Неточные совпадения
Стало известно, что вчера убито пять
человек, и
в их числе — гимназист, племянник тюремного инспектора Топоркова, одиннадцать
человек тяжко изувечены, лежат
в больницах, Корнев — двенадцатый, при смерти, а
человек двадцать раненых спрятано по домам.
Самгин наблюдал шумную возню
людей и думал, что для них существуют школы, церкви,
больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти
люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло.
В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим
людям землю и работу.
Самгин взглянул
в неряшливую серую бороду на бледном, отечном лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти
в приемные часы.
Человек ткнул пальцем
в свою шапку и пошел к дверям
больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого
человека, вероятно, мелкое уголовное дело.
Человек явился к нему ровно
в четыре часа, заставив Самгина подумать...
В 1928 году
больница для бедных, помещающаяся на одной из лондонских окраин, огласилась дикими воплями: кричал от страшной боли только что привезенный старик, грязный, скверно одетый
человек с истощенным лицом. Он сломал ногу, оступившись на черной лестнице темного притона.
Заболеет ли кто-нибудь из
людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала на другой день
в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и ногами на неоседланной лошади,
в город, за доктором.
Бесконечное страдание и сострадание были
в лице ее, когда она, восклицая, указывала на несчастного. Он сидел
в кресле, закрыв лицо руками. И она была права: это был
человек в белой горячке и безответственный; и, может быть, еще три дня тому уже безответственный. Его
в то же утро положили
в больницу, а к вечеру у него уже было воспаление
в мозгу.
— Он тяжело болен — умирающий
человек. И его, вероятно, оставят здесь
в больнице. Так одна из политических женщин желала бы остаться при нем.
С замиранием сердца и ужасом перед мыслью о том,
в каком состоянии он нынче найдет Маслову, и той тайной, которая была для него и
в ней и
в том соединении
людей, которое было
в остроге, позвонил Нехлюдов у главного входа и у вышедшего к нему надзирателя спросил про Маслову. Надзиратель справился и сказал, что она
в больнице. Нехлюдов пошел
в больницу, Добродушный старичок, больничный сторож, тотчас же впустил его и, узнав, кого ему нужно было видеть, направил
в детское отделение.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось
в нем с новой силой, как только она упомянула о
больнице. «Он,
человек света, за которого за счастье сочла бы выдти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она не могла подождать и завела шашни с фельдшером», думал он, с ненавистью глядя на нее.
Масленникова Нехлюдову нужно было просить о двух вещах: о переводе Масловой
в больницу и о 130 бесписьменных, безвинно содержимых
в остроге. Как ни тяжело ему было просить
человека, которого он не уважал, это было единственное средство достигнуть цели, и надо было пройти через это.
— То же самое и
в больнице, говоря с вами, разумел, а только полагал, что вы и без лишних слов поймете и прямого разговора не желаете сами, как самый умный человек-с.
Знаете, Lise, мой старец сказал один раз: за
людьми сплошь надо как за детьми ходить, а за иными как за больными
в больницах…
И во всей России — от Берингова пролива до Таурогена —
людей пытают; там, где опасно пытать розгами, пытают нестерпимым жаром, жаждой, соленой пищей;
в Москве полиция ставила какого-то подсудимого босого, градусов
в десять мороза, на чугунный пол — он занемог и умер
в больнице, бывшей под начальством князя Мещерского, рассказывавшего с негодованием об этом.
В канцелярии,
в углу, кто-то лежал на стульях и стонал; я посмотрел — молодой
человек красивой наружности и чисто одетый, он харкал кровью и охал; частный лекарь советовал пораньше утром отправить его
в больницу.
Молодые
люди шли даром
в смотрители
больниц для того, чтоб приношения не были наполовину украдены служащими.
Эти слова относятся к толпе
человек в двадцать каторжных, которые, как можно судить по немногим долетевшим до меня фразам, просятся
в больницу.
В Рыковском есть школа, телеграф,
больница и метеорологическая станция имени M. H. Галкина-Враского, которою неофициально заведует привилегированный ссыльный, бывший мичман,
человек замечательно трудолюбивый и добрый; он исправляет еще также должность церковного старосты.
Доктор сидел
в вицмундире, как возвратился четыре дня тому назад из
больницы, и завивал
в руках длинную полоску бумажки.
