Неточные совпадения
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене
большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная
труба, голова змеи — на плече женщины.
Не думайте, чтобы храм был в самом деле храм, по нашим понятиям, в архитектурном отношении что-нибудь господствующее не только над окрестностью, но и над домами, — нет, это, по-нашему, изба, побольше других, с несколько возвышенною кровлею, или какая-нибудь посеревшая от времени
большая беседка в старом заглохшем саду. Немудрено, что Кемпфер насчитал такое множество храмов: по высотам их действительно много; но их, без
трубы...
Посредине стоял бильярд, для моциона; у окон, на треножнике, поставлена
большая зрительная
труба.
Столовая гора названа так потому, что похожа на стол, но она похожа и на сундук, и на фортепиано, и на стену — на что хотите, всего меньше на гору. Бока ее кажутся гладкими, между тем в подзорную
трубу видны
большие уступы, неровности и углубления; но они исчезают в громадности глыбы. Эти три горы, и между ними особенно Столовая, недаром приобрели свою репутацию.
Я не дождался конца сделки и ушел. У крайнего угла улицы заметил я на воротах сероватого домика приклеенный
большой лист бумаги. Наверху был нарисован пером конь с хвостом в виде
трубы и нескончаемой шеей, а под копытами коня стояли следующие слова, написанные старинным почерком...
Дымовые ходы выведены наружу в
большое дуплистое дерево, заменяющее
трубу.
Я еще, как сквозь сон, помню следы пожара, остававшиеся до начала двадцатых годов,
большие обгорелые дома без рам, без крыш, обвалившиеся стены, пустыри, огороженные заборами, остатки печей и
труб на них.
С годами
труба засорилась, ее никогда не чистили, и после каждого
большого ливня вода заливала улицы, площади, нижние этажи домов по Неглинному проезду.
Но самое
большое впечатление произвело на него обозрение Пулковской обсерватории. Он купил и себе ручной телескоп, но это совсем не то. В Пулковскую
трубу на луне «как на ладони видно: горы, пропасти, овраги… Одним словом — целый мир, как наша земля. Так и ждешь, что вот — вот поедет мужик с телегой… А кажется маленькой потому, что, понимаешь, тысячи, десятки тысяч… Нет, что я говорю: миллионы миллионов миль отделяют от луны нашу землю».
— Иду как-то великим постом, ночью, мимо Рудольфова дома; ночь лунная, молосная, вдруг вижу: верхом на крыше, около
трубы, сидит черный, нагнул рогатую-то голову над
трубой и нюхает, фыркает,
большой, лохматый. Нюхает да хвостом по крыше и возит, шаркает. Я перекрестила его: «Да воскреснет бог и расточатся врази его», — говорю. Тут он взвизгнул тихонько и соскользнул кувырком с крыши-то во двор, — расточился! Должно, скоромное варили Рудольфы в этот день, он и нюхал, радуясь…
Советовал тоже, в опасении
большого прилива жаждущих, по выходе из церкви, пожарную
трубу на дворе приготовить; но Лебедев воспротивился: „Дом, говорит, на щепки разнесут, в случае пожарной-то
трубы“.
Катря и Домнушка все-таки укутали барышню в
большую шаль, ноги покрыли одеялом, а за спину насовали подушек. Но и это испытание кончилось, — Антип растворил ворота, и экипаж весело покатил на Самосадку. Мелькнула контора, потом фабрика, дальше почерневшие от дыма избушки Пеньковки, высокая зеленая
труба медного рудника, прогремел под колесами деревянный мост через Березайку, а дальше уже начинался бесконечный лес и тронутые первою зеленью лужайки. Дорога от р. Березайки пошла прямо в гору.
— Я огонь и воду прошла и медные
трубы… Ничто уже
больше ко мне не прилипнет.
Этого одного достаточно, чтобы понять, почему успех, в
большей части случаев, достается совсем не тому, кто с громом и
трубами идет точно на приступ, а тому, кто умеет ждать.
В один из длинных осенних вечеров, когда в
трубах свистел и гудел ветер, он, набегавшись по камере, сел на койку и почувствовал, что бороться
больше нельзя, что черные одолели, и он покорился им.
По сю сторону бухты, между Инкерманом и Северным укреплением, на холме телеграфа, около полудня стояли два моряка, один — офицер, смотревший в
трубу на Севастополь, и другой, вместе с казаком только что подъехавший к
большой вехе.
Все оправились и туже подтянули ремни, расправили складки, выровняли груди и опять — шагом марш — вступили в первую улицу Москвы под мужественное ликование ярко-медных
труб, веселых флейт, меланхолических кларнетов, задумчивых тягучих гобоев, лукавых женственных валторн, задорных маленьких барабанов и глухой могучий темп
больших турецких барабанов, оживленных веселыми медными тарелками.
