Неточные совпадения
Пока они гуторили,
Вилась, кружилась пеночка
Над ними: все прослушала
И села у костра.
Чивикнула, подпрыгнула
И человечьим голосом
Пахому говорит...
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая
вились в воэдухе
над осокой. Чмоканье по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со всех сторон; поднятые прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь десятки их с писком
вились над болотом.
Это Васенька выстрелил в стадо уток, которые
вились над болотом и далеко не в меру налетели в это время на охотников.
Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и
вьется; но постель
Еще Евгений не покинул,
Еще
над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит — и видит, что пора
Давно уж ехать со двора.
Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бане
На два прибора стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне…
И я — при мысли о Светлане
Мне стало страшно — так и быть…
С Татьяной нам не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла.
Над нею
вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.
Я вспомнил луг перед домом, высокие липы сада, чистый пруд,
над которым
вьются ласточки, синее небо, на котором остановились белые прозрачные тучи, пахучие копны свежего сена, и еще много спокойных радужных воспоминаний носилось в моем расстроенном воображении.
Она с жаром, с страстью, с слезами, как степная чайка,
вилась над детьми своими.
Над огнем
вились вдали птицы, казавшиеся кучею темных мелких крестиков на огненном поле.
Река
вьется верст на десять, тускло синея сквозь туман; за ней водянисто-зеленые луга; за лугами пологие холмы; вдали чибисы с криком
вьются над болотом; сквозь влажный блеск, разлитый в воздухе, ясно выступает даль… не то, что летом.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым
вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И
над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И
вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
Гаврило Жданов, после отъезда Авдиева поступивший-таки в гимназию, часто приходил ко мне, и, лежа долгими зимними сумерками на постели в темной комнате, мы вели с ним тихие беседы. Порой он заводил вполголоса те самые песни, которые пел с Авдиевым. В темноте звучал один только басок, но в моем воображении
над ним
вился и звенел бархатный баритон, так свободно взлетавший на высокие ноты… И сумерки наполнялись ощутительными видениями…
Звуки, полные то беспредметной страсти, то неоформленных исторических воспоминаний, то мечтательного томления, рвутся из комнаты, веют
над цветами,
вьются, носятся, гаснут
над истомленным садом.
Было приятно слушать добрые слова, глядя, как играет в печи красный и золотой огонь, как
над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан, на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым
вьется из труб дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
От яиц и от детей они не
вьются, как другие кулички,
над охотником и собакою, потому что высоко не летают, а всегда как будто стелются
над водой или землею.
Весь воздух наполнялся их звонкими, заливными трелями: одни
вились над лошадьми, другие опускались около дороги на землю и бежали с неимоверным проворством, третьи садились по вехам.
Стрелять их довольно трудно, потому что они летают не близко,
вьются не
над человеком, а около него и стелются по земле именно как ласточки, отчего, особенно в серый день, цель не видна и для охотника сколько-нибудь близорукого (каким я был всегда) стрельба становится трудною; притом и летают они очень быстро.
Так же как и зуйки, песочники летают низко и никогда не
вьются над охотником от детей, а кружатся около чего или перелетывают с места на место; всего чаще бегают кругом, стараясь отвесть в сторону собаку или человека.
Яичко было очень красиво, по бледно-палевому основанию испещрено коричневыми крапинками Красноустики летают очень резво и беспрестанно
вьются над вновь вспаханною землею, хватая толкущихся
над ней мошек, разных крылатых насекомых и также насекомых, ползающих по земле, для чего часто садятся, но ходят мало и медленно.
Один раз нечаянно сделал я открытие, что сивки
вьются довольно низко
над подстреленными своими товарищами, что. впрочем, замечается и в других птицах.
Чибисы, или пигалицы, очень горячо привязаны к своим детям и не уступают в этом качестве и болотным куликам: так же бросаются навстречу опасности, так же отгоняют всякую недобрую птицу и так же смело
вьются над охотником и собакою, но гибнут менее, чем другие кулики, потому что охотники мало их стреляют.
