Неточные совпадения
20) Угрюм-Бурчеев, бывый прохвост. [Искаженное наименование «профоса» — солдата
в армии XVIII века, убиравшего нечистоты и приводившего
в исполнение приговоры о телесном наказании.] Разрушил старый
город и построил другой на новом месте.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых
городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею
армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он
в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его
в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведенный
в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
‹Ему предложили вступить
в Союз
городов, он — согласился, видя этот союз как пестрое объединение представителей различных партий и беспартийных, но когда› поползли мрачные слухи о разгроме
в Восточной Пруссии
армии Самсонова, он упрекнул себя
в торопливости решения.
В город со всех сторон брели толпы голодающих, — это был авангард страшной голодной
армии.
«Милый друг мой! Понять не могу, что такое; губернатор прислал на тебя какой-то донос, копию с которого прислал мне Плавин и которую я посылаю к тебе. Об отпуске, значит, тебе и думать нечего. Добрый Абреев нарочно ездил объясняться с министром, но тот ему сказал, что он
в распоряжения губернаторов со своими подчиненными не входит. Если мужа ушлют
в Южную
армию, я не поеду с ним, а поеду
в имение и заеду
в наш
город повидаться с тобой».
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной
армии отставной господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский — он записывал, а я, между тем, дабы показать ему, что я бывал между людьми и знаю политику, начал ему рекомендоваться и просил его принять меня
в свою аттенцию и, по дружбе, сказать чисто и откровенно,
в какой
город меня привезли?
Алексей. Кто сказал — ложь? Кто сказал — ложь? Я сейчас был
в штабе. Я проверил все сведения. Я отвечаю за каждое мое слово!.. Итак, господа! Вот мы, нас двести человек. А там — Петлюра. Да что я говорю — не там, а здесь! Друзья мои, его конница на окраинах
города! У него двухсоттысячная
армия, а у нас — на месте мы, две-три пехотные дружины и три батареи. Понятно? Тут один из вас вынул револьвер по моему адресу. Он меня безумно напугал. Мальчишка!
Гетман. Без согласия со мной? (Волнуясь.) Я не согласен. Я заявляю правительству Германии протест против таких действий. У меня есть еще возможность собрать
армию в городе и защищать Киев своими средствами. Но ответственность за разрушение столицы ляжет на германское командование. И я думаю, что правительства Англии и Франции…
А
в городе я вчера слышал, когда на лекцию ездил: пароходные команды
в Феодосии бастуют, требуют власти советам;
в Севастополе портовые рабочие отказались разгружать грузы, предназначенные для добровольческой
армии, и вынесли резолюцию, что нужно не ждать прихода большевиков, а самим начать борьбу.
Француз, живший у нас около четырех лет, лицо скорее комическое, с разными слабостями и чудачествами, был обломок великой эпохи, бывший военный врач
в армии Наполеона, взятый
в плен
в 1812 году казаками около
города Орши, потом «штаб-лекарь» русской службы, к старости опустившийся до заработка домашнего преподавателя.
Мне много еще придется говорить о нем, теперь же отмечу только: главное руководство всем санитарным делом
в нашей огромной
армии принадлежало бывшему губернатору, — человеку, совершенно невежественному
в медицине и на редкость нераспорядительному; инспектором госпиталей был бывший полицмейстер, — и что удивительного, если врачебные учреждения он инспектировал так же, как, вероятно, раньше «инспектировал» улицы и трактиры
города Иркутска?
«Я через сие даю знать, — писал он командовавшему
в городе паше, — что с многочисленною
армиею всемилостивейшей моей государыни императрицы Всероссийской приблизился к Бендерам, с тем, чтобы сей
город взять непременно.
Не говоря уже о передовых позициях, но и
в городах, где помещаются главные квартиры главнокомандующего и командующего
армией, газеты получаются редко и неисправно.
Наполеон видел и невыгодное расположение союзной
армии, и намерение ее обойти его правый фланг, чтобы отрезать ему дорогу на Вену и отделить от остальных полков, расквартированных
в окрестностях этого
города; поэтому он был почти уверен
в победе и накануне битвы велел объявить по
армии следующее воззвание: «Позиции, занимаемые нашими — страшны; и
в то же время, как русские будут идти
в обход моего правого фланга, они мне подставят свой фланг.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо,
в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения
армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении
города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за
армией. Я всё вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
В движении русской
армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, т. е. число равное населению большого губернского
города. Половина людей выбыла из
армии без сражений.
— Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить
в городе. Когда у нас сумасшедшие
армиями командуют, так этим и Бог велел.
Он, больной
в лихорадке, идет
в Смоленск с 20-ю тысячами защищать
город против всей Наполеоновской
армии.