Неточные совпадения
— Меня, — кротко и скромно отвечал Беттельгейм (но под этой скромностью таилось, кажется, не смирение). — Потом, — продолжал он, — уж постоянно стали заходить сюда корабли христианских наций, и именно от английского
правительства разрешено раз в год посылать одно
военное судно, с китайской станции, на Лю-чу наблюдать, как поступают с нами, и вот жители кланяются теперь в пояс. Они невежественны, грязны, грубы…
Живущие далеко от границы фермеры радуются войне, потому что скорее и дороже сбывают свои продукты; но, с другой стороны,
военные действия, сосредоточивая все внимание колониального
правительства на защиту границ, парализуют его действия во многих других отношениях.
Когда он приехал в губернский город, все предводители были уже налицо. Губернатор (из
военных) принял их сдержанно, но учтиво; изложил непременныенамерения
правительства и изъявил надежду и даже уверенность, что господа предводители поспешат пойти навстречу этим намерениям. Случай для этого представлялся отличный: через месяц должно состояться губернское собрание, на котором и предоставлено будет господам дворянам высказать одушевляющие их чувства.
Был еще за городом гусарский выездной манеж, состроенный из осиновых вершинок и оплетенный соломенными притугами, но это было временное здание. Хотя губернский архитектор, случайно видевший счеты, во что обошелся этот манеж
правительству, и утверждал, что здание это весьма замечательно в истории
военных построек, но это нимало не касается нашего романа и притом с подробностью обработано уездным учителем Зарницыным в одной из его обличительных заметок, напечатанных в «Московских ведомостях».
Нет, если бы я был
правительством, или
военным министром, или начальником генерального штаба, я бы распорядился: кончил юноша кадетский корпус — марш в полк рядовым.
«Мое
правительство требует от меня как раз противного и защиту себя основывает на виселице, ружье, мече, употребляемых против своих домашних и внешних врагов. И соответственно этому страна снабжается виселицами, тюрьмами, арсеналами,
военными кораблями и солдатами.
Книга эта посвящена тому же вопросу и разъясняет его по случаю требования американским
правительством от своих граждан
военной службы во время междоусобной войны. И тоже имеет самое современное значение, разъясняя вопрос о том, как, при каких условиях люди должны и могут отказываться от
военной службы. В вступлении автор говорит...
В последних заговорах против русского
правительства многие из замешанных были
военные.
Лучшие молодые люди в том возрасте, когда они еще не испорчены жизнью и избирают карьеру, предпочитают деятельность врачей, технологов, учителей, художников, писателей, даже просто земледельцев, живущих своим трудом, положениям судейским, административным, духовным и
военным, оплачиваемым
правительством, или положению людей, живущих своими доходами.
«Тогда говорили: «Ах, если бы народы могли избирать тех, которые имели бы право отказывать
правительствам в солдатах и деньгах, пришел бы конец и
военной политике». Теперь почти во всей Европе представительные правления, и, несмотря на то,
военные расходы и приготовления к войне увеличились в страшной пропорции.
Естественно, что лица, считающие своей обязанностью нести все тяжести и опасности
военной жизни для защиты своего отечества, чувствуют недоброжелательство к тем лицам, которые вместе с ними в продолжение долгого времени пользовались покровительством и выгодами
правительства; во время же нужд и опасности не хотят участвовать в несении трудов и опасности для защиты его.
Но не соображения о том, насколько нужно и полезно для людей то государство, которое они призываются поддерживать своим участием в
военной службе, еще менее соображения о выгодах и невыгодах для каждого его подчинения или неподчинения требованиям
правительства решают вопрос о необходимости существования или уничтожения государства.
То же с судьями и прокурорами: судьи, обязанные судить и приговаривать преступников, ведут заседания так, чтобы оправдывать их, так что
правительство русское, для осуждения тех лиц, которых ему нужно осудить, уже никогда не подвергает их обыкновенным судам, а передает так называемому
военному суду, представляющему только подобие суда.
Но другой вопрос, о том, имеют ли право отказаться от
военной службы лица, не отказывающиеся от выгод, даваемых насилием
правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в судах, ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать к власти, полиции или суду.
Спросят, может быть: как же обязан поступить подданный, который верит, что война несовместима с его религиею, но от которого
правительство требует участия в
военной службе?
Вопр. — Может ли он добровольно давать деньги для помощи
правительству, поддерживаемому
военной силой, смертной казнью, вообще насилием?
Указав те же цифры 9 миллионов с чем-то действительной армии и 17 миллионов запасной и огромные расходы
правительств на содержание этих армий и вооружений, он говорит: «Цифры эти представляют только малую часть действительной стоимости, потому что, кроме этих известных расходов
военного бюджета народов, мы должны принять в соображение еще громадные потери общества вследствие извлечения из него такого огромного количества самых сильных людей, потерянных для промышленности и всякого труда, и еще те огромные проценты сумм, затраченных на
военные приготовления и ничего не приносящих.
В то же время, однако, возвышают
правительства ежегодно
военную силу страны, накладывают новые подати, делают займы и оставляют будущим поколениям как завещание обязанность нести ошибки теперешней неразумной политики.
