Неточные совпадения
Корпус «Интеграла» почти готов: изящный удлиненный эллипсоид
из нашего стекла — вечного, как золото, гибкого, как
сталь. Я видел: изнутри крепили к стеклянному телу поперечные ребра — шпангоуты, продольные — стрингера;
в корме ставили фундамент для гигантского ракетного двигателя. Каждые 3 секунды могучий хвост «Интеграла» будет низвергать пламя и газы
в мировое пространство — и будет нестись, нестись — огненный Тамерлан счастья…
Редакция поместилась
в бывшем магазине Лукутина, где продавались его знаменитые изделия
из папье-маше. Одновременно И.Д. Сытин выстроил
в приобретенном у Н.А. Лукутина владении четырехэтажный
корпус на дворе, где разместилась редакция и типография и где
стало печататься «Русское слово» на новых ротационных машинах. Рядом И.Д. Сытин выстроил другой
корпус, для редакции, с подъемными машинами для своих изданий.
Он некоторое время стоял и, видимо, хотел что-то сказать; быть может, он даже думал сейчас же предложить ей разделить с ним бремя власти. Но вместо того только разевал рот и тянулся
корпусом вперед. Она тоже молчала и, повернув
в сторону рдеющее лицо, потихоньку смеялась. Вдруг он взглянул вперед и увидел, что из-за угла соседнего дома высовывается голова частного пристава и с любопытством следит за его движениями. Как ужаленный, он круто повернул налево кругом и быстрыми шагами
стал удаляться назад.
— Значит, ты их не любишь, если не ловил… А я ловил, даже за это
из корпуса был исключён… И теперь
стал бы ловить, но не хочу компрометироваться
в глазах начальства. Потому что хотя любовь к певчим птицам — и благородная страсть, но ловля их — забава, недостойная солидного человека… Будучи на твоём месте, я бы ловил чижиков — непременно! Весёлая птичка… Это именно про чижа сказано: птичка божия…
— А так, с вывалом, да и полно: ездила я зимой на Петербургскую сторону, барыне одной мантиль кружевную
в кадетский
корпус возила. Такая была барынька маленькая и
из себя нежная, ну, а
станет торговаться — раскричится, настоящая примадона. Выхожу я от нее, от этой барыньки, а уж темнеет. Зимой рано, знаешь, темнеет. Спешу это, спешу, чтоб до пришпекта скорей, а из-за угла извозчик, и этакой будто вохловатый мужичок. Я, говорит, дешево свезу.
Трезвая речь моей доброй матери, каждое слово которой дышало такою возвышенною и разумною обо мне попечительностию и заботою, была силоамскою купелью,
в которой я окунулся и
стал здоров, и бодр, и чист, как будто только слетел
в этот мир
из горних миров, где не водят медведей и не говорят ни о хлебе, ни о вине, ни о палачах, ни о дамах, для счастья которых нужен рахат-лукум, или «рогатый кум», как мы его называли
в своем
корпусе.
Пребывание мое
в отделении малолетних и потом
в одном
из столичных кадетских
корпусов преисполнено для меня самых разнообразных воспоминаний, между которыми грустных, конечно, гораздо более, чем веселых, но я не
стану заносить их
в свои записки.
Едучи к ней
из корпуса, я хотя и не был намерен отвергать ее материнского авторитета, но все-таки
в сокровеннейших своих мечтах я лелеял мысль, что мы с нею встретимся и
станем жить на равной ноге, даже, пожалуй, с некоторым перевесом на мою сторону, так как я мужчина.
Под вечер мы получили
из штаба
корпуса приказ: обоим госпиталям немедленно двинуться на юг,
стать и развернуться у станции Шахе. Спешно увязывались фуры, запрягались лошади. Солнце садилось; на юге, всего за версту от нас, роями вспыхивали
в воздухе огоньки японских шрапнелей, перекатывалась ружейная трескотня. Нам предстояло идти прямо туда.
Султанову пришлось подать рапорт о болезни, и он вместе с Новицкою уехал
в Харбин. Через месяц Султанов воротился обратно
в качестве главного врача госпиталя другой дивизии нашего
корпуса. С этих пор рядом со штабом
корпуса стали ставить этот госпиталь. Что касается д-ра Васильева, то корпусный командир устроил так, что его перевели
из его
корпуса куда-то
в другой.
Вмиг палатки слетели с мест, и не прошло четверти часа, как
корпус в четырнадцать тысяч человек быстро двинулся вперед, неся
в сердцах убеждение
в несомненной победе над неприятелем: с ними был Суворов.
В полночь давали роздых, но с первым лучом зари снова слышалось
из стана Александра Васильевича громкое «ку-ка-ре-ку».
Наезжал к отцу
в Кенигсберг на короткое время и Александр Васильевич, который продолжал служить при Ферморе и лишь
в конце 1761 года получил новое назначение, уже вполне боевого характера. Несмотря на свое почти пассивное и лишь
в редких случаях чрезвычайное незначительное участие
в делах против неприятеля, Суворов-сын успел все же несколько выдвинуться
из ряда. Его знали и ценили многие,
в том числе и генерал Берг. Получив
в командование легкий
корпус, последний
стал просить Суворова к себе.