В нумере все было
в порядке, и сам Розанов тоже казался
в совершенном порядке: во всей его фигуре не было заметно ни следа четырехдневного пьянства, и лицо его смотрело одушевленно и опрятно. Даже оно было теперь свежее и счастливее, чем обыкновенно. Это бывает у некоторых
людей, страдающих запоем,
в первые дни их болезни.
— А например, исправник двести раков съел и говорит: «не могу завтра на вскрытие ехать»; фельдшер
в больнице бабу уморил ни за што ни про што; двух рекрут на наш счет вернули; с эскадронным командиром разбранился;
в Хилкове бешеный волк
человек пятнадцать на лугу искусал, а тут немец Абрамзон с женою мимо моих окон проехал, — беда да и только.
Людмила взяла мать под руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив голову, протирал платком пенсне.
В тишине за окном устало вздыхал вечерний шум города, холод веял
в лица, шевелил волосы на головах. Людмила вздрагивала, по щеке ее текла слеза.
В коридоре
больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот.
Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
Помню тягостный кошмар
больницы:
в желтой, зыбкой пустоте слепо копошились, урчали и стонали серые и белые фигуры
в саванах, ходил на костылях длинный
человек с бровями, точно усы, тряс большой черной бородой и рычал, присвистывая...
Дед, бабушка да и все
люди всегда говорили, что
в больнице морят
людей, — я считал свою жизнь поконченной. Подошла ко мне женщина
в очках и тоже
в саване, написала что-то на черной доске
в моем изголовье, — мел сломался, крошки его посыпались на голову мне.
Весною я все-таки убежал: пошел утром
в лавочку за хлебом к чаю, а лавочник, продолжая при мне ссору с женой, ударил ее по лбу гирей; она выбежала на улицу и там упала; тотчас собрались
люди, женщину посадили
в пролетку, повезли ее
в больницу; я побежал за извозчиком, а потом, незаметно для себя, очутился на набережной Волги, с двугривенным
в руке.
То и дело видишь во время работы, как поднимают на берегу
людей и замертво тащат их
в больницу, а по ночам подъезжают к берегу телеги с трупами, которые перегружают при свете луны
в большие лодки и отвозят через Волгу зарывать
в песках на той стороне или на острове.
К тому же, если
люди открывали
больницу и терпят ее у себя, то, значит, она им нужна; предрассудки и все эти житейские гадости и мерзости нужны, так как они с течением времени перерабатываются во что-нибудь путное, как навоз
в чернозем.
В отчетном году было обмануто двенадцать тысяч
человек; все больничное дело, как и двадцать лет назад, построено на воровстве, дрязгах, сплетнях, кумовстве, на грубом шарлатанстве, и
больница по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и
в высшей степени вредное для здоровья жителей.
Он два раза ходил
в больницу к Ивану Дмитричу, чтобы поговорить с ним. Но
в оба раза Иван Дмитрич был необыкновенно возбужден и зол; он просил оставить его
в покое, так как ему давно уже надоела пустая болтовня, и говорил, что у проклятых подлых
людей он за все страдания просит только одной награды — одиночного заключения. Неужели даже
в этом ему отказывают? Когда Андрей Ефимыч прощался с ним
в оба раза и желал покойной ночи, то он огрызался и говорил...
— Нет, я могу отвечать и на некоторые другие вопросы, не очень, впрочем, трудные; но собственно"сведущим
человеком"я числюсь по вопросу о болезнях. С юных лет я был одержим всевозможными недугами, и наследственными, и благоприобретенными, а так как
в ближайшем будущем должен быть рассмотрен вопрос о преобразовании Калинкинской
больницы, то я и жду своей очереди.
— Иван! Позови извозчика —
в больницу, пятиалтынный… Яков, одевайся! Нечего притворяться-то… не чужой
человек бил, — родной отец… Меня не так ещё мяли…
Он вынес из
больницы что-то по-новому тяжёлое, мрачный образ этого
человека глубоко врезался
в память. Увеличилось ещё одним количество
людей, обиженных жизнью. Он хорошо запомнил слова сторожа и переворачивал их на все лады, стараясь понять их смысл. Они мешали ему, возмущая глубину его души, где хранил он свою веру
в справедливость бога.
