Неточные совпадения
—
Вставай,
боярин! — сказал кто-то, подавая ему руку.
— Замолчи, отец! — сказал,
вставая, Максим, — не возмущай мне сердца такою речью! Кто из тех, кого погубил ты, умышлял на царя? Кто из них замутил государство? Не по винам, а по злобе своей сечешь ты боярские головы! Кабы не ты, и царь был бы милостивее. Но вы ищете измены, вы пытками вымучиваете изветы, вы, вы всей крови заводчики! Нет, отец, не гневи бога, не клевещи на
бояр, а скажи лучше, что без разбора хочешь вконец извести боярский корень!
В церкви народу не было; но когда
встала Елена и оглянулась, за нею стоял
боярин Морозов в бархатном зеленом кафтане, в парчовом терлике нараспашку.
Не снес
боярин такого бесчестия;
встал из-за стола: невместно-де Морозову быть меньше Годунова! Тогда опалился царь горшею злобою и выдал Морозова головою Борису Федоровичу. Понес
боярин ко врагу повинную голову, но обругал Годунова жестоко и назвал щенком.
— И немудрено,
боярин; где тебе помнить меня! Только
вставай! Нам некогда мешкать!
Все
встали и поклонились старику; ожидали себе и его поклона, но
боярин стоял неподвижно. Дыхание его сперлось, он дрожал всем телом. Внезапно глаза его налились кровью, лицо посинело, и он грянулся оземь.
— Жизнь наша в руке божией,
боярин. Непригоже стараться продлить ее хитростью боле, чем богу угодно. Спасибо за хлеб-соль, — прибавил Серебряный,
вставая, — спасибо за дружбу (при этих словах он невольно смутился), но я поеду. Прости, Дружина Андреич!
— Государь, — сказал он,
вставая, — коли хочешь ведать, кто напал на нас, порубил товарищей и велел избить нас плетьми, прикажи вон этому
боярину назваться по имени, по изотчеству!
—
Боярин Дружина! — сказал торжественно Иоанн,
вставая с своего места, — ты божьим судом очистился предо мною. Господь бог, чрез одоление врага твоего, показал твою правду, и я не оставлю тебя моею милостью. Не уезжай из Слободы до моего приказа. Но это, — продолжал мрачно Иоанн, — только половина дела. Еще самый суд впереди. Привести сюда Вяземского!
— Ого, да ты еще грозишь! — вскричал опричник,
вставая со скамьи, — вишь, ты какой! Я говорил, что нельзя тебе верить! Ведь ты не наш брат! Уж я бы вас всех, князей да
бояр, что наше жалованье заедаете! Да погоди, посмотрим, чья возьмет. Долой из-под кафтана кольчугу-то! Вымай саблю! Посмотрим, чья возьмет!
Что же ты сделал тогда, государь? Тогда, — продолжал Морозов, и голос его задрожал, и колокольцы затряслись на одежде, — тогда тебе показалось мало бесчестия на слуге твоем, и ты порешил опозорить его еще неслыханным, небывалым позором! Тогда, — воскликнул Морозов, отталкивая стол и
вставая с места, — тогда ты, государь,
боярина Морозова одел в шутовской кафтан и велел ему, спасшему Тулу и Москву, забавлять тебя вместе со скаредными твоими кромешниками!
Вот кончен он;
встают рядами,
Смешались шумными толпами,
И все глядят на молодых:
Невеста очи опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Но тень объемлет всю природу,
Уж близко к полночи глухой;
Бояре, задремав от меду,
С поклоном убрались домой.
Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье
Стыдливой девы красоту;
Но с тайным, грустным умиленьем
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету.
Обшитый богатыми галунами кафтан и дорогая сабля подействовали сильнее на этих невежд, чем благородный вид Юрия: они вскочили проворно с своих лавок, и тот, который сделал первый вопрос, поклонясь вежливо, сказал, что
боярин еще не
вставал, и если гостю угодно подождать, то он просит его в другую комнату.
— Посмотрим, как ты не выпьешь теперь! — прошептал наконец сквозь зубы
боярин. Он спросил позолоченный кубок и, вылив в него полбутылки мальвазии,
встал с своего места; все последовали его примеру.
— Мужи доблестные и верные сыны отечества! — сказал
боярин Туренин,
вставая с своего места.
— Хорошо, пошли за ним: пусть посмотрит Настеньку. Да скажи ему: если он ей пособит, то просил бы у меня чего хочет; но если ей сделается хуже, то, даром что он колдун, не отворожится… запорю батогами!.. Ну, ступай, — продолжал
боярин,
вставая. — Через час, а может быть, и прежде, я приду к вам и взгляну сам на больную.
— Вы это сейчас увидите,
бояре и сановники нижегородские, — сказал Минин,
вставая с своего места и поклонясь почтительно всем присутствующим.
— Верно, пошел спать, — перервал Тишкевич. — Кажется, и нам пора. Прощай,
боярин! Пусть мои товарищи веселятся у тебя хоть всю ночь, а я привык
вставать рано, так мне пора на покой.
О полуночи к сумрачному
боярину была послана первая весточка, что по лицу у боярышни расстилается алый цвет, а по груди рассыпается белый пух и из косточки в косточку нежный мозжечок идет. Плодомасов
встал, бросил вестнице на пол горсть серебряных денег и велел стеречь пленницу недреманным оком, пуще любимого глаза.
По окончании поздравлений духовник великокняжеский стал говорить молитву, затем поставил под иконами водоосвященные свечи, освятил воду и, обернув сосуд с нею сибирскими соболями, поднес ее великому князю, окропил его,
бояр и всех находившихся в палате людей. Великий князь
встал, приложился к животворящему кресту и поднятому из Успенского собора образу святого великомученика Георгия, высеченному на камне [Этот образ вывезла из Рима великая княгиня Софья Фоминишна.], а за ним стали прикладываться другие.
— Помолимся о новопреставленном
боярине Владимире, — вдруг сказал царь и
встал с кресла.
— В переживаемые нами времена ни один
боярин не может,
вставши утром, сказать наверно, что проживет до вечера, — уклончиво отвечал он. — Но не в этом дело, сделай лишь так, как я говорю тебе. Может, князь Василий и не решится отпустить вас одних и последует за вами, дай Бог, но если, паче чаяния, этого не случится, то, повторяю, бегите вдвоем и как можно скорее, а то быть неминучей беде. Исполни, княжна, эту мою последнюю просьбу…
По окончании поздравлений, духовник великокняжеский стал говорить молитву, затем поставил под иконами водоосвященные свечи, освятил воду и, обернув сосуд с нею сибирскими соболями, поднес ее великому князю, окропил его,
бояр и всех находившихся в палате людей. Великий князь
встал, проложился к животворящему кресту и поднятому из Успенского собора образу св. великомученика Георгия, высеченному на камне [Этот образ вывезла из Рима великая княгиня Софья Фоминишна.], а за ним стали прикладываться и другие.
Посидев немного, он
встал, и
бояре последовали его примеру.
Все в доме спало крепким сном; все переполошилось и
встало на ноги —
боярин, боярышня и дворчане: псари, сокольники, птичники, бражничие, повара, конюшие, истопники, огородники, сенные девушки и проч. и проч., что составляло тогда дворню
боярина.