Неточные совпадения
Уже при первом свидании
с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое время он
боролся с своею догадкою, принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем чаще повторялись свидания, тем мучительнее становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
Таким образом продолжалось все время, покуда Угрюм-Бурчеев разрушал старый город и
боролся с рекою.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего
бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Одно, чего он не мог вырвать из своего сердца, несмотря на то, что он не переставая
боролся с этим чувством, это было доходящее до отчаяния сожаление о том, что он навсегда потерял ее.
Она как будто
боролась между жалостью разбудить его и желанием говорить
с ним.
Дети
с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна,
с трудом
борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не шла, а бежала, не спуская
с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы, шли большими шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и за ними большие
с веселым говором вбежали под защиту крыши.
— Я намерен был, я хотел поговорить о сестре и о вашем положении взаимном, — сказал Степан Аркадьич, всё еще
борясь с непривычною застенчивостью.
Честолюбие была старинная мечта его детства и юности, мечта, в которой он и себе не признавался, но которая была так сильна, что и теперь эта страсть
боролась с его любовью.
Алексей Александрович помолчал и потер рукою лоб и глаза. Он увидел, что вместо того, что он хотел сделать, то есть предостеречь свою жену от ошибки в глазах света, он волновался невольно о том, что касалось ее совести, и
боролся с воображаемою им какою-то стеной.
В особенности было обидно то, что Левин не мог никак понять,
с кем он
борется, кому выгода оттого, что его дело не кончается.
Душевное расстройство Алексея Александровича всё усиливалось и дошло теперь до такой степени, что он уже перестал
бороться с ним; он вдруг почувствовал, что то, что он считал душевным расстройством, было, напротив, блаженное состояние души, давшее ему вдруг новое, никогда неиспытанное им счастье.
Он спросил ужинать и стал рассказывать ей подробности бегов; но в тоне, во взглядах его, всё более и более делавшихся холодными, она видела, что он не простил ей ее победу, что то чувство упрямства,
с которым она
боролась, опять устанавливалось в нем.
Эти требования были в противоречии, и он прямо
боролся с своими воспитателями.
Нагибая вперед голову и
борясь с ветром, который вырывал у него платки, Левин уже подбегал к Колку и уже видел что-то белеющееся за дубом, как вдруг всё вспыхнуло, загорелась вся земля, и как будто над головой треснул свод небес.
Сморщенное лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его дрожала, но он всё еще
боролся с своим волнением и только изредка взглядывал на нее. И каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые смотрели на него
с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал в них.
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал
с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно было дать понять простому мужику, что есть высшие побуждения, которые доставляют человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно было
бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее достоинство человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял
с полком в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Всё это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я
бороться не намерен
Ни
с ним покамест, ни
с тобой,
Певец финляндки молодой!
Тусклый свет обреченно
боролся с надвигающейся тьмой ночи.
Его отец некоторое время
боролся с этим, но уступил — не принципу, а желанию жены.
Гм! она должна быть такая же, как и я, — прибавил он, думая
с усилием, как будто
борясь с охватывавшим его бредом.
И долго
с бурными волнами
Боролся опытный гребец,
И скрыться вглубь меж их рядами
Всечасно
с дерзкими пловцами
Готов был челн — и наконец
Достиг он берега.
Базарову становилось хуже
с каждым часом; болезнь приняла быстрый ход, что обыкновенно случается при хирургических отравах. Он еще не потерял памяти и понимал, что ему говорили; он еще
боролся. «Не хочу бредить, — шептал он, сжимая кулаки, — что за вздор!» И тут же говорил...
— Нет,
с ними нужно беспощадно
бороться.
— Да, это… другой тон!
С этим необходимо
бороться. — И, грозя розовым кулачком
с рубином на одном пальце, он добавил: — Но прежде всего нужно, чтоб Дума не раздражала государя.
— Дави его! — поощрял он, видя, как Варавка
борется с Туробоевым. — Подножку дай!
— Я ведь — в форме вопроса, я не утверждаю. Мне кажется, что со врагом организованным, как армия,
бороться удобнее, чем, например,
с партизанскими отрядами эсеров.
— Совершенно верно: Шидловский, Шингарев, Шульгин, конечно — Милюков, Львов, Половцев и твой дядя. Это и есть бюро «Прогрессивного блока». Решили
бороться с властью и принять все меры, чтобы армия спокойно дралась.
—
Борются с правительством, а хотят выморить голодом нас, — возмущалась она, вздергивая плечи на высоту ушей. — При чем тут мы?
— Целое столетие мы
боролись против самодержавия, — нетрезвым голосом прокричал кто-то, а женщина
с неестественно длинной спиной, как бы лишенная ягодиц, громко, но неправильно цитировала...
