Неточные совпадения
Обед стоял на столе; она подошла, понюхала хлеб и сыр и, убедившись, что запах всего съестного ей противен, велела подавать коляску и вышла. Дом уже
бросал тень чрез всю улицу, и был ясный, еще теплый на солнце вечер. И провожавшая ее с
вещами Аннушка, и Петр, клавший
вещи в коляску, и кучер, очевидно недовольный, — все были противны ей и раздражали ее своими словами и движениями.
— Я подлец… Виноват… Я преступил… Но посудите, посудите, разве можно так поступать? Я — дворянин. Без суда, без следствия,
бросить в тюрьму, отобрать все от меня:
вещи, шкатулка… там деньги, там все имущество, там все мое имущество, Афанасий Васильевич, — имущество, которое кровным потом приобрел…
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты в воду его хотел сейчас
бросить, кошелек-то, вместе со всеми
вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
— Здравствуйте, Алена Ивановна, — начал он как можно развязнее, но голос не послушался его, прервался и задрожал, — я вам…
вещь принес… да вот лучше пойдемте сюда… к свету… — И,
бросив ее, он прямо, без приглашения, прошел в комнату. Старуха побежала за ним; язык ее развязался...
Бросив пилку в несессер, она стала протирать ногти замшевой подушечкой. Самгин обратил внимание, что
вещи у нее были дорогие, изящные, костюмы — тоже. Много чемоданов. Он усмехнулся.
А сзади солдат, на краю крыши одного из домов, прыгали, размахивая руками, точно обжигаемые огнем еще невидимого пожара, маленькие фигурки людей, прыгали,
бросая вниз, на головы полиции и казаков, доски, кирпичи, какие-то дымившие пылью
вещи. Был слышен радостный крик...
Он глядит, разиня рот от удивления, на падающие
вещи, а не на те, которые остаются на руках, и оттого держит поднос косо, а
вещи продолжают падать, — и так иногда он принесет на другой конец комнаты одну рюмку или тарелку, а иногда с бранью и проклятиями
бросит сам и последнее, что осталось в руках.
К тому времени я уже два года жег зеленую лампу, а однажды, возвращаясь вечером (я не считал нужным, как сначала, безвыходно сидеть дома 7 часов), увидел человека в цилиндре, который смотрел на мое зеленое окно не то с досадой, не то с презрением. «Ив — классический дурак! — пробормотал тот человек, не замечая меня. — Он ждет обещанных чудесных
вещей… да, он хоть имеет надежды, а я… я почти разорен!» Это были вы. Вы прибавили: «Глупая шутка. Не стоило
бросать денег».
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не
бросать свои деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные
вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Спорить и пререкаться с ним, как вчера, я не захотел и встал выходить, на всякий случай
бросив ему, что я «постараюсь». Но вдруг он меня удивил невыразимо: я уже направлялся к двери, как он, внезапно, ласково обхватив мою талию рукой, начал говорить мне… самые непонятные
вещи.
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж на палубу и стояли в ожидании, что делать. Между
вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «
Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не
бросит, что эта
вещь хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Еще в тропиках, когда мелькало в уме предположение о возможности возвратиться домой через Сибирь, бывшие в Сибири спутники говорили, что в Аяне надо
бросить все
вещи и взять только самое необходимое; а здесь теперь говорят, что
бросать ничего не надобно, что можно увязать на вьючных лошадей все, что ни захочешь, даже книги.
Среди этих
вещей я узнал такие, которые я раньше
бросал по дороге.
Осматривая его
вещи, я рассортировал их на 2 части и добрую половину посоветовал выбросить. Дерсу взмолился. Он просил ничего не трогать и доказывал, что потом все может пригодиться. Я не стал настаивать и решил впредь ничего не
бросать, прежде чем не спрошу на это его согласия.
Когда мысли спокойны, занимаешься этими
вещами; когда мысли расстроены,
бросаешь их, потому что без них можно обойтись.
Принятые на себя поручения гиляки исполняют аккуратно, и не было еще случая, чтобы гиляк
бросил на полдороге почту или растратил чужую
вещь.
Вот наблюдения, сообщенные мне достоверными охотниками: 1) летающие вальдшнепы, всегда самцы (как и мною замечено было), иногда внезапно опускаются на землю, услышав голос самки, которому добычливые стрелки искусно подражают, и вальдшнепы налетают на них очень близко; 2) если стоящий на тяге охотник, увидя приближающегося вальдшнепа,
бросит вверх шапку, фуражку или свернутый комом платок, то вальдшнеп опустится на то место, где упадет брошенная
вещь; 3) там, где вальдшнепы детей не выводят, хотя с весны держатся долго и во множестве, тяги не бывает.
Тогда мы
бросили верхние поясные ремни, как
вещи совершенно ненужные, потому что они постоянно съезжали на нижнюю одежду.
