Неточные совпадения
Нисколько не смущенный тем разочарованием, которое он произвел, заменив собою старого князя, Весловский весело поздоровался с Левиным, напоминая прежнее знакомство, и, подхватив в
коляску Гришу, перенес его через пойнтера, которого
вез с собой Степан Аркадьич.
Лакей тут же захлопнул даму дверцами, закидал ступеньками и, ухватясь за ремни сзади
коляски, закричал кучеру: «Пошел!» Дама
везла только что услышанную новость и чувствовала побуждение непреодолимое скорее сообщить ее.
— Вообразите, я его уже четыре дня вожу с собою, — продолжал он, немного как бы растягивая лениво слова, но безо всякого фатовства, а совершенно натурально. — Помните, с тех пор, как ваш брат его тогда из
коляски вытолкнул и он полетел. Тогда он меня очень этим заинтересовал, и я взял его в деревню, а он все теперь врет, так что с ним стыдно. Я его назад
везу…
Тут уж он и совсем обомлел: «Ваше благородие, батюшка барин, да как вы… да стою ли я…» — и заплакал вдруг сам, точно как давеча я, ладонями обеими закрыл лицо, повернулся к окну и весь от слез так и затрясся, я же выбежал к товарищу, влетел в
коляску, «
вези» кричу.
Вон у меня в
коляске лежит, и нос у немца отбит; назад
везу).
Потом проехала какая-то
коляска странной формы, похожей на тыкву, из которой вырезана ровно четверть; тыкву эту
везли четыре потертых лошади; гайдук-форейтор и седой сморщившийся кучер были одеты в сермягах, а сзади трясся лакей в шинели с галунами цвету верантик.
Во время разговора о Воронеже мелькали все неизвестные мне имена, и только нашлась одна знакомая фигура. В памяти мелькнула картина: когда после бенефиса публика провожала М. Н. Ермолову и когда какой-то гигант впрягся в оглобли экипажа, а два квартальных и несколько городовых, в служебном рвении, захотели предупредить этот непредусмотренный способ передвижения и уцепились в него, то он рявкнул: «Бр-рысь!» — и как горох посыпалась полиция, а молодежь окружила
коляску и
повезла юбиляршу.
— Нет, Андрей Васьянович! Вот этот барин — награди его господь! — изволит
везти меня, вплоть до самой Москвы, в своей
коляске.
— А вот почему. Я недавно переезжал через Оку на пароме с каким-то барином. Паром пристал к крутому месту: надо было втаскивать экипажи на руках. У барина была
коляска претяжелая. Пока перевозчики надсаживались, втаскивая
коляску на берег, барин так кряхтел, стоя на пароме, что даже жалко его становилось… Вот, подумал я, новое применение системы разделения работ! Так и нынешняя литература: другие
везут, дело делают, а она кряхтит.
И чтобы прекратить все усиливающееся волнение, Вера Алексеевна с хохотом садилась в
коляску, и мы без всякого затруднения
везли ее с полверсты под гору до оврага.
Прослушал все это я и
везу, куда мне было приказано; но вышло так, что Дмитрий Никитич встречает нас, вместе с городничим, еще на черте города, повторяет свой зов, губернатор благодарит и приглашает его с собой в
коляску; поехали по городу.
Но вдруг… о радость! косогор;
Коляска на бок. — «Филька, Васька!
Кто там? скорей! Вон там
коляска:
Сейчас
везти ее на двор
И барина просить обедать!
Да жив ли он?.. беги проведать!
Скорей, скорей...
Положили в
коляску и
повезли…
Тот понял и сейчас же распорядился, чтобы была подана
коляска. Глафиру Васильевну вывели, усадили среди подушек, укутали ей ноги пледом и
повезли, куда попало, по освещенной луной Москве. Рядом с нею сидела горничная из гостиницы, а на передней лавочке — Горданов. Они ездили долго, пока больная почувствовала усталость и позыв ко сну; тогда они вернулись, и Глафира тотчас же легла в постель. Девушка легла у нее в ногах на диванчике.
— Дед, — обратился он к Максиму, —
вези меня к Мирону! Скорей! Идем, садись в
коляску!
Григорий Александрович позвал кучера, который должен был
везти этого вельможу, и приказал ему устроить так, чтобы
коляска при первом сильном толчке сорвалась с передка и упала, а кучер с передком ехал бы дальше, не оглядывась и не слушая криков.
В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузьминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузьминишны, был очень значительный человек. Его
везли в
коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным вéрхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
Коляска, в которой
везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденье для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
Она отвечала им, что это «не их дело», что она «сама мать», и, быстро встав с места, она
повезла колясочку к выходу из сада, но на виду у всех попала в колесо зонтиком и за один прием переломила в зонтике ручку и опрокинула
коляску.
Пришли садовый сторож и солдат и стали ее поднимать, но она вскрикнула: «Peste!» — и ударила их обоих по рукам обломком зонтика, а потом встала сама, посадила дитя и
повезла сбоченившуюся
коляску, не обращая ни малейшего внимания на ребенка, который теперь, однако, молчал, как будто он понял, что его дело не шутка.