Главным образом мне приходится теперь
бороться с простым политическим хулиганством — так все измельчало в революционном лагере.
Как будто над этим человеком наклонился враг,
с которым он не находил сил
бороться и который сейчас нанесет ему сокрушающий удар.
А Диомидов был явно ненормален. Самгина окончательно убедила в этом странная сцена: уходя от Лидии, столяр и бутафор надевал свое старенькое пальто, он уже сунул левую руку в рукав, но не мог найти правого рукава и, улыбаясь,
боролся с пальто, встряхивал его. Клим решил помочь ему.
Как мыслитель и как художник, он ткал ей разумное существование, и никогда еще в жизни не бывал он поглощен так глубоко, ни в пору ученья, ни в те тяжелые дни, когда
боролся с жизнью, выпутывался из ее изворотов и крепчал, закаливая себя в опытах мужественности, как теперь, нянчась
с этой неумолкающей, волканической работой духа своей подруги!
Они никогда не смущали себя никакими туманными умственными или нравственными вопросами: оттого всегда и цвели здоровьем и весельем, оттого там жили долго; мужчины в сорок лет походили на юношей; старики не
боролись с трудной, мучительной смертью, а, дожив до невозможности, умирали как будто украдкой, тихо застывая и незаметно испуская последний вздох. Оттого и говорят, что прежде был крепче народ.
Она была бледна в то утро, когда открыла это, не выходила целый день, волновалась,
боролась с собой, думала, что ей делать теперь, какой долг лежит на ней, — и ничего не придумала. Она только кляла себя, зачем она вначале не победила стыда и не открыла Штольцу раньше прошедшее, а теперь ей надо победить еще ужас.
Он
боролся несколько времени
с собой.
— Не бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости силы падают и перестают
бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, — скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне… Может быть, и
с тобой то же… Если это так — это не глупости.
Он вздохнул и задумался,
боролся с собой. Она прочла эту борьбу на лице.
Она ничего этого не понимала, не сознавала ясно и
боролась отчаянно
с этими вопросами, сама
с собой, и не знала, как выйти из хаоса.
Сначала долго приходилось ему
бороться с живостью ее натуры, прерывать лихорадку молодости, укладывать порывы в определенные размеры, давать плавное течение жизни, и то на время: едва он закрывал доверчиво глаза, поднималась опять тревога, жизнь била ключом, слышался новый вопрос беспокойного ума, встревоженного сердца; там надо было успокоивать раздраженное воображение, унимать или будить самолюбие. Задумывалась она над явлением — он спешил вручить ей ключ к нему.
«Она терзается! Боже! Что
с ней было?» —
с холодеющим лбом думал он и чувствовал, что у него дрожат руки и ноги. Ему вообразилось что-то очень страшное. Она все молчит и, видимо,
борется с собой.
Он говорил горячо и серьезно. Она задумалась и
боролась, по-видимому,
с собой, оборачиваясь к окну и обратно от окна к нему.
Походив полчаса, он умерил шаг, будто
боролся мысленно
с трудностями. Шаг становился все тише, медленнее. Наконец он остановился посреди комнаты как растерянный, точно наткнулся на какой-то камень и почувствовал толчок.
С другой, жгучей и разрушительной страстью он искренно и честно продолжал
бороться, чувствуя, что она не разделена Верою и, следовательно, не может разрешиться, как разрешается у двух взаимно любящих честных натур, в тихое и покойное течение, словом, в счастье, в котором, очистившись от животного бешенства, она превращается в человеческую любовь.
— Боже мой, что
с ней будет! — в страхе думал он, — а у ней нет доверия ко мне. Она не высказывается, хочет
бороться одна! кто охранит ее!..
— А если я приму? — отвечал Райский, у которого, рядом
с намерением
бороться со страстью, приютилась надежда не расставаться вполне хоть
с теми местами, где присутствует она, его бесподобная, но мучительная красота!
— Ну, ну… ну… — твердил Опенкин, кое-как барахтаясь и поднимаясь
с пола, — пойдем, пойдем. Зачем домой, дабы змея лютая язвила меня до утрия? Нет, пойдем к тебе, человече: я поведаю ти, како Иаков
боролся с Богом…
Она беспокойно задумалась и, очевидно,
боролась с собой. Ей бы и в голову никогда не пришло устранить от себя управление имением, и не хотела она этого. Она бы не знала, что делать
с собой. Она хотела только попугать Райского — и вдруг он принял это серьезно.
— Счастья! Я вас люблю! Зачем вы томите меня, зачем
боретесь со мной и
с собой и делаете две жертвы?
Помню: мы оба
боролись с ним, но он успел вырвать свою руку и выстрелить в себя.