Моя религия не есть мое создание, иначе она вовсе не есть религия; она убеждает силою непосредственной своей достоверности, притом иною, высшею убедительностью, чем факты
внешней действительности, напр., ощущение этого стола, этой стены, этого шума.
Неточные совпадения
Но все материальное есть лишь символ и знак духовной
действительности, все
внешнее есть лишь манифестация внутреннего, все принуждающее и насилующее есть ложно направленная свобода.
То — он слишком рабски передает
действительность, то — неверен ей; то — он очень уж заботится о
внешней отделке, то — небрежен в этой отделке.
Событие в
действительности было перепутано с другими событиями, находившимися с ним только во
внешнем сцеплении, без существенной связи; но когда мы будем отделять избранное нами событие от других происшествий и от ненужных эпизодов, мы увидим, что это отделение оставит новые пробелы в жизненной полноте рассказа; поэт опять должен будет восполнять их.
Что касается украшений,
внешнего великолепия, замысловатости и т. д., мы всегда признаем возможность превзойти в вымышленном рассказе
действительность.
Приведу, для примера, один вопрос, разным образом, но чрезвычайно часто предлагаемый дилетантами: «Как безвидное, внутреннее превратилось в видимое,
внешнее, и что оно было прежде существования
внешнего?» Наука потому не обязана на это отвечать, что она и не говорила, что два момента, существующие как внутреннее и
внешнее, можно разъять так, чтоб один момент имел
действительность без другого.
Справедливо, что всякая реальность, будет ли то чужое «я» или
внешний мир, установляется не рассудочно, но интуитивно, причем интуиция
действительности имеет корни в чувстве действенности, т. е. не гносеологические, но праксеологические [Ср. мою «Философию хозяйства», главу о «природе науки».].
В известном смысле можно считать (гносеологически) трансцендентным сознанию всякую транссубъективную
действительность:
внешний мир, чужое «я», гору Эльбрус, Каспийское море, всякую неосуществленную возможность нового опыта.
Ничто
внешнее, природное или общественное, бытовое не имеет для Достоевского самостоятельной
действительности.
Он из глубины духа, из внутренних процессов постиг характер русской революции, а не из
внешних событий окружающей его эмпирической
действительности.
Правдиво и в соответствии с реальной
действительностью эту партию можно было бы обвинять в некотором академизме, в переоценке
внешних конституционных форм, в неумении привлечь к себе более широкие массы, затронув в них страстные струны, в недостатке силы и воли.