Исполинские дома в шесть и семь этажей ютились внизу, под мостом, по берегу; фабричные
трубы не могли достать до моста своим дымом. Он повис над водой, с берега на берег, и огромные пароходы пробегали под ним, как ничтожные лодочки, потому что это самый
большой мост во всем божьем свете… Это было направо, а налево уже совсем близко высилась фигура женщины, — и во лбу ее, еще споря с последними лучами угасавшей в небе зари, загоралась золотая диадема, и венок огоньков светился в высоко поднятой руке…
— Я ему мальчишкам знал-та… теперь такой
большой татарин — вот плачит! Он моя коленкам диржал,
трубам играл, барабанам бил — бульша двасать лет прошёл! Абзей моя, Рахметулла говорил: ты русска, крепка сердца твоя — татарска сердца, кругла голова татарска голова — верна! Один бог!
Почти напротив их гостиницы возвышалась остроконечная башня св. Георгия; направо, высоко в воздухе, сверкал золотой шар Доганы — и, разубранная, как невеста, стояла красивейшая из церквей — Redentore Палладия; налево чернели мачты и реи кораблей,
трубы пароходов; кое-где висел, как
большое крыло, наполовину подобранный парус, и вымпела едва шевелились.
Волна прошла, ушла, и
больше другой такой волны не было. Когда солнце стало садиться, увидели остров, который ни на каких картах не значился; по пути «Фосса» не мог быть на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные
трубы, капитан увидел, что на нем не заметно ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
Проктор принес
трубу, но не рассмотрел ничего, кроме построек на мысе, и высказал предположение, не есть ли это отсвет
большого пожара.
Если начальник губернии в хороших отношениях с полковым командиром, то в эти дни являются
трубы или
большой барабан с товарищами, смотря по тому, какое войско стоит в губернии; и увертюра из «Лодоиски» и «Калифа Багдадского» вместе с французскими кадрилями, напоминающими незапамятные времена греческого освобождения и «Московского телеграфа», увеселяют слух купчих, одетых по-летнему — в атлас и бархат, и тех провинциальных барынь, за которыми никто не ухаживает, каких, впрочем, моложе сорока лет почти не бывает.
За нею столь же медленно, тесной кучей — точно одно тело — плывут музыканты, — медные
трубы жутко вытянуты вперед, просительно подняты к темному небу и рычат, вздыхают; гнусаво, точно невыспавшиеся монахи, поют кларнеты, и, словно старый злой патер, гудит фагот; мстительно жалуется корнет-а-пистон, ему безнадежно вторят валторны, печально молится баритон, и, охая, глухо гудит
большой барабан, отбивая такт угрюмого марша, а вместе с дробной, сухой трелью маленького сливается шорох сотен ног по камням.
Человек этот был высок и наг, глаза у него были огромные, как у Нерукотворного Спаса, и голос — как
большая медная
труба, на которой играют солдаты в лагерях.
— И еще как ходят, брат!.. У меня есть
большой приятель — трубочист Яша. Он постоянно в гости ко мне приходит… И веселый такой трубочист, — все песни поет. Чистит
трубы, а сам напевает. Да еще присядет на самый конек отдохнуть, достанет хлебца и закусывает, а я крошки подбираю. Душа в душу живем. Я ведь тоже люблю повеселиться.
За короткое время, не
больше как за месяц, шайка Жегулева совершила ряд удачных грабежей и нападений: была ограблена почта, убит ямщик и два стражника; потом троицкое волостное правление, причем сами уже мужики, не участвовавшие в шайке, насмерть забили старшину и подожгли правление, хотя поджог грозил явной опасностью самому селу; да так и вышло: полсела под пеньки да под
трубы подчистил огонь.
Тогда в верхней квартире загремели страшные
трубы и полетели вопли валькирий, — радиоприемник у директора суконного треста принял вагнеровский концерт в
Большом театре.
Вот оркестр поравнялся с окном, и вся камера полна веселых, ритмичных, дружно-разноголосых звуков. Одна
труба,
большая, медная, резко фальшивит, то запаздывает, то смешно забегает вперед — Муся видит солдатика с этой
трубой, его старательную физиономию, и смеется.
Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка серых коней, с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску,
большой белый козел, казак верхом, барабан и медная
труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, — обозначали владения мужского пола.
Одна старуха вела мальчика в
большой шапке и в
больших сапогах; мальчик изнемог от жары и тяжелых сапог, которые не давали его ногам сгибаться в коленях, но всё же изо всей силы, не переставая, дул в игрушечную
трубу; уже спустились вниз и повернули в улицу, а
трубу всё еще было слышно.