Кречетки живут парами; самец и самка сидят попеременно на яйцах не более двух недель с половиною; оба кружатся
над охотником, стараясь отвлечь его в сторону, налетают гораздо ближе и
вьются неотступнее кроншнепов, с которыми вместе, по крайней мере в продолжение лета, питаются совершенно одинаким кормом. предположить, что и впоследствии времени самец разделяет с самкою все заботы о детях до полного их возраста, хотя кречетки исчезают так скоро, что нельзя сделать наблюдения
над выводками молодых, уже начавших летать.
Прелестные русые кудри
вились и густыми локонами падали на плечи, открывая только с боков античную белую шею; по лицу проступал легкий пушок, обозначалась небольшая раздваивающаяся бородка, и
над верхней губою
вились тоненькие усики.
Стаи мартышек с криком
вились над водой, падая иногда на нее и ныряя, чтоб поймать какую-нибудь рыбку.
Там, внизу, пенятся, мчатся, кричат. Но это далеко, и все дальше, потому что она смотрит на меня, она медленно втягивает меня в себя сквозь узкие золотые окна зрачков. Так — долго, молча. И почему-то вспоминается, как однажды сквозь Зеленую Стену я тоже смотрел в чьи-то непонятные желтые зрачки, а
над Стеной
вились птицы (или это было в другой раз).
А полный месяц кротко и мягко освещает всю окрестность,
над которою
вьется, как пар, легкий ночной туман…
Сразу, то есть, как она передо мною
над подносом нагнулась и я увидал, как это у нее промеж черных волос на голове, будто серебро, пробор
вьется и за спину падает, так я и осатанел, и весь ум у меня отняло.
Санин и она — полюбили в первый раз; все чудеса первой любви совершались
над ними. Первая любовь — та же революция: однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко
вьется ее яркое знамя — и что бы там впереди ее ни ждало — смерть или новая жизнь, — всему она шлет свой восторженный привет.
Время стоит еще раннее, шестой час в начале; золотистый утренний туман
вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат бесчисленные стада птиц.
Комнат было всего две; в первой сидела Улитушка, чистила ягоды и с ожесточением сдувала мух, которые шумным роем
вились над ворохами крыжовника и нахально садились ей на нос и на губы.
Только
над поповым домом
вьется сизый дымок и останавливает на себе внимание Иудушки.
«Вот та самая веселая жизнь, о которой пишут во французских книгах», — думал я, глядя в окна. И всегда мне было немножко печально: детской ревности моей больно видеть вокруг Королевы Марго мужчин, — они
вились около нее, как осы
над цветком.
Круглая площадка, на ней — небольшой садик,
над головами прохожих
вьется по столбам дорога, по дороге пробежал поезд, изогнулся
над самым заливом и побежал дальше берегом, скрывшись за углом серого дома и кинувши на воду клуб черного дыма.
На левой щеке его была брошена небольшая бородавка (она все заметила!), а
над губой прихотливо
вился темный ус, который он по временам прикусывал.
Было раннее утро; заря едва занялась; город спал; пустынные улицы смотрели мертво. Ни единого звука, кроме нерешительного чириканья кое-где просыпающихся воробьев; ни единого живого существа, кроме боязливо озирающихся котов, возвращающихся по домам после ночных похождений (как он завидовал им!). Даже собаки — и те спали у ворот, свернувшись калачиком и вздрагивая под влиянием утреннего холода.
Над городом
вился туман; тротуары были влажны; деревья в садах заснули, словно повитые волшебной дремой.
Высоко
над площадью
вились сотни китайских фигурных змеев.
Над черными нивами
вился легкий парок, наполнявший воздух запахом оттаявшей земли, — тем свежим, вкрадчивым и могучим пьяным запахом весны, который даже и в городе узнаешь среди сотен других запахов.
