Неточные совпадения
Борис. Сохрани меня
Бог! Пусть лучше я сам
погибну!
—
Богам богиня — вонми, послушай — пора! Гибнет род человеческий. И —
погибнет! Ты же еси… Утешь — в тебе спасенье! Сойди…
И еще скажу: благообразия не имеют, даже не хотят сего; все
погибли, и только каждый хвалит свою погибель, а обратиться к единой истине не помыслит; а жить без
Бога — одна лишь мука.
—
Бог знает, где лучше! — отвечал он. — Последний раз во время урагана потонуло до восьмидесяти судов в море, а на берегу опрокинуло целый дом и задавило пять человек; в гонконгской гавани
погибло без счета лодок и с ними до ста человек.
Да сохранит нас
Бог от такой самобытности — мы от нее
погибнем!
Сунцай назвал дикушек по-своему и сказал, что
бог Эндури [Божество, сотворившее мир.] нарочно создал непугливую птицу и велел ей жить в самых пустынных местах, для того чтобы случайно заблудившийся охотник не
погиб с голоду.
—
Бога вы не боитесь: божия тварь
погибает, а вы сдуру радуетесь», — и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою.
Я не сомневаюсь в существовании
Бога, но у меня бывают мгновения, когда приходит в голову кошмарная мысль, что они, ортодоксы, мыслящие отношения между
Богом и человеком социоморфически, как отношения между господином и рабом, правы, и тогда все
погибло,
погиб и я.
Проходит в бегах неделя-другая, редко месяц, и он, изнуренный голодом, поносами и лихорадкой, искусанный мошкой, с избитыми, опухшими ногами, мокрый, грязный, оборванный,
погибает где-нибудь в тайге или же через силу плетется назад и просит у
бога, как величайшего счастья, встречи с солдатом или гиляком, который доставил бы его в тюрьму.
—
Бог с вами, — успокаивал ее Павел, — мало ли обманутых девушек… не все же они
погибают…
У одного старца ты утопил блюдо, у другого удавил сына и разрушил потом пустое здание?..» Тогда ему ангел отвечал: «Мне повелел это
бог: блюдо было единая вещь у старца, неправильно им стяжанная; сын же другого, если бы жив остался, то великому бы злу хотел быть виновен; а в здании пустом хранился клад, который я разорил, да никто, ища злата, не
погибнет здесь».
«Я замедлил Вам ответом, ибо Екатерина Филипповна весь сегодняшний день была столь ослабшею после вчерашнего, довольно многолюдного, у нас собрания, что вечером токмо в силах была продиктовать желаемые Вами ответы. Ответ о Лябьевых: благодарите за них
бога; путь их хоть умален, но они не
погибнут и в конце жизни своей возрадуются, что великим несчастием господь смирил их. Ответ о высокочтимой Сусанне Николаевне: блюдите о ней, мните о ней каждоминутно и раскройте к ней всю Вашу душевную нежность».
— Голубушка, Татьяна Власьевна… Мой грех — мой ответ. Я отвечу за тебя и перед мужем, и перед людьми, и перед
Богом, только не дай
погибнуть христианской душе… Прогонишь меня — один мне конец. Пересушила ты меня, злая моя разлучница… Прости меня, Татьяна Власьевна, да прикажи мне уйти, а своей воли у меня нет. Что скажешь мне, то и буду делать.
Решено:
Она умрет — я прежней твердой воле
Не изменю! Ей, видно, суждено
Во цвете лет
погибнуть, быть любимой
Таким, как я, злодеем, и любить
Другого… это ясно!.. как же можно жить
Ей после этого!.. ты,
бог незримый,
Но
бог всевидящий — возьми ее, возьми;
Как свой залог тебе ее вручаю —
Прости ее, благослови —
Но я не
бог, и не прощаю!..
— Теперь, когда он честно
погиб, сражаясь за родину, я могу сказать, что он возбуждал у меня страх: легкомысленный, он слишком любил веселую, жизнь, и было боязно, что ради этого он изменит городу, как это сделал сын Марианны, враг
бога и людей, предводитель наших врагов, будь он проклят, и будь проклято чрево, носившее его!..
— «
Бог видит всё! — сказал он. — Ему известно, что вот люди, созданные для земли,
погибают в море и что один из них, не надеясь на спасение, должен передать сыну то, что он знает. Работа нужна земле и людям —
бог понимает это…»
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях
погибая...
Шмага. И не только отказался, но оскорбил меня словесно и чуть-чуть не нанес оскорбления действием; немножко
бог помиловал. Кончено! Гришка
погиб для нашего общества!
Прими с улыбкою, мой друг,
Свободной музы приношенье:
Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
И вдохновенный свой досуг.
Когда я
погибал, безвинный, безотрадный,
И шепот клеветы внимал со всех сторон,
Когда кинжал измены хладный,
Когда любви тяжелый сон
Меня терзали и мертвили,
Я близ тебя еще спокойство находил;
Я сердцем отдыхал — друг друга мы любили:
И бури надо мной свирепость утомили,
Я в мирной пристани
богов благословил.
