеством, — вздохнул я. — Один в поле не
воин. Ну, что ж! Попробую и один воевать. Авось война с голодом будет более успешна, чем война с равнодушием.
вырвалась у
воинов и убежала вслед за Эдипом, чего по пиесе не следовало делать; сцена
оставалась, может быть минуты две, пустою; публика, восхищенная игрой Семеновой, продолжала хлопать; когда же
воины притащили Антигону на сцену насильно, то гром рукоплесканий потряс театр!
— Здравствуй, верный дорогой, избранный
воин мой… Со врагом храбрей воюй, ни о чем ты не горюй! Я тебя, сынок любезный, за твою за верну службу благодатью награжу — во царствие пределю, с ангелами поселю. Слушай от меня приказ:
оставайся, Бог с тобой и покров мой над тобой.
— Ты же знаешь меня, тато!.. Я — твоя дочь. Бог перелил мне твою кровь в мои жилы и не могла я, дочь солдата-воина,
оставаться в бездействии, когда…
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался головы моей, снеси ее с плеч, — вот она. Я — Чурчила, тот самый, что надоедал тебе, а более
воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что
останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как огонь, по пятам доберется до них, и вспыхнет весь город до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный до смерти!
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался головы моей, снеси ее с плеч, — вот она. Я — Чурчило, тот самый, что надоедал тебе, а более
воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что
останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как огонь, по пятам доберется до них, и вспыхнет весь город до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный до смерти!
Чтобы пройти на двор епископа, Нефоре
оставалось одно средство — назвать себя христианкой, что она и сделала, и
воины, сторожившие вход во двор, тотчас же ее пропустили, оставив снаружи под деревом ее мула и провожатого.