Семен Иванов служил сторожем на железной дороге. От его будки до одной станции было двенадцать, до другой — десять верст. Верстах в четырех в прошлом году открыли
большую прядильню; из-за лесу ее высокая
труба чернела, а ближе, кроме соседних будок, и жилья не было.
В огороде, около бани, под старой высокой сосной, на столе, врытом в землю, буянил
большой самовар, из-под крышки, свистя, вырывались кудрявые струйки пара, из
трубы лениво поднимался зеленоватый едкий дым.
Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выровнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде
трубы и
большими выразительными глазами.
А еще дальше, как будто посередине между берегом и горизонтом, плавно, без малейшего звука и сотрясения, двигалась черная, могучая громадина
большого парохода с наклоненными назад
трубами.
Становиха сняла со стены
большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был
большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю. В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький домик с покривившеюся
трубой.
Положительно можно сказать, что в каждой из них вам кинется в глаза
большой дом, изукрашенный разными разностями: узорными размалеванными карнизами, узорными подоконниками, какими-то маленькими балкончиками, бог весть для чего устроенными, потому что на них ниоткуда нет выхода, разрисованными ставнями и воротами, на которых иногда попадаются довольно странные предметы, именно: летящая слава с
трубой; счастье, вертящееся на колесе, с завязанными глазами; амур какого-то особенного темного цвета, и проч.
Жизнь человеческую можно представить так: движение по коридору или
трубе, сначала свободное, легкое, потом, при всё
большем и
большем саморасширении, всё более и более стесненное, трудное. Во время движения человек всё ближе и ближе видит перед собой полный простор и видит, как идущие перед ним скрываются, исчезая в этом просторе.
Чугунная печка с вращающимся флюгером на
трубе давала тепла
больше, чем нужно.
Тогда в моде была «Семирамида» Россини, где часто действуют
трубы и тромбоны. Соллогуб, прощаясь с своим хозяином,
большим обжорой (тот и умер, объевшись мороженого), пожелал, чтобы ему «семирамидалось легко». И весь Нижний стал распевать его куплеты, где описывается такой «казус»: как он внезапно влюбился в невесту, зайдя случайно в церковь на светскую свадьбу. Дядя выучил меня этим куплетам, и мы распевали юмористические вирши автора «Тарантаса», где была такая строфа...
Речь его течет гладко, ровно, как вода из водосточной
трубы, и обильно; жалких слов в его ораторском словаре гораздо
больше, чем в любом трактире тараканов.
Под конец обеда, бывало, станут заздравную пить. Пили ее в столовой шампанским, в галерее — вишневым медом… Начнут князя с ангелом поздравлять, «ура» ему закричат, певчие «многие лета» запоют, музыка грянет,
трубы затрубят, на угоре из пушек палить зачнут, шуты вкруг князя кувыркаются, карлики пищат, немые мычат по-своему,
большие господа за столом пойдут на счастье имениннику посуду бить, а медведь ревет, на задние лапы поднявшись.
Опять сидел у дороги усталый солдат с
большою, блестящею
трубою через плечо.
В харчевнях печи
большею частью устраивают без
труб, а дым выходил из окна.
Не только жители Замоскворечья, но почти вся Москва перебывала на пожаре Бомелиева жилища, окончившемся лишь позднею ночью, когда от
большой просторной избы осталась одна груда дымящихся головней и торчащая посредине обуглившаяся печка с длинною
трубою.
Но «певичка Антуанетта» была смела и предприимчива, a Хватова нашла денег
больше, чем у все-таки несколько сдерживавшихся старичков, а устроить временную прочность связи и подчинить себе всегда полупьяного любовника для нее, как и для каждой француженки, прошедшей огонь и воду и медные
трубы еще в родной Франции, было делом нетрудным.
К вечеру на том месте, где стоял дом Белоярцевых, торчали одни остовы печей с
трубами и лежал пласт угольев с кое-где еще дымившимися
большими головнями.
Неподалеку от Гельмета, за изгибом ручья Тарваста, в уклоне берега его, лицом к полдню, врыта была закопченная хижина. Будто крот из норы своей, выглядывала она из-под дерна, служившего ей крышею. Ветки дерев, вкравшись корнями в ее щели, уконопатили ее со всех сторон.
Трубы в ней не было; выходом же дыму служили дверь и узкое окно.
Большой камень лежал у хижины вместо скамейки. Вблизи ее сочился родник и спалзывал между камешков в ручей Тарваст.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова, с его белою с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в
трубу вперед по
большой дороге.
Казак, правда, еще
больше струсил от этого нового неистовства, но чтобы не упустить жену, которая, очевидно, была ведьма и имела прямое намерение лететь в
трубу, он изловил ее и, сильно обхватив ее руками, бросил на кровать к стенке и тотчас же сам прилег с краю.