Надежда Федоровна лежала в своей постели, вытянувшись, окутанная с головою в плед; она не двигалась и напоминала, особенно головою, египетскую мумию. Глядя на нее молча, Лаевский мысленно попросил у нее прощения и подумал, что если небо не пусто и в самом деле там есть
бог, то он сохранит ее; если же
бога нет, то пусть она
погибнет, жить ей незачем.
— Послушай… если мы пойдем далее, то, не зная окрестностей, забредем
бог знает куда, и попадемся в руки казаков: тогда я неизбежно
погиб — разве ты хочешь моей смерти!..
— Не говори мне про
бога!.. он меня не знает; он не захочет у меня вырвать обреченную жертву — ему всё равно… и не думаешь ли ты смягчить его слезами и просьбами?.. Ха, ха, ха!.. Ольга, Ольга — прощай — я иду от тебя… но помни последние слова мои: они стоят всех пророчеств… я говорю тебе: он
погибнет, ты к мертвому праху прилепила сердце твое… его имя вычеркнуто уже этой рукою из списка живущих… да! — продолжал он после минутного молчания, и если хочешь, я в доказательство принесу тебе его голову…
— Мы
погибли! — молвил Юрий, сложив руки и подняв глаза к небу. — Один
бог может сохранить нас!.. молитесь ему, если можете…
Любил я! Горе, горе!
В нее поверив, я поверил в
бога,
Но поздно! Все
погибло с нею — все, —
И злее прежних эта злая шутка!
Пограбление их мне все назад возвращено, а здоровье мое опять слава
богу; врагам же сим, слышно, оскудело оружие вконец, и самая память о них вскоре
погибнет с шумом.
— Да и нет его —
бога для бедных — нет! Когда мы за Зелёный Клин, на Амур-реку, собирались — как молебны служили, и просили, и плакали о помощи, — помог он нам? Маялись там три года, и которые не
погибли от лихорадки, воротились нищие. И батька мой помер, а матери по дороге туда колесом ногу сломало, браты оба в Сибири потерялись…
И снова началось воровство. Каких только хитростей не придумывал я! Бывало, прежде-то по ночам я,
богу молясь, себя не чувствовал, а теперь лежу и думаю, как бы лишний рубль в карман загнать, весь в это ушёл, и хоть знаю — многие в ту пору плакали от меня, у многих я кусок из горла вырвал, и малые дети, может быть, голодом
погибли от жадности моей, — противно и пакостно мне знать это теперь, а и смешно, — уж очень я глуп и жаден был!
— Вот, вывел
бог Лота из Содома и Ноя спас, а тысячи
погибли от огня и воды. Однако сказано — не убий? Иногда мне мерещится — оттого и
погибли тысячи людей, что были между ними праведники. Видел
бог, что и при столь строгих законах его удаётся некоторым праведная жизнь. А если бы ни одного праведника не было в Содоме — видел бы господь, что, значит, никому невозможно соблюдать законы его, и, может, смягчил бы законы, не губя множество людей. Говорится про него: многомилостив, — а где же это видно?
—
Бога не вижу и людей не люблю! — говорит. — Какие это люди, если друг другу помочь не могут? Люди! Против сильного — овцы, против слабого — волки! Но и волки стаями живут, а люди — все врозь и друг другу враги! Ой, много я видела и вижу,
погибнуть бы всем! Родят деток, а растить не могут — хорошо это? Я вот — била своих, когда они хлеба просили, била!
Такая горничная, сидя за работой в задней комнате порядочного дома, подобна крокодилу на дне светлого американского колодца… такая горничная, как сальное пятно, проглядывающее сквозь свежие узоры перекрашенного платья — приводит ум в печальное сомнение насчет домашнего образа жизни господ… о, любезные друзья, не дай
бог вам влюбиться в девушку, у которой такая горничная, если вы разделяете мои мнения, — то очарование ваше
погибло навеки.
Говоря о примирении искусства с религией, он всеми словами и действиями своими доказывает, что художник
погиб в нем; дай
бог, чтобы это было только на время…
Как мы мешкаем! — о! сердце
Мое трепещет, хочет увидать
Огонь, где этот еретик
погибнет!
Во имя
бога! дети! ну, ступайте!
Не только воинскою славою обязаны вы государям русским: если глаза мои, обращаясь на все концы вашего града, видят повсюду златые кресты великолепных храмов святой веры, если шум Волхова напоминает вам тот великий день, в который знаки идолослужения
погибли с шумом в быстрых волнах его, то вспомните, что Владимир соорудил здесь первый храм истинному
богу, Владимир низверг Перуна в пучину Волхова!..