Вопр. — Может ли он добровольно выбирать, или снаряжать
военных людей
правительству?
«Много ораторов и писателей, — говорит автор, — восстали против такого положения и старались доказать несправедливость непротивления и по здравому смыслу и по писанию; и это совершенно естественно, и во многих случаях эти писатели правы, — правы в отношении к лицам, которые, отказываясь от трудов
военной службы, не отказываются от выгод, получаемых ими от
правительств, но — не правы но отношению самого принципа «непротивления».
Что, казалось бы, важного в таких явлениях, как отказы нескольких десятков шальных, как их называют, людей, которые не хотят присягать
правительству, не хотят платить подати, участвовать в суде и в
военной службе?
Так поступало
правительство 75 лет тому назад, — так поступало оно в большом количестве случаев, всегда старательно скрываемых от народа. Так же поступает оно и теперь, за исключением немцев-менонитов, живущих в Херсонской губернии, отказ которых от
военной службы признается уважительным и которых заставляют отбывать сроки службы в работах при лесничестве.
«Вот это-то вопиющее противоречие между миролюбивыми заявлениями и
военной политикой
правительств есть то, что, во что бы то ни стало, желают прекратить все добрые граждане».
И если теперь уже есть правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие
военные, которые понимают всё зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими
правительствами, другими
военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
Так, мне известно, что в Сербии люди из так называемой секты назаренов постоянно отказываются от
военной службы и австрийское
правительство уже несколько лет тщетно борется с ними, подвергая их тюремному заключению.
Такие же точно отношения русское
правительство до Петра наблюдало и с другими иноземцами, не
военными.
Военные действия, например, производились около этого времени далеко от Москвы, в краях пограничных; тем не менее до
правительства доходили известия о непорядках в войске, и непорядки эти гласно и всенародно выставлялись на вид при начале каждого нового похода.
Адъютант (читает). «На поставленные мне вопросы о том: 1) почему я не принимаю присягу и 2) почему отказываюсь исполнять требования
правительства и что побудило меня произнести оскорбительные не только для
военного сословия, но и для высшей власти слова, — отвечаю на первый вопрос: не принимаю я присяги потому, что я исповедую учение Христа. В учении же Христа присяга прямо и определенно запрещена, как в Евангелии Матфея V, 33—38, так и в послании Якова V, 12».
Все
правительства цивилизованных государств согласились преследовать эту торговлю, и, в силу международной конвенции, Англия, Франция и Северо-Американские штаты обязались высылать крейсера в подозрительные места для поимки негропромышленников. Кроме того, каждое
военное судно держав, подписавших конвенцию, имело полное право задерживать подобные суда и отводить их в ближайшие порты. С пойманными расправлялись коротко: капитана и помощников вешали, а матросов приговаривали к каторжным работам.
Но то, что в Испании развилось как выгодная карьера, то может еще вспыхивать и в других странах. Да и переворот 2 декабря, посадивший на престол Франции Наполеона III, был не что иное, как
военный заговор, то же"pronunciamiento", разыгранное еще более en grand, чем поход Прима на Мадрид и
правительство Изабеллы.
— Не слова, а факты доказывают противное. Дети так называемых вами поляков, из какой бы губернии они ни были, принимаются в наши учебные заведения, гражданские и
военные, на счет
правительства наравне с русскими, без всякого предпочтения одних другим.
Правительство дало пришельцам земли и освободило их от податей, они были разделены на роты и находились в ведении
военного министра.
Так совершился последний переворот в существовании
военного поселения, и в этом-то виде округ сей доживал последний возраст недолговечной сорокалетней жизни новгородского
военного поселения до перехода в удельное ведомство, оставя потомству много глубоких назидательных уроков и наказов: религиозных, политических, экономических, нравственных и житейских — в пользу
правительства и быта народного.
— Вот в какие! В отношения помощников. Общество может быть не тайное, ежели
правительство его допустит. Оно не только не враждебное
правительству, но это общество настоящих консерваторов. Общество джентльменов в полном значении этого слова. Мы только для того, чтобы Пугачев не пришел зарезать и моих и твоих детей, и чтоб Аракчеев не послал меня в
военное поселение, — мы только для этого беремся рука с рукой, с одною целью общего блага и общей безопасности.
Правительство потребует от христианина присяги, участия в суде,
военной службе и за отказ подвергнет его наказанию — ссылке, заключению, даже казни.
Люди 20-х годов, считая телесное наказание позорным действием для себя, сумели уничтожить его в
военной службе, где оно считалось необходимым; люди нашего времени спокойно применяют его не над солдатами, а над всеми людьми одного из сословий русского народа и осторожно, политично, в комитетах и собраниях, со всякими оговорками и обходами, подают
правительству адресы и прошения о том, что наказание розгами не соответствует требованиям гигиены и потому должно бы было быть ограничено, или что желательно бы было, чтобы секли только тех крестьян, которые не кончили курса грамоты, или чтобы были уволены от сечения те крестьяне, которые подходят под манифест по случаю бракосочетания императора.