Правда, множество
вещей оставались неразъясненными: рассказывали, что бедная девушка до того любила своего жениха, по некоторым — «обольстителя», что прибежала к нему на другой же день, как он ее
бросил и когда он сидел у своей любовницы; другие уверяли, напротив, что она им же была нарочно завлечена к любовнице, единственно из нигилизма, то есть для срама и оскорбления.
Когда поезд остановился. Горизонт приказал носильщикам отнести
вещи в первый класс и велел жене идти за ним следом. А сам задержался в выходных дверях, чтобы пропустить обе свои партии. Старухе, наблюдавшей за дюжиной женщин, он коротко
бросил на ходу...
Василий пришел снизу и,
бросив на окно какую-то
вещь, похожую на метлу, зевая, улегся на ларь.
Мать села у входа на виду и ждала. Когда открывалась дверь — на нее налетало облако холодного воздуха, это было приятно ей, и она глубоко вдыхала его полною грудью. Входили люди с узлами в руках — тяжело одетые, они неуклюже застревали в двери, ругались и,
бросив на пол или на лавку
вещи, стряхивали сухой иней с воротников пальто и с рукавов, отирали его с бороды, усов, крякали.
Может быть, зимой, когда сосчитаны барыши, эти последние и сознают себя добрыми буржуа, но летом они, наравне с самым последним кельнером, продают душу наезжему человеку и не имеют иного критериума для оценки
вещей и людей, кроме того, сколько то или другое событие, тот или другой"гость"
бросят им лишних пфеннигов в карман.
— Довольно! Слушайте, я
бросил папу! К черту шигалевщину! К черту папу! Нужно злобу дня, а не шигалевщину, потому что шигалевщина ювелирская
вещь. Это идеал, это в будущем. Шигалев ювелир и глуп, как всякий филантроп. Нужна черная работа, а Шигалев презирает черную работу. Слушайте: папа будет на Западе, а у нас, у нас будете вы!
— Что дорого тебе, человек? Только бог един дорог; встань же пред ним — чистый ото всего, сорви путы земные с души твоей, и увидит господь: ты — один, он — один! Так приблизишься господу, это — един путь до него! Вот в чем спасение указано — отца-мать
брось, указано, все
брось и даже око, соблазняющее тебя, — вырви! Бога ради истреби себя в
вещах и сохрани в духе, и воспылает душа твоя на веки и веки…
Она была в синем платье и шелковой коричневой шляпе с голубой лентой. На мостовой лежала пустая корзинка, которую она
бросила, чтобы приветствовать меня таким замечательным способом. С ней шла огромная собака, вид которой, должно быть, потрясал мосек; теперь эта собака смотрела на меня, как на
вещь, которую, вероятно, прикажут нести.
— Я не нахожу особенной причины радоваться, — сказал Андрей Ефимыч, которому движение Ивана Дмитрича показалось театральным и в то же время очень понравилось. — Тюрем и сумасшедших домов не будет, и правда, как вы изволили выразиться, восторжествует, но ведь сущность
вещей не изменится, законы природы останутся всё те же. Люди будут болеть, стариться и умирать так же, как и теперь. Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, все же в конце концов вас заколотят в гроб и
бросят в яму.
Панауров любил вкусно поесть, любил хорошую сервировку, музыку за обедом, спичи, поклоны лакеев, которым небрежно
бросал на чай по десяти и даже по двадцати пяти рублей; он участвовал всегда во всех подписках и лотереях, посылал знакомым именинницам букеты, покупал чашки, подстаканники, запонки, галстуки, трости, духи, мундштуки, трубки, собачек, попугаев, японские
вещи, древности, ночные сорочки у него были шелковые, кровать из черного дерева с перламутром, халат настоящий бухарский и т. п., и на все это ежедневно уходила, как сам он выражался, «прорва» денег.
Когда все отвернутся от него,
бросят, выкинут его, как негодную
вещь, какой кроткой овечкой он приползет ко мне.
И тут же, пока еще она видела (я сделал это для того, чтобы она видела), я стал брать со стола
вещи, подсвечники, чернильницу, и
бросать о-земь их, продолжая кричать...
Многие из них действительно
бросают новый свет на события; другие дают возможность точных и твердых соображений относительно таких
вещей, о которых доселе судили только по предположениям.
Бросали порванные рубахи и штаны, разные тряпки, старые сапоги, щетки, засаленные солдатские книжки; некоторые, как оказалось, донесли до Дуная в ранцах множество ненужных
вещей.
На всем решительно — и на
вещах, и на людях (кроме Лагранжа) — печать необыкновенного события, тревоги и волнения. Лагранж, не занятый в спектакле, сидит в уборной, погруженный в думу. Он в темном плаще. Он молод, красив и важен. Фонарь на его лицо
бросает таинственный свет.
Мало того — в порыве патриотического усердия г. Жеребцов наговорил о любезном отечестве немало таких
вещей, которые — совершенно незаслуженно, —
бросают на любезное отечество не совсем хорошую тень, хотя автор, рассказывая все эти
вещи, имел в виду единственно превознесение означенного любезного отечества.
