— Довольно! Слушайте, я
бросил папу! К черту шигалевщину! К черту папу! Нужно злобу дня, а не шигалевщину, потому что шигалевщина ювелирская вещь. Это идеал, это в будущем. Шигалев ювелир и глуп, как всякий филантроп. Нужна черная работа, а Шигалев презирает черную работу. Слушайте: папа будет на Западе, а у нас, у нас будете вы!
Неточные совпадения
— Это еще хуже,
папа: сын
бросит своего ребенка в чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную дочь из своего дома, а сына простят?
—
Папа,
папа, поди сюда… мы… — пролепетал было Илюша в чрезвычайном возбуждении, но, видимо не в силах продолжать, вдруг
бросил свои обе исхудалые ручки вперед и крепко, как только мог, обнял их обоих разом, и Колю и
папу, соединив их в одно объятие и сам к ним прижавшись. Штабс-капитан вдруг весь так и затрясся от безмолвных рыданий, а у Коли задрожали губы и подбородок.
—
Папа,
папа! Неужели ты с ним…
Брось ты его,
папа! — крикнул вдруг мальчик, привстав на своей постельке и горящим взглядом смотря на отца.
—
Папа, я решительно не понимаю, как ты можешь принимать таких ужасных людей, как этот Колобов. Он заколотил в гроб жену,
бросил собственных детей, потом эта Харитина, которую он бьет… Ужасный, ужасный человек!.. У Стабровских его теперь не принимают… Это какой-то дикарь.
— Так в заброшенном саду есть? — спросил Оленин. — Я схожу, — и,
бросив быстрый взгляд сквозь зеленые ветви, он приподнял
папаху и скрылся между правильными зелеными рядами виноградника.
— Заплати ей,
папа, заплати!.. — воскликнула дочь и, вырвав у отца из рук еще двадцатипятирублевую бумажку,
бросила ее жидовке.
Папа хватает себя за волосы и убегает в кабинет. Там он некоторое время мелькает из угла в угол. Потом решительно
бросает на пол недокуренную папиросу (за что ему всегда достается от мамы) и кричит горничной...
— Да, тут станешь опытным!.. Всю эту зиму он у нас прохворал глазами; должно быть, простудился прошлым летом, когда мы ездили по Волге. Пришлось к профессорам возить его в Москву… Такой комичный мальчугашка! — Она засмеялась. — Представьте себе: едем мы по Волге на пароходе, стоим на палубе. Я говорю. «Ну, Кока, я сейчас возьму
папу за ноги и
брошу в Волгу!..» А он отвечает: «Ах, мама, пожалуйста, не делай этого! Я ужасно не люблю, когда
папу берут за ноги и
бросают в Волгу!..»
«Может быть, — мелькнуло у меня в мыслях, —
бросив уроки в институте, он должен будет бедствовать… может быть, у него больная жена… много детей, которые его любят и ценят и для которых он не злой вампир-учитель, а добрый, любимый
папа. И для этих детей, вследствие его ухода из института, наступит нужда, может быть, нищета… голод».
Детьми мы все очень стеснялись его, чувствовали себя При
папе связанно и неловко. Слишком он был ригористичен, слишком не понимал и не переваривал ребяческих шалостей и глупостей, слишком не чувствовал детской души. Когда он входил в комнату, сестренки, игравшие в куклы или в школу, смущенно замолкали.
Папа страдал от этого, удивлялся, почему они
бросили играть, просил продолжать, замороженные девочки пробовали продолжать, но ничего не выходило.
А там кончится война, — победа будет несомненно на нашей правдивой стороне, благословляемой святейшим отцом-папой, — ты можешь
бросить меч в сторону и занять важное место в польском королевстве.