Подошла ночь, когда решено было арестовать Ольгу, Якова и всех, кто был связан с ними по делу типографии. Евсей знал, что типография помещается
в саду во флигеле, — там живёт большой рыжебородый
человек Костя с женой, рябоватой и толстой, а за прислугу у них — Ольга. У Кости голова была гладко острижена, а у жены его серое лицо и блуждающие глаза; они оба показались Евсею
людьми не
в своём уме и как будто долго лежали
в больнице.
— От свинцу, от работы. Сперва завалы делаются, пишши никакой не захочется, потом
человек ослабнет, а там положили
в больницу, и умер. Вот я теперь ничего не ем, только чаем и живу, да водки когда выпью при получке…
Не
в сифилитическую
больницу я сводил бы молодого
человека, чтобы отбить у него охоту от женщин, но
в душу к себе, посмотреть на тех дьяволов, которые раздирали ее!
— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г. главного надзирателя было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством, превратилась
в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г. главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который хотел выгнать ее из
больницы, несмотря на позволение директора, и что г. Камашев, как
человек пристрастный, не может быть судьей
в этом деле».
А за
больницей, на лысом квадрате земли, обнесённом решёткой, паслись мелкие
люди в жёлтых халатах и белых колпаках, похожие на сумасшедших.
— Я пришла вам сказать, чтоб вы не спешили
в больницу. Два
человека всего приехали.
Помню, я пересек двор, шел на керосиновый фонарь у подъезда
больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал меня уже одетый и
в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный
человек, и две опытных акушерки — Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской
больницей.
Этот
человек с прокуренной бороденкой двадцать пять лет работал
в больнице.
Земская
больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый
человек лет сорока,
в поношенной чечунчовой жакетке и
в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
Оказалось, что он чуть ли не исключенный за непохвальное поведение из Троицкой духовной академии, недавно вышел из
больницы и, не зная, что начать, обратился с предложением услуг к Погодину. Михаил Петрович, обрадовавшись сходному по цене учителю, пригласил его остаться у него и помог перейти без экзаменов на словесный факультет. Не только
в тогдашней действительности, но и теперь
в воспоминании не могу достаточно надивиться на этого
человека. Не помню
в жизни более блистательного образчика схоласта.
Жду
в черных окнах появления каких-то бледных
людей. Это невыносимо. Одна штора только. Взял
в больнице марлю и завесил. Предлога придумать не мог.
Нет сомнения, что и
в больнице «на седьмой версте», как и
в других подобных учреждениях,
люди допускали злоупотребление своею силой над больными.
Неровный пол был когда-то покрыт желтой краской, а теперь остались только кой-где следы этой краски; воздух был пропитан, как
в больнице, запахом каких-то лекарств и тяжело действовал на свежего
человека.
Свезли меня добрые
люди в больницу.
— Он, стих этот, кругом читается, с начала и с конца, — всё едино! Я уж некакие слова знаю, мне их один странствующий
человек сказал пред кончиной своей
в больнице. Ходят, брат, по земле неприютные
люди и собирают, все собирают эти тайные слова! Когда соберут — это станет всем известно…
Больной рыдал. Надзиратель отвернулся, чтобы приказать сторожам поскорее убирать остатки ужина. Через полчаса
в больнице все уже спало, кроме одного
человека, лежавшего нераздетым на своей постели
в угловой комнате. Он дрожал как
в лихорадке и судорожно стискивал себе грудь, всю пропитанную, как ему казалось, неслыханно смертельным ядом.
Больница была устроена на восемьдесят
человек, но так как она одна служила на несколько окрестных губерний, то
в ней помещалось до трехсот.
Всевозможные тифы, горячки,
Воспаленья — идут чередом,
Мрут, как мухи, извозчики, прачки,
Мерзнут дети на ложе своем.
Ни
в одной петербургской
больницеНет кровати за сотню рублей.
Появился убийца
в столице,
Бич довольных и сытых
людей.
С бедняками, с сословием грубым,
Не имеет он дела! тайком
Ходит он по гостиным, по клубам
С смертоносным своим кистенем.
Никон(приосанясь). Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что
человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала,
в больнице тоже семь месяцев лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его
в воду,
в кипяток самый, сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного
человека расслабят всякие суставы
в нем какие есть.
И так как находился не
в больнице, был не доктором, а частным
человеком, то позволял себе изредка улыбаться, но говорил все так же мало.