Женя думала, что я, как художник, знаю очень многое и могу верно угадывать то, чего не знаю. Ей хотелось, чтобы я ввел ее в область вечного и прекрасного, в этот высший свет, в котором, по ее мнению, я был своим человеком, и она говорила со мной о
Боге, о вечной жизни, о чудесном. И я, не допускавший, что я и мое воображение после смерти
погибнем навеки, отвечал: «Да, люди бессмертны», «Да, нас ожидает вечная жизнь». А она слушала, верила и не требовала доказательств.
— На миру душу спасти, — проговорил он задумчиво, — и нет того лучше… Да трудно. Осилит, осилит мир-от тебя. Не те времена ноне… Ноне вместе жить, так отец с сыном, обнявши,
погибнет, и мать с дочерью… А душу не соблюсти. Ох, и тут трудно, и одному-те… ах, не легко! Лукавый путает, искушает… ироды смущают… Хладом, гладом морят. «Отрекись от
бога, от великого государя»… Скорбит душа-те, — ох, скорбит тяжко!.. Плоть немощная прискорбна до смерти.
Она
погибла в цвете лет
Средь тайных мук, иль без тревог,
Когда и как, то знает
бог.
А нет, так наберись у добрых людей, да проси
Бога, чтоб дал, а то, как червь,
погибнешь!
Было несколько степеней этого искусства, — я помню три: «1) спокойствие, 2) возвышенное созерцание и 3) блаженство непосредственного собеседования с
Богом». Слава художника отвечала высокому совершенству его работы, то есть была огромна, но, к сожалению, художник
погиб жертвою грубой толпы, не уважавшей свободы художественного творчества. Он был убит камнями за то, что усвоил «выражение блаженного собеседования с
богом» лицу одного умершего фальшивого банкира, который обобрал весь город.
Иван Иванович. Попробуем. Диана божественная! (Целует ее руку.) Помните, матушка, прошлый год? Ха-ха! Люблю таких особ, побей меня
бог! Не люблю малодушия! Вот она где самая-то и есть эмансипация женская! Ее в плечико нюхаешь, а от нее порохом, Ганнибалами да Гамилькарами пахнет! Воевода, совсем воевода! Дай ей эполеты, и
погиб мир! Поедем! И Сашку с собой возьмем! Всех возьмем! Покажем им, что значит кровь военная, Диана божественная, ваше превосходительство, Александра Македонская!
Плачется Мать-Сыра Земля: «О ветре-ветрило!.. Зачем дышишь на меня постылою стужей?.. Око Ярилино — красное солнышко!.. Зачем греешь и светишь ты не по-прежнему?.. Разлюбил меня Ярило-бог — лишиться мне красоты своей,
погибать моим детушкам, и опять мне во мраке и стуже лежать!.. И зачем узнавала я свет, зачем узнавала жизнь и любовь?.. Зачем спознавалась с лучами ясными, с поцелуями
бога Ярилы горячими?..»
Египтяне — люди, а не
бог, кони их — плоть, а не дух! Прострет господь руку свою, и споткнется защитник, и падет защищаемый, и все
погибнут,
погибнут,
погибнут… (Уходит.)
Говорят: спасать душу. Спасать можно только то, что может
погибнуть. Душа не может
погибнуть, потому что она одна только существует. Не спасать надо душу, а очищать ее от того, что затемняет, оскверняет ее, просвещать ее для того, чтобы
бог всё больше и больше проходил через нее.
«Так возлюбил
Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не
погиб, но имел жизнь вечную.
— Не то тебя смущает, — строго и учительно сказала Марья Ивановна. — Не подозренье в обмане расстроило тебя. Враг
Бога и людей воздвигает в твоей душе бурю сомнений… Его дело!.. Берегись, чтоб совсем он не опутал тебя… Борись, не покоряйся. Будешь поддаваться сомненьям, сама не заметишь, как навеки
погибнешь. Скоро приедет сюда Егор Сергеич. Подробней и прямее, чем братец Николаюшка, станет он говорить о Божьих людях Араратской горы. Будешь тогда на соборе?
Было все равно, почитать
богов или нет, — люди видели, что
погибают все без различия.
Вынесем, быстрый Пелид, тебя еще ныне живого.
Но приближается день твой последний! Не мы, повелитель,
Будем виною, но
бог великий и рок самовластный.
Хоть бы бежать наравне мы с дыханием стали Зефира,
Ветра, быстрейшего всех, — но и сам ты, назначено роком,
Должен от мощного
бога и смертного мужа
погибнуть.
Небесный огонь
бога опалил женщину, и она
погибла.
— О, умоляю вас, — шептала ему Лара. —
Бога ради, не киньте меня вы… Выведите меня из моего ужасного, страшного положения, или иначе… я
погибла!
— Понимаете: эти глупцы думают, что все их несчастья от меня. Не правда ли, как это глупо, м-р Вандергуд? А теперь им стало еще хуже, и они пишут: возвращайтесь,
Бога ради, мы
погибаем! Прочтите письма, маркиз.