Неточные совпадения
Отцу моему досталось Васильевское, большое
подмосковное именье
в Рузском уезде. На следующий год мы жили там целое лето;
в продолжение этого времени Сенатор купил себе
дом на Арбате; мы приехали одни на нашу большую квартиру, опустевшую и мертвую. Вскоре потом и отец мой купил тоже
дом в Старой Конюшенной.
После смерти Ивана Фирсанова владетельницей бань, двадцати трех
домов в Москве и
подмосковного имения «Средниково», где когда-то гащивали великие писатели и поэты, оказалась его дочь Вера.
Тетушка пригласила оба семейства погостить к себе
в Подмосковную недели на две,
дом у нее был огромный, сады большие, одним словом, все удобства.
Причиною последней был пронесшийся среди прислуги
дома Хвостовых слух о том, что лакей соседнего
дома, возвращаясь со своими господами из их
подмосковной деревни, встретил Зою Никитишну по петербургскому шоссе
в почтовой коляске,
в сопровождении какого-то мужчины.
Тогда мы жили очень бедно,
в самом настоящем подвале
дома церкви Николая, что
в Грачах, нам совсем было не до дач и не до выездов за город на каникулы, и А. П., уже студенту, приходилось каждое лето проводить
в Москве и не отправляться дальше Богородского, Сокольников и других
подмосковных дачных поселков, так талантливо осмеянных им
в «Пестрых рассказах».
Последней так понравилось Баратово, что мысль ехать
в свою деревню,
в старый, покосившийся от времени
дом, с большими, мрачными комнатами, со стен которых глядели на нее не менее мрачные лица, хотя и знаменитых, но очень скучных предков, сжимала ее сердце какой-то ноющей тоской, и она со вздохом вспоминала роскошно убранные, полные света и простора комнаты баратовского
дома, великолепный парк княжеского
подмосковного имения, с его резными мостиками и прозрачными, как кристалл, каскадами, зеркальными прудами и ветлой, лентой реки, и сопоставляла эту картину с картиной их вотчины, а это сравнение невольно делало еще мрачнее и угрюмее заросший громадный сад их родового имения, с покрытым зеленью прудом и камышами рекой.
Но
в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления
дома и
подмосковной, говоря про это как про дело решенное.
В Совет платилось около 80-ти тысяч по всем имениям; около 30-ти тысяч стоило содержание
подмосковной, московского
дома и княжон; около 15 тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70-ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10-ти тысяч; остальное около 100 тысяч расходилось — он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать.
Главноуправляющий,
в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских
домов и
подмосковной, которые стоили ежегодно 80 тысяч и ничего не приносили.
— Всё вдруг подошло, — отвечал граф. — Тряпки покупать, а тут еще покупатель на
подмосковную и на
дом. Уж ежели милость ваша будет, я времячко выберу, съезжу
в Марьинское на денек, вам девчат моих прикину.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда-нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких-нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский
дом и
подмосковную, а для продажи
дома нужно было ехать
в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.