Налево овраг выходит к арестантским ротам, в него сваливают мусор со дворов, и на дне его стоит лужа густой, темно-зеленой грязи; направо,
в конце оврага, киснет илистый Звездин пруд, а центр оврага — как раз против дома; половина засыпана сором, заросла крапивой, лопухами, конским щавелем, в другой половине священник Доримедонт Покровский развел сад; в саду — беседка из тонких дранок, окрашенных зеленою краской.
Неточные совпадения
Райский обогнул весь город и из глубины
оврага поднялся опять на гору,
в противоположном
конце от своей усадьбы. С вершины холма он стал спускаться
в предместье. Весь город лежал перед ним как на ладони.
Наконец он увидел, что едет не
в ту сторону. Владимир остановился: начал думать, припоминать, соображать, и уверился, что должно было взять ему вправо. Он поехал вправо. Лошадь его чуть ступала. Уже более часа он был
в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а полю не было
конца. Все сугробы да
овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал. Время шло; Владимир начинал сильно беспокоиться.
«Кулаковкой» назывался не один дом, а ряд домов
в огромном владении Кулакова между Хитровской площадью и Свиньинским переулком. Лицевой дом, выходивший узким
концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой
овраг», а все вместе — «Свиной дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого
оврага».
Я видел, как приходили крестьянки с ведрами, оттыкали деревянный гвоздь, находившийся
в конце колоды, подставляли ведро под струю воды, которая била дугой, потому что нижний
конец колоды лежал высоко от земли, на больших каменных плитах (бока
оврага состояли все из дикого плитняка).
Государство огромное, гор
в нём,
оврагов, пустырей — конца-краю нет!
— Тут не верёвки, идолобес, тут работа! Каждый должен исполнять свою работу. Всякая работа — государева служба, она для Россеи идёт! Что такое Россея — знаешь? Ей
конца нет, Россеи:
овраги, болота, степи, пески — надо всё это устроить или нет, бесов кум? Ей всё нужно, я знаю, я её скрозь прошёл,
в ней работы на двести лет накоплено! Вот и работай, и приводи её
в порядок! Наработай, чтобы всем хватало, и шабаш. Вот она, Россея!
Вот перед ним кусок не засорённой земли узким мысом врезался
в овраг; он пошёл по этому мысу и, дойдя до острого
конца его, сел там, свесив ноги с обрыва.
Кто-то познакомил меня с Андреем Деренковым, владельцем маленькой бакалейной лавки, спрятанной
в конце бедной, узенькой улицы, над
оврагом, заваленным мусором.
Всю первую половину мая шли непрерывные дожди, а мы двигались без палаток. Бесконечная глинистая дорога подымалась на холм и спускалась
в овраг чуть ли не на каждой версте. Идти было тяжело. На ногах комья грязи, серое небо низко повисло, и беспрерывно сеет на нас мелкий дождь. И нет ему
конца, нет надежды, придя на ночлег, высушиться и отогреться: румыны не пускали нас
в жилье, да им и негде было поместить такую массу народа. Мы проходили город или деревню и становились где-нибудь на выгоне.
Место, занятое бедным становищем, было за городом, на обширном и привольном выгоне между рекою и столбовою дорогою, а
в конце примыкало к большому извилистому
оврагу, по которому бежал ручеек и рос густой кустарник; сзади начинался могучий сосновый лес, где клектали орлы.
Деревня большая, и лежит она
в глубоком
овраге, так что, когда едешь
в лунную ночь по большой дороге и взглянешь вниз,
в темный
овраг, а потом вверх на небо, то кажется, что луна висит над бездонной Пропастью и что тут
конец света.
Я уже три дня
в Чемеровке. Вот оно, это грозное Заречье!.. Через горки и
овраги бегут улицы, заросшие веселой муравкой. Сады без
конца.
В тени кленов и лозин ютятся вросшие
в землю трехоконные домики, крытые почернелым тесом. Днем на улицах тишина мертвая, солнце жжет; из раскрытых окон доносится стук токарных станков и лязг стали; под заборами босые ребята играют
в лодыжки. Изредка пробредет к реке, с простынею на плече, отставной чиновник или семинарист.
Продолжали ехать шагом… колокольчик нет-нет звякнет, да и застонет… Уж чернел мост
в овраге; на
конце его что-то шевелилось… За мостом — горка, далее мрачный лес;
в него надо было въезжать через какие-то ворота: их образовали встретившиеся с двух сторон ветви нескольких вековых сосен. Мать левою рукою прижала к себе сына, правою сотворила опять крестное знамение.
И рек ему буй-тур Всеволод:
«Один мне брат, один свет светлый ты, Игорь!
Оба мы Святославичи!
Седлай же, брат, борзых коней своих,
А мои тебе готовы,
Оседланы пред Курском.
Метки
в стрельбе мои куряне,
Под трубами повиты,
Под шеломами взлелеяны.
Концом копья вскормлены,
Пути им все ведомы,
Овраги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Тулы отворены,
Сабли отпущены,
Сами скачут, как серые волки
в поле,
Ища себе чести, а князю славы».
Во второй раз, уже
в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по
оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись
в толпы солдат.