Неточные совпадения
Для него решительно ничего не значат все господа
большой руки, живущие в Петербурге и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы такое поесть завтра и какой бы обед сочинить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; глотающие устерс, [Устерс — устриц.] морских пауков и прочих чуд, а потом отправляющиеся в Карлсбад или на
Кавказ.
Прощай, любезный друг Оболенский, мильон раз тебя целую,
больше, чем когда-нибудь. Продолжай любить меня попрежнему. Будь доволен неполным и неудовлетворительным моим письмом. Об соседях на западе нечего сказать особенного. Знаю только, что Беляевы уехали на
Кавказ. Туда же просились Крюковы, Киреев и Фролов. Фонвизину отказано. — Крепко обнимаю тебя.
Он замолчал и в этот вечер уже
больше не сказал ни слова. Но с этих пор он искал каждый раз говорить со мной, хотя сам из почтения, которое он неизвестно почему ко мне чувствовал, никогда не заговаривал первый. Зато очень был рад, когда я обращался к нему. Я расспрашивал его про
Кавказ, про его прежнюю жизнь. Братья не мешали ему со мной разговаривать, и им даже это было приятно. Они тоже, видя, что я все более и более люблю Алея, стали со мной гораздо ласковее.
Ну, мол, пожалуй, привезите: и точно недурно, даже, можно сказать, очень недурно: «Сон», «
Кавказ» и «К памятнику», но
больше всего поляков терпеть не мог.
Васса. А за что больше-то? Вот вы устройте, чтоб «Кавказ-Меркурий» и прочие до пятишницы с тысячи пудов цену подняли, тогда наши пароходики охотнее грузиться будут, ну и мы прибавим матросам. Так-то! Уж извините, — записочку эту вашу я бракую.
— Мало хорошего, — отвечал он, — скорее
больше дурного: дядя твой Петр Неофит., вызывавший тебя на службу на
Кавказ, сперва было поправился молодцом от болезни, а затем скоропостижно в Пятигорске скончался. Там он и похоронен.
— Видеть
Кавказ, — внушает Серафим, — значит видеть истинное лицо земли, на коем — не противореча — сливаются в одну улыбку и снежная чистота души ребёнка и гордая усмешка мудрости дьявольской.
Кавказ — проба сил человека: слабый дух подавляется там и трепещет в страхе пред силами земли, сильный же, насыщаясь ещё
большей крепостью, становится высок и остр, подобно горе, возносящей алмазную вершину свою во глубину небесных пустынь, а вершина эта — престол молний.
— Ну, так время еще не ушло! — воскликнул генерал. — Я ведь буду жить теперь в Петербурге. Когда ваша дочь вернется, я ее часто буду навещать в институте. Надеюсь, что и она будет бывать у нас, а в будущие каникулы, быть может, мы все вместе поедем на
Кавказ посмотреть на места, где жила Нина… Пусть ваша дочь считает, что у нее теперь двумя родственниками
больше: генералом Кашидзе, другом ее отца, и князем Джавахой, отцом ее безвременно умершей подруги…
— Ах, скорее бы тепло, — тоскливо шептала княжна, — мне так не хочется хворать… весна меня вылечит… наверное вылечит… Скорее бы на
Кавказ… там тепло… солнце… горы… Знаешь, Люда, мне иногда начинает казаться, что я не увижу
больше Кавказа.
Все то, от чего я, по преданию, поехал лечиться на
Кавказ, все приехало со мною сюда, только с той разницей, что прежде все это было на
большой лестнице, а теперь на маленькой, на грязненькой, на каждой ступеньке которой я нахожу миллионы маленьких тревог, гадостей, оскорблений; во-вторых, оттого, что я чувствую, как я с каждым днем морально падаю ниже и ниже, и главное — то, что чувствую себя неспособным к здешней службе: я не могу переносить опасности… просто, я не храбр…