Очнувшись, Ерошка поднял голову и начал пристально всматриваться в ночных бабочек, которые
вились над колыхавшимся огнем свечи и попадали в него.
Недаром же трунил
над ним Захар, называя его мимолетным парнем и соломенною душою; недаром сравнивал его с мякиной, которая шумит и
вьется пока в углу, в затишье, а как только вынесешь в открытое поле, летит покорно в ту сторону, откуда ветер покрепче!
Залаяла собака. Между поредевшими стволами мелькают мазаные стены. Синяя струйка дыма
вьется под нависшею зеленью; покосившаяся изба с лохматою крышей приютилась под стеной красных стволов; она как будто врастает в землю, между тем как стройные и гордые сосны высоко покачивают
над ней своими головами. Посредине поляны, плотно примкнувшись друг к другу, стоит кучка молодых дубов.
На другой день Илья нашёл себе квартиру — маленькую комнату рядом с кухней. Её сдавала какая-то барышня в красной кофточке; лицо у неё было розовое, с остреньким птичьим носиком, ротик крошечный,
над узким лбом красиво
вились чёрные волосы, и она часто взбивала их быстрым жестом маленькой и тонкой руки.
Черный ворон, что ты
вьешьсяНад моею головой?
Ты добычи не дождешься:
Я не твой, нет, я не твой!
Посмотри за куст зеленый!
Дорожи теперь собой:
Пистолет мой заряженный!
Я не твой, нет, я не твой!
Подойдя однажды к платформе, я увидел на ней Урманова, Он стоял на краю и смотрел по направлению к Москве. Полотно дороги лежало между откосами насыпи, пустынное, с двумя парами рельсов и линией телеграфных столбов. Взгляд убегал далеко вперед, за этими суживающимися полосками, которые терялись вдали, и
над ними
вился тот дымок или туман, по которому узнается присутствие невидного большого и шумного города.
Дымок печально
вьется над задумавшейся тундрой, олени пощипывают мох, откуда-то несется горловая заунывная песня самоеда.
Долго ли, коротко ли сражался Миша с комарами, только шуму было много. Далеко был слышен медвежий рев. А сколько он деревьев вырвал, сколько камней выворотил!.. Все ему хотелось зацепить первого Комар Комаровича, — ведь вот тут,
над самым ухом
вьется, а хватит медведь лапой, и опять ничего, только всю морду себе в кровь исцарапал.
Однажды летом трубочист кончил свою работу и пошел к речке смыть с себя сажу. Идет да посвистывает, а тут слышит — страшный шум. Что такое случилось? А
над рекой птицы так и
вьются: и утки, и гуси, и ласточки, и бекасы, и вороны, и голуби. Все шумят, орут, хохочут — ничего не разберешь.
Опять полетел Комар Комарович и впился медведю прямо в глаз. Заревел медведь от боли, хватил себя лапой по морде, и опять в лапе ничего, только чуть глаз себе не вырвал когтем. А Комар Комарович
вьется над самым медвежьим ухом и пищит...
Дорога шла до Крутца вдоль пруда, по которому уже плавали черные лысухи и
над которым уже
вилась стая белых и пестрых мартышек или чаек.
Постепенно мысли его становились туманнее; и он полусонный лег на траву — и нечаянно взор его упал на лиловый колокольчик,
над которым
вились две бабочки, одна серая с черными крапинками, другая испещренная всеми красками радуги; как будто воздушный цветок или рубин с изумрудными крыльями, отделанный в золото и оживленный какою-нибудь волшебницей; оба мотылька старались сесть на лиловый колокольчик и мешали друг другу, и когда один был близко, то ветер относил его прочь; наконец разноцветный мотылек остался победителем; уселся и спрятался в лепестках; напрасно другой кружился
над ним… он был принужден удалиться.
И
над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел, — и горный зверь, и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали...