Неточные совпадения
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом
в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по
комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
Но
в этот вечер они смотрели на него с вожделением, как смотрят любители вкусно поесть на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный профессор, который читает лекцию
в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном.
В комнате было тесно, немножко жарко,
в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже история.
Взрослые пили чай среди
комнаты, за круглым столом, под лампой с белым абажуром, придуманным Самгиным: абажур отражал свет не вниз, на стол, а
в потолок; от этого по
комнате разливался скучный
полумрак, а
в трех углах ее было темно, почти как ночью.
Она начала с того, что сейчас опустила шторы, сделала
полумрак в комнате и полусела или полулегла на кушетке, к свету спиной.
В роскошной спальне Зоси Ляховской теперь господствовал тяжелый для глаз
полумрак; окна были задрапированы тяжелыми складками зеленой материи, едва пропускавшими
в комнату слабый свет.
Темно-синие обои с букетами цветов и золотыми разводами делали
в комнате приятный для глаза
полумрак.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и длинная, как коридор. Даже летом
в ней царствует постоянный
полумрак. По обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой, на пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
И она привела Павла
в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что
в комнате царствовал
полумрак. На одном кресле Павел увидел сидящую Мари
в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх лицом на постели; глаза его как-то бессмысленно блуждали по сторонам; самое лицо было налившееся, широкое и еще более покосившееся.
В общей пассажирской
комнате дует сквозной ветер и царствует какой-то сизый
полумрак.
Густые ветви частым, темным кружевом закрывали окна, и солнце сквозь эту завесу с трудом, раздробленными лучами проникало
в маленькие
комнаты, тесно заставленные разнообразной мебелью и большими сундуками, отчего
в комнатах всегда царил строгий
полумрак.
И вот Артамонов, одетый
в чужое платье, обтянутый им, боясь пошевелиться, сконфуженно сидит, как во сне, у стола, среди тёплой
комнаты,
в сухом, приятном
полумраке; шумит никелированный самовар, чай разливает высокая, тонкая женщина,
в чалме рыжеватых волос,
в тёмном, широком платье. На её бледном лице хорошо светятся серые глаза; мягким голосом она очень просто и покорно, не жалуясь, рассказала о недавней смерти мужа, о том, что хочет продать усадьбу и, переехав
в город, открыть там прогимназию.
В залу, с окнами с двух противоположных концов, слева выходили двое дверей от двух симметрически расположенных по углам
комнат, из которых первая была кабинетом хозяина, а вторая гостиною. Между этими
комнатами с левой стороны
в ту же залу выходил альков без дверей. Днем он исполнен был приятного
полумрака, а вечером освещался разноцветным китайским фонарем, озарявшим непрерывный по трем стенам турецкий диван.
Я опер голову на руку и принялся глядеть
в пустой
полумрак моей одинокой
комнаты.
Я вошел
в комнату Пасынкова. Он не лежал, а сидел на своей постели, наклонясь всем туловищем вперед, тихо разводил руками, улыбался и говорил, все говорил голосом беззвучным и слабым, как шелест тростника. Глаза его блуждали. Печальный свет ночника, поставленного на полу и загороженного книгою, лежал недвижным пятном на потолке; лицо Пасынкова казалось еще бледнее
в полумраке.
Большая низкая лампа с непрозрачным абажуром, стоявшая на письменном столе, горела ясно, но освещала только поверхность стола да часть потолка, образуя на нем дрожащее круглое пятно света;
в остальной
комнате все было
в полумраке.
Варвара Васильевна высыпала
в жестяную кружку порошок и налила пиво. За решеткою темнела
в полумраке огромная лохматая фигура больного. Он сидел сгорбившись и
в забытьи качал головою. Служители и сиделки толпились
в первой
комнате, изредка слышался глухой вздох. Токарев, прислонясь к косяку коридорной двери, крепко стискивал зубы, потому что челюсти дрожали.
Варвара Васильевна лежала
в отдельной палате. На окне горел ночник, заставленный зеленою ширмочкою,
в комнате стоял зеленоватый
полумрак. Варвара Васильевна, бледная, с сдвинутыми бровями, лежала на спине и
в бреду что-то тихо говорила. Лицо было покрыто странными прыщами, они казались
в темноте большими и черными. У изголовья сидела Темпераментова, истомленная двумя бессонными ночами. Доктор шепотом сказал...
В полумраке комнаты пряталась странная, пристальная тишина.
Андрей Иванович,
в ожидании Александры Михайловны, угрюмо лежал на кровати. Он уж и сам теперь не надеялся на успех. Был хмурый мартовский день,
в комнате стоял
полумрак; по низкому небу непрерывно двигались мутные тени, и трудно было определить, тучи ли это или дым. Сырой, тяжелый туман, казалось, полз
в комнату сквозь запертое наглухо окно, сквозь стены, отовсюду. Он давил грудь и мешал дышать. Было тоскливо.
Сошел я вниз,
в комнату, где жил с братом Мишею. Зажег лампу. И вдруг со стены, из красноватого
полумрака, глянуло на меня исковерканное мукою лицо с поднятыми кверху молящими глазами, с каплями крови под иглами тернового венца. Хромолитография «Ecce homo!» [«Вот человек!» (лат.)] Гвидо Рени. Всегда она будила во мне одно настроение. Что бы я ни делал, чему бы ни радовался, это страдающее божественною мукою лицо смотрело вверх молящими глазами и как бы говорило...
Первые
комнаты флигеля были пусты, последняя, занятая под спальню, была погружена
в полумрак, занавеси на окне были спущены, и только свет от двух лампад, висевших перед киотом со множеством образов
в переднем углу
комнаты, давал некоторую возможность разглядеть находившиеся
в ней предметы.
В самой
комнате, куда вошли Суворов и Марья Петровна, царил
полумрак. Нагорелая сальная свеча, стоявшая на столе, невдалеке от кровати, бросала на последнюю какой-то красноватый отблеск. Глаша лежала разметавшись, и обострившиеся, как у покойницы, черты лица носили какое-то страдальческое выражение, закрытые глаза оттенялись темной полосой длинных ресниц, пересохшие губы были полуоткрыты.
В комнате царил
полумрак от наступивших ранних зимних сумерек. Был седьмой час вечера.
Только спустя некоторое, довольно долгое время, когда глаза мои освоились с
полумраком комнаты, я увидел темное, высокое неподвижное пятно у стены; если бы я не знал, что
в этом месте стена пуста, я мог бы принять это пятно за какую-то мебель или груду висящего платья.