— Молчи, червяк! —
бросил ему с трагическим жестом Славянов. — С кем говоришь?.. Подумай, с кем ты говоришь… Ты, считавший за честь подать калоши артисту Славянову-Райскому, когда он уходил с репетиции, ты, актер, игравший толпу и голоса за сценой! Раб! Неодушевленная
вещь!..
А я к тому времени опять прихварывать начал. Перемогался изо всех сил. Случалось — подаю на стол, вдруг как забьет меня кашель. Сначала держусь, а потом, когда не станет возможности,
брошу приборы на стол и бегом в коридор. Кашляю, кашляю, даже в глазах потемнеет. Этаких
вещей ведь в хороших ресторанах не любят. Ты, скажут, или служи, или ступай в больницу ложись. Здесь не богадельня. У нас публика чистая.
— Ну, а где это видно, чтобы человек ехал в дорогу без
вещей?.. Везете человека, везите и
вещи, это уж и без всякого уговора можно понимать… Разве можно хозяину свое добро
бросить?.. Вы, я давно вижу, хотите обмануть бедного Янкеля, так и придираетесь…
(То есть Иван Яковлевич хотел бы и того и другого, но знал, что было совершенно невозможно требовать двух
вещей разом: ибо Прасковья Осиповна очень не любила таких прихотей.) «Пусть дурак ест хлеб; мне же лучше, — подумала про себя супруга, — останется кофию лишняя порция». И
бросила один хлеб на стол.
Чего не знал наш друг опальный?
Слыхали мы в тюрьме своей
И басни хитрые Крылова,
И песни
вещие Кольцова,
Узнали мы таких людей,
Перед которыми поздней
Слепой народ восторг почует,
Вздохнет — и совесть уврачует,
Воздвигнув пышный мавзолей.
Так иногда, узнав случайно,
Кто спас его когда-то тайно,
Бедняк, взволнованный, бежит.
Приходит, смотрит — вот жилище,
Но где ж хозяин? Всё молчит!
Идет бедняга на кладбище
И на могильные плиты
Бросает поздние цветы…
В голове у него помутилось от боли, в ушах зазвенело и застучало, он попятился назад и в это время получил другой удар, но уже по виску. Пошатываясь и хватаясь за косяки, чтобы не упасть, он пробрался в комнату, где лежали его
вещи, и лег на скамью, потом, полежав немного, вынул из кармана коробку со спичками и стал жечь спичку за спичкой, без всякой надобности: зажжет, дунет и
бросит под стол — и так, пока не вышли все спички.
Недавно также сообщены были в «Могилевских ведомостях» и оттуда перепечатаны во всех газетах (см., например, «Московские ведомости», № 148, 24 июня) факты откупных осмотров, из которых оказывается, что экипаж и
вещи проезжих тыкают железными щупами, ломают,
бросают, самих проезжих оскорбляют всячески…
Заготовила было Фленушка сон-траву подложить под подушку Василью Борисычу — пусть бы приснился ему
вещий сон, пусть бы узнал он судьбу свою, увидал бы во сне свою суженую…
Бросила липкий цветок — не надо… Наяву все узнано, не во сне все угадано…
— Нам это все равно-с, сударыня. Мы камни вовсе не принимаем, — сказал он,
бросая на чашечку весов следующую
вещь, — мы оцениваем только металлы-с.
— Пущай с
вещами остается! — говорит она и
бросает сумочку Петровны в окно.
Женщины, когда любят, климатизируются и привыкают к людям быстро, как кошки. Побыла Кисочка у меня в номере часа полтора, а уж чувствовала себя в нем, как дома, и распоряжалась моим добром, как своим собственным. Она укладывала в чемодан мои
вещи, журила меня за то, что я не вешаю на гвоздь свое новое, дорогое пальто, а
бросаю его на стул, как тряпку, и проч.
И так же порывисто она подбежала к столу, вынула из ящика пакет и
бросила на стол, где лежали разные дамские
вещи.
Это я давно заметил, и это было верно. Стоило заметить только раз, а потом никаких не могло быть сомнений:
вещи любят дразнить человека и прятаться от него; чем их усерднее ищешь, тем они дальше запрятываются. Нужно
бросить их искать. Им тогда надоест прятаться, — вылезут и сядут совершенно на виду, на каком-нибудь самом неожиданном месте, где уж никак их нельзя было не заметить.
Не
бросать же мне
вещи в окна!
«
Вещь превосходная, спора нет, — думал он, — и
бросать ее жалко… Оставить же у себя невозможно… Гм!.. Вот задача! Кому бы ее подарить или пожертвовать?»
«
Вещь прекрасная, — рассуждал он, — и
бросить жалко, и держать у себя неприлично. Самое лучшее — это подарить кому-нибудь… Вот что, поднесу-ка я этот канделябр сегодня вечером комику Шашкину. Каналья любит подобные штуки, да и кстати же у него